Солнце, луна и хлебное поле - Темур Баблуани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы пошли на кухню и присели у стола. Она завела разговор о Хаиме:
– Теперь жалею, что проклинала его. Оказывается, он с тем подонком договорился о деньгах, но мы же это только на другой день узнали, – в огорчении покачала она головой. – Хорошо было бы, знай мы это раньше.
Почему это было бы хорошо, она не сказала, да и я тогда не обратил на это внимания. Она беспокоилась о Сурене:
– В первой травматологической лежит, врачи говорят, как только нога заживет, отведите к психиатрам, полечите его. Манушак целыми днями за ним ухаживает, домой поздно возвращается.
В это время я из окна увидел, как во двор вошел майор Тембрикашвили, с ним были другие менты. Ясно было, что они пришли за мной, я даже не удивился, знал, что в нашем квартале полно стукачей. И трех часов не прошло, как я появился, а они меня уже нашли. У Тембрикашвили сияло лицо, будто он рад был меня арестовать.
Вечером меня привели в маленькую узкую комнату и посадили на стул перед следователем. Следователь, молодой человек, оглядел меня с ног до головы и решил, что перед ним олух.
– На твоем месте и я бы так поступил.
– Как? – спросил я.
– Как, да так – глотку бы перерезал этой суке.
– Почему?
– Как это – почему? Если ты любишь женщину, а за соблюдение ее чести какой-то сукин сын требует триста рублей, то как же можно иначе поступить уважающему себя мужчине. Не скрою, твое поведение вызывает у меня чувство уважения.
Он с таким выражением сказал это, что я чуть было не поверил.
– Меня не было здесь, этим утром приехал, – сказал я, достал железнодорожный билет и положил перед ним. Он глянул и задумался.
– Кто дал тебе денег на поездку?
Я рассказал, как нашел дамский кошелек на Дезертирском базаре, в котором было двести рублей.
– Мне всегда хотелось побывать в России, вот и подался.
– Кошелек нашел или украл? – усмехнулся он.
– Как вы могли такое подумать, нашел, конечно.
Я рассказал, где побывал и что видел. Он угостил меня сигаретой и рассказал анекдот. Я был так удивлен, что даже не смог засмеяться. Он глянул на меня и сам рассмеялся.
– А если б ты был здесь, что бы предпринял?
– Собрал бы денег. В самом деле, не убивать же человека из-за трехсот рублей.
Он уставился на меня, затем постучал пальцем по билету:
– Откуда он у тебя?
– Как это – откуда? В Сочи купил.
Он с недоверием покачал головой:
– А ну-ка, припомни хорошенько, не здесь ли ты нашел его на перроне?
– Видите, какой я загорелый от солнца?
– Ну, солнце-то везде есть.
Затем он взял ручку и листок бумаги и положил передо мной:
– Запиши все, что рассказал, – велел он и добавил, подумав: – Про даты не забудь.
На другой день меня сфотографировали и вернули в камеру. Из пяти человек в камере трое были из нашего квартала. Они рассказали про Хаима, держали его здесь всего два дня, а потом перевели в центральный городской изолятор. Так что я с ним не встретился.
Всю неделю никто про меня не вспоминал, я лежал на нарах, отполированных моими предшественниками, и покоя себе не находил. В конце концов меня вывели и поставили в комнате следователя перед проводницами поездов. Я узнал всех, но они сначала будто осторожничали. Одна сказала:
– Да разве упомнишь всех, у нас тысячами пассажиры проходят в поезде.
Они напряженно меня рассматривали.
– А помните того старика, что орал «Изыди, сатана», которому я оставил свой билет? – напомнил я проводнице московского поезда.
Она слегка сощурилась и провела рукой по лбу:
– Да, этот парень действительно ехал в моем вагоне две недели назад и сошел в Сочи.
– Вы уверены? – следователь не торопился верить сказанному.
В ту ночь, когда мне в поезде приснился Трокадэро, Рафику перерезали горло, и показания именно этой проводницы были решающими.
– Помните, вы сказали, что с пустой сумкой никто не возвращается? – напомнил я ей опять.
– Да, точно, так и было. На тебе и тогда эта сорочка была.
Затем настала очередь проводницы бакинского поезда: «Да, этот парень ехал на поезде до Ленинграда, все время сидел в купе, не выходил, у него горло болело». Проводница сочинского поезда сказала: «Лицо знакомое, но где я его видела или когда – не припомню».
Когда все закончилось, следователь мне сказал:
– Три дня назад был в Сочи и показал твою фотографию той женщине, у которой ты ночевал в палатке, так что поздравляю – все в порядке.
– Если вы там были, зачем же понадобились эти проводницы?
– Нужно было установить, откуда ты попал туда, из Тбилиси или из Москвы.
На следующее утро дежурный капитан вывел меня из камеры и сказал: «Свободен». Радостный, я выбежал на улицу. Только тот поймет, что творилось у меня в душе, кто испытал подобное.
Миновав цветочный магазин, я увидел автобус, четвертый номер, который полз по подъему. Водитель знал меня и остановился. Через некоторое время вода в моторе закипела из-за перегрева, и мы остановились возле школы. Водитель открыл двери, вышел и поднял капот. «Как раз зайду в школу, заберу аттестат», – решил я и тоже сошел с автобуса.
– Только твой и остался, – сказала секретарша в канцелярии, – все уже забрали.
Она открыла сейф, достала аттестат и протянула мне. «Здорово!» – с удовлетворением подумал я и положил аттестат в задний карман брюк.
11
Тетя Сусанна вешала во дворе белье. Она не очень-то и удивилась, увидев меня:
– Знала, что выпустят, напрасно мучили.
Манушак дома не было.
– В больнице она, за Суреном ухаживает. Что поделаешь, так наши дела сейчас обстоят.
Я спросил о Гарике.
– У него руки дрожать стали. Если не пройдет, грош ему цена, будет валяться как бревно, новую бомбу ему точно не придумать. Оттуда
