Новый Мир ( № 10 2013) - Новый Мир Новый Мир

— Хватайся, — велел мужчина.

Зина не посмела ослушаться. Страх ушел. Она почувствовала обычную пустоту в голове, словно ее голова была стоящим на плите чайником, в котором выкипают последние мысли. Мужчина привел ее в квартиру, захламленную антиквариатом, пропахшую мужским потом и пивом. Велел раздеваться. Зина разделась, потому что предпочитала слушаться мужчин. Вся ее жизнь была построена на послушании. Она знала, что если не будет слушаться, ее побьют. Сначала ее бил отец, потом молодой человек, с которым она встречалась, затем сутенер. Мужчина повесил шубу сушиться, порылся в шкафу и нашел для Зины платье. Оно было старомодное и на размер больше, чем надо, но Зина его надела. Мужчина уселся на пол. Вид у него был отстраненный.

— Ты обижаешься на меня за что-то? — спросила Зина.

— Нет.

— Спасибо, что спас.

— Я не спасал тебя. И я не знаю, что с тобой делать.

— Я подожду, когда одежда высохнет, и уйду, — пообещала Зина.

— Кто тот человек, который ударил тебя?

— Это мой жених, — сказала Зина. — Он правильно сделал, что ударил меня; я ему дерзила.

— Дерзила?

— Он попросил меня о маленьком одолжении, а я накинулась на него с упреками, — объяснила Зина.

— Ты любишь его?

— Конечно. Он умный. Я люблю его за ум и идеи. У него в голове много разных идей, как сделать мир лучше. Однако у него, как и у всякого мужчины, есть свои потребности, и он сердится... Слушай, как тебя зовут?

— Танич.

— Какое странное имя.

— Это не имя, а фамилия.

— А имя у тебя есть?

— Есть.

Зина не знала, что еще можно спросить, и стала бродить по комнатам. Танич думал, как ему поступить. Была мысль убить Зину, потому что он давно хотел убить взрослого человека, но потом он вспомнил, что придется возиться с телом, и ему стало лень; к тому же не стоило приглашать жертву в свою квартиру, это слишком рискованно. Зина тем временем решила, что трехкомнатной квартире Танича не помешает женская рука. Она попросила Танича, чтоб он вытер пыль и вымыл полы, но Танич не захотел ничего делать. Тогда Зина пошла на кухню, чтоб помыть посуду, но жирная тарелка выскользнула у нее из пальцев и разбилась. Танич прибежал на кухню и уставился на осколки. Зина завопила, что Танич сам виноват, надо чаще мыть тарелки. Она оттолкнула Танича и взяла швабру, чтоб снять с потолка паутину, но случайно задела люстру — у люстры отвалился плафон. Плафон упал Зине на голову. Зина не унывала: она уселась на диван и приложила к шишке лед. Танич начал подумывать, что убийство, быть может, не такая плохая идея. Зина велела принести ей коньяку, потому что леди желает выпить. Танич не принес коньяку: у него не водилось другой выпивки, кроме пива. Да и пиво кончилось. Строго говоря, если б у него был коньяк, он бы не стал угощать им Зину.

Зина взяла сумочку, чтоб достать телефон и сделать звонок, но оказалось, что при падении в подворотне она раздавила мобильник. Зина попросила телефон у Танича и ушла с ним в другую комнату. Вернувшись, она расхаживала по комнате, бросая хозяйские взгляды на мебель. Танич рассердился. Он потребовал, чтоб Зина вернула ему телефон, но она притворилась, что не слышит его. Он потребовал во второй раз, и тогда она отдала телефон, брезгливо протянув его двумя пальцами, словно это было мерзкое насекомое. Танич пошел проверить, не высохла ли ее одежда. Раздался звонок в дверь. Танич открыл. На пороге стояла светловолосая девочка лет десяти со школьным рюкзаком за спиной. Она молча смотрела на Танича, а Танич молча смотрел на нее. Он чувствовал себя как в дурном сне. В прихожей появилась Зина. Она поцеловала девочку в лоб и забрала у нее рюкзак. Танич ничего не понимал. Зина объяснила, что девочка ее дочь, зовут ее Дианочка, и если Танич не возражает, они поживут у него денек-другой. Не дожидаясь, что Танич ответит, Зина с Дианочкой ушли в спальню, где вынули из рюкзака предметы гардероба, постельное белье и различные женские принадлежности. Дианочка была серьезная девочка: она достала учебники, тетради и пенал и, расположившись прямо на полу, стала делать домашнее задание. Зина обнаружила в рюкзаке бутылку дешевого коньяка и расцеловала дочь в обе щеки. Дианочка, кажется, не заметила, что ее целуют. Зина велела Таничу принести рюмки. Танич принес. Зина, развалившись на кровати, выдула три рюмки подряд. Щеки ее порозовели. Она смотрела на Танича и не понимала, что он тут делает. Ей казалось, что она живет в этой квартире давно, а Танич — случайный гость. Она выпила еще пару рюмок для прояснения ситуации. Потом еще три, чтоб подстегнуть мысль. После девятой она подскочила, замахала на Танича руками и закричала, чтоб он убирался из ее дома, иначе она вызовет полицию. Дианочка взяла мать за руку. Зина сразу замолчала. Дианочка подвела ее, слегка оторопевшую, к кровати и уложила спать. Мне холодно, пожаловалась Зина. Дианочка накрыла одеялом голые мамины ноги, стянутые нитями выпуклых вен. Зина поблагодарила доченьку за проявленную заботу, чмокнула в щеку и уснула. Дианочка подошла к Таничу и, не поднимая глаз, тихо извинилась за поведение матери. Она сказала, что им сегодня негде ночевать, но завтра на рассвете они уйдут. Завтра маме дадут денег, и они найдут, где жить. Танич спросил, правда ли это. Дианочка покачала головой: мать ее проститутка, и то, получит ли она деньги, зависит от дяди Сережи, ее сутенера, а так как мать в последнее время забыла о своих обязанностях, проводя время с женихом, то, возможно, дядя Сережа ничего ей не даст, а если увидит поблизости, то изобьет. Впрочем, ничего страшного, сказала Дианочка, мы как-нибудь выкрутимся. А нельзя ли взять денег у маминого жениха, спросил Танич, но Дианочка покачала головой: денег у него не допросишься. Вернее всего он не собирается жениться на маме, а встречается с ней лишь для того, чтобы бесплатно заниматься с ней взрослыми делами. Кроме того, в лице мамы он нашел благодарного слушателя. Танич смотрел на Дианочку, разинув рот: он впервые видел такого трезвомыслящего ребенка. Он пошел на кухню помыть нож, которым собирался проткнуть Дианочку, чтоб выпустить ее светлую душу из грязной телесной оболочки. Однако он вспомнил, что находится дома, и мертвое тело придется нести мимо дверей, которые ведут в жилища любопытных соседей. Тогда он порезал колбасу и хлеб, налил в стакан кефиру, расположил угощение на подносе и отнес Дианочке. Дианочка вежливо поблагодарила Танича за еду и поела прямо на полу, промокая губы бумажной салфеткой. Затем она помыла нож, которым Танич хотел ее убить, а заодно и остальную посуду. Доделала уроки и села с книгой в углу. Книга называлась «Приключения Незнайки и его друзей», про дружных коротышек, которые жили в Цветочном городе, и Дианочка почему-то плакала, когда ее читала.

