Одолжи мне жениха - Дарья Волкова

Когда Ярослав вернулся – очень быстро! – на кухню и сунул мне под нос свои чистые лапищи, я кивнула и указала рукой на стол. А там всё было красиво. Полная тарелка темно-малинового варева, сверху белоснежный плюх сметаны и островок зелени.

– Так, погоди жрать! – Я успела отобрать у Огарёва ложку.

– Это мой борщ! – почти застонал он.

– Это не твой борщ, это наш контент!

Я думала, он меня убьёт. Но сдержался. Пока я пересылала ему фото и заодно полистала ленту, он успел опустошить тарелку и теперь неотрывно смотрел на меня. Очень выразительно.

Пришлось налить вторую тарелку.

Я хотела сказать: «Ярослав, это всего лишь борщ! Не делай из него фетиш». Но благоразумно промолчала. Сидела и молча любовалась, как Ярослав ест. Это атавизм какой-то, ей-богу. Но в том, как мужчина с аппетитом ест то, что ты приготовила, есть что-то завораживающее. Что-то такое, необъяснимое. А всё, что необъяснимое – оно, сцуко, таит в себе потенциальную опасность – это я знала твёрдо.

Вложив в себя три тарелки супа, Огарёв удалился в кабинет. Переваривать борщ. И сам факт наличия этого блюда в своей квартире, наверное.

* * *

Утром я застукала Огарёва за поеданием борща.

– Кто ест суп на завтрак?

– Ась? – оторвался Ярослав от своего увлекательного занятия. Поморщился. – Блин… Тоня… Опять эта футболка! У тебя что, ничего другого нет?

– Я собирала вещи под твое нытье: «Ну скоро уже… Ну когда уже… Ну давай быстрее…»

Я немного слукавила, он только один раз поторопил меня.

– Хочешь, я дам тебе свою футболку? – добросердечно предложил Огарёв, возвращаясь к борщу. – Или, может, это… У меня вещи Виолетины остались, вторая полка снизу. Слева.

Та-а-а-к. Ты мужику борща, а он тебе – леща. То есть предложил примерить вещи бывшей подруги. Есть у человека мозг? Или хотя бы чувство самосохранения?

А существо, которое я принимала за человека, демонстративно продолжало хлебать борщ на завтрак, блин!

Ла-а-адно. Погоди…

Когда я уходила из кухни, Огарёв наливал себе вторую порцию холодного борща из кастрюли. Когда я яростно перебирала вещи на второй снизу полке слева, я слышала гудение микроволновки и звук сработавшего таймера. А когда снова явилась на кухню – Огарёв как раз подносил ложку ко рту.

Не донес.

Виолетка – деваха стройная, размерчик у нее XS, ну в лучшем случае – S. А я в хорошие времена могу и до L отъесться. Ну, а так уверенная эмочка. В общем, нетрудно вообразить, как я выглядела в атласной Виолеткиной сорочке. Ну вот прямо как со съемок фильма для взрослых.

Я выплыла на середину кухни и подбоченилась.

– Так лучше?

Я смотрела в бесстыжие огарёвские глаза. Он… ну, он тоже пытался смотреть мне в глаза. Но взгляд его упорно сползал вниз. Ложка так и замерла у его губ. Я, если честно, тоже замерла. И даже дышала тихо-тихо. Потому что вдохни я чуть глубже и сильнее – и мои дыньки (по выражению Ярика) полновесного третьего размеру покинут пределы атласной сорочки. Навстречу борщу и приключениям, ага.

– Я… – Огарёв кашлянул, опустил ложку обратно в тарелку. – Я наелся. – Встал и, глядя прямо перед собой, покинул кухню.

Вот что за человек, а? На заданный вопрос так и не ответил!

* * *

Эпизод «Борщ и ночнушка Виолетты» свербил своей незавершённостью. Душа требовала продолжения банкета. Без объяснений, но требовала.

Вечером я уютно устроилась на диване в гостиной в окружении клубочков шерсти.

– Привет! Это что такое? – спросил он, вернувшись с работы.

Я заметила, как он мгновенно просканировал то, во что я была одета. Ага, заработало! Рубашка братца Гани вроде бы не вызвала недовольства. А по Огарёву вообще-то не разобрать сегодня. Мрачный. Устал, наверное. Но на жалость мне давить бесполезно.

– Это я тебе решила свитер связать, – мурлыкнула я. – Зима близко.

– Да? – Ярослав плюхнулся в кресло, устало вытянул ноги. – А чего не малиновый?

– Мне кажется, что тебе к твоим серым глазам пойдёт синий, – всё так же елейно ответила я. – Ну-ка встань, я примерю, правильно ли я петли набрала.

– Нет, – покачал головой Ярослав. – Я устал. Не буду вставать. Надо – снимай мерки с лежачего тела. – И он сполз вниз по креслу, закинул руки за голову и закрыл глаза.

Ну, и сниму мерочки… Я подошла и наклонилась. Именно в этот момент Ярослав открыл глаза. Темно-серые. Черные ресницы. Да, ему пойдёт синий цвет. Если я его свяжу. Мы так и застыли – он, полулёжа в кресле, и я – согнувшаяся со спицами в руках над ним.

Ах, если бы не эти чёртовы спицы…

– Ну как, правильно всё сделала?

Теперь смутилась я.

– Да. – Я поспешила плюхнуться обратно на диван.

Ярослав еще полчаса, наверное, в такой позе сидел в кресле. А я три раза распускала резинку!

* * *

Я занималась домашним хозяйством.

Я вязала свитер. Я сварила куриный суп с домашней лапшой, нажарила котлет и испекла пирог с клубникой. Как-то завела разговор о том, что мне не нравятся кухонные роллеты на окнах и что их нужно сменить на римские. И что шторка в ванной мне тоже не нравится.

Огарёв хмыкал, угукал, утыкался в телефон, уходил в кабинет. На троллинг, словом, не вёлся. И в то, что я вью гнездо в его квартире и собираюсь, как Виолетта, его охомутать, верить, похоже, отказывался. Ну и чёрт с тобой. Главное, чтобы в это не поверила я сама.

* * *

Мы ужинали и всегда о чем-то трепались.

– И все-таки, почему ты не был на мужском стриптизе? – Мне хотелось приключений. Или хотя бы перепалки.

– Это прямо самый актуальный и животрепещущий вопрос дня, угу, – буркнул Ярослав, занимаясь чаем.

– Ну ладно, а на женском почему? – Я помнила, что он мне ответил в прошлый раз. Зачем спрашивала сейчас – необъяснимо.

Ярослав тоже, похоже, остался в непонятках. Посмотрел на меня хмуро. И с ответом заморачиваться не стал – сдублировал:

– Дома, при правильном настрое и мотивации, тебе девочка сама всё покажет. Вот Виолетта – могла.

И замолчал. Типа осёкся. Типа оговорился. Так я и поверила. Ну что, Антонина, хотела перепалки? Получи. Ведь с Виолетты станется на курсы пол-данса ходить. Для повышения привлекательности инвестиций.

– Какой ты жестокий человек, – вздохнула я, развёртывая конфетку.

– Почему? – И бровью своей великолепной не повел Огарёв на мой упрёк.

– На стриптиз не ходишь! А где-то сейчас рыдает танцовщица. – Я принялась размешивать чай в