Глава четырнадцатая

Меньшов в последнее время сидел на автофоруме и писал, что знает, кто такой Молния. Над его сообщениями с множеством грамматических ошибок откровенно смеялись. На самом деле Меньшов не был уверен, что знает, кто такой Молния, однако в последнее время он много пил и не ходил на работу, и у него появилось время, чтоб писать в Интернете все, что вздумается. Выйдя из запоя, он первым делом позвонил в контору и спросил, как там дела. Людочка ничего не ответила. Она громко дышала в трубку, и Меньшов повторил вопрос. Людочка сказала, что все в порядке: за прошедшую неделю ничего особенного не случилось.

— А как поживает Чуркин? — холодея, спросил Меньшов.

Людочка не знала, что ответить, и поэтому, немного помолчав, повесила трубку. На следующий день Меньшов явился в контору спозаранку. Он ожидал, что на него будут странно поглядывать, но на него вообще никто не смотрел. Только Людочка взглянула, но, погруженная в печальные мысли, не поняла, кто это пришел, и закрыла глаза, чтоб внешние раздражители не мешали ее тихому существованию. Меньшов вошел в свой кабинет и сел в кресло. Чтоб чем-то занять себя, он переставил монитор чуть левее. А потом чуть правее. Столешницу покрывал толстый слой пыли. Меньшов позвал Людочку, чтоб она вытерла пыль, но Людочка не пришла.

В кабинет, не стучась, вошел замначальника пусконаладки по имени Ливан. Он пришел к Меньшову дать совет по поводу работы. Меньшов не любил, когда ему давали советы. Он говорил: я люблю доходить до всего сам, хотя на самом деле просто не любил запоминать новое. Ливан сел напротив и стал рассказывать, как правильно заполнять паспорт модуля индикации. Меньшов отвернулся: слушай, Ливан, я и сам все знаю. Ну как же знаешь, бубнил Ливан, у тебя ошибка тут и тут. Меньшов не любил, когда ему указывали на ошибки. Это не ошибка, говорил он Ливану, это так задумано. Не может быть, удивлялся Ливан, это точно ошибка: смотри, здесь вместо девяносто пяти процентов просто девяносто пять, а это неверно: нужно указывать проценты. Так задумано, повторял Меньшов. Если задумано, то задумано неправильно, говорил Ливан. Мне лучше знать, правильно или неправильно, возмущался Меньшов. Что за человек, злился Ливан, ему помочь хочешь, чтоб не повторял ошибок, а он гонит прочь. У меня нет ошибок, повышал голос Меньшов, то, что ты принимаешь за ошибки, так и задумано. Неправда, пыхтел Ливан, это не задумано, это ошибка.  Я понял, прозревал Меньшов, ты копаешь под меня, потому что завидуешь моему успеху. У Ливана округлялись глаза: что ты такое говоришь, я помочь хочу. Знаем мы вашу помощь, говорил Меньшов, самому небось от начальства досталось, теперь вымещаешь злость на мне. Да не вымещаю я, вопил, поднимаясь, Ливан, я тебе помочь хотел чисто по-дружески! А чего ты орешь, холодно интересовался Меньшов, наверно, нервничаешь, потому что я угадал причину твоих поступков. Да ты сам только что орал, отвечал Ливан. Я не орал, холодно возражал Меньшов, закрой, пожалуйста, дверь с той стороны. Слушай, успокаивался Ливан, ты пойми: я ничего против тебя не имею, я по-доброму хотел помочь, чтоб ты не повторял глупейших ошибок. «Глупейших?» — Меньшов багровел. Ливан подходил к двери и, взявшись за ручку, оборачивался: не обижайся. Да кто тебе сказал, что я обижаюсь, кричал Меньшов, я не обижаюсь, пошел прочь — и чтоб глаза мои тебя не видели!