Дверь с той стороны - Владимир Михайлов

– Спасибо… Не думайте: это – всерьез.

Вера нерешительно улыбнулась. Они стояли по разные стороны порога, потом Зоя переступила его и вышла в лечебную каюту, подошла к колпаку, где по-прежнему спал администратор, проверила нагрузку на стимуляторы, чуть увеличила мощность.

– Кальция не мало? – спросила Вера.

– У вас есть медицинский опыт?

Вера прислушалась: нет, голос Зои был ровен, насмешки в нем не ощущалось.

– Иначе меня не допустили бы к полетам. Возить врача оказалось ни к чему, но кто-то должен хотя бы знать аппаратуру.

– Как хорошо! – обрадованно проговорила Зоя. – На время перехода меня опять уложат в кокон, и я рада, что за больным будет врачебный надзор.

Люди всегда остаются чувствительными к уважению, какое им оказывается, и даже к лести – если она не чрезмерна. Вера деловито кивнула:

– Я приготовлю его к переходу.

Зоя улыбнулась девушке, и та ответила тем же.

– Устюг – хороший человек. Он редкий…

– Я знаю.

– Ой, – сказала Вера, – как здорово…

Шелестело. Едва слышно шелестело. Луговой повернул ручку усиления до предела. Вроде бы промелькнуло какое-то слово. Кажется, «море», а может быть, и не было слова, просто шумы сложились нечаянно во что-то похожее.

Да, наверное, это был просто шум, и никакие антенны, никакое усиление больше не могло помочь услышать голоса Земли, не направленную передачу – планета могла бы еще, в случае везения, нашарить корабль, хотя вероятность этого была очень мала, – но простую, тот голос, каким Земля разговаривает со Спутниками, с планетами Солнечной системы, каким переговариваются корабли в Приземелье. Луговому и раньше в каждом рейсе приходилось слышать, как замирает, теряется в пространстве этот голос, но тогда он знал, что уходит не навсегда, что пройдет месяц-другой, – и слова опять возникнут в усилителе, и будут становиться все громче, яснее, и это будет первым признаком того, что Земля приближается. На этот раз нельзя было сказать, начнет ли когда-нибудь сокращаться расстояние, которое увеличивалось, увеличивалось с каждой секундой, и этому увеличению не было предела.

Слишком далеко ушли. Не слышна больше Земля. Все.

Луговой выключил аппаратуру.

Все было готово.

Пассажиры спали. Вера включила противоперегрузочные и антиинерционные устройства медицинского отсека, убедилась, что все стабильно, надежно, и беспомощный человек под колпаком, наполовину рождающийся заново, не пострадает, что бы ни происходило за стенами каюты. Тогда Вера ушла к себе. Она привычно нажала педаль рядом со своей постелью, и постель поднялась, открывая подобие ванны, выложенной мягким. Вера разделась, легла, проверила, нормально ли поступает воздух, и с удовольствием ощутила, как ванна колеблется, точно лодка на прозрачной и спокойной воде в окружении матовых лилий. Крышка медленно опустилась, и Вера глубоко вздохнула перед тем, как погрузиться в сон. Вздохнула, наверное, просто потому, что воздух в коконе едва уловимо пахнул цветами.

Остальные трое членов экипажа собрались в центральном посту. Посидели, помолчали. Потом капитан сказал?

– Ну, пора.

Рудик кивнул и вышел. Через несколько минут он показался снова – на этот раз на экране. Все трое одновременно заняли места. Щелкнули механизмы. Центральный пост едва уловимо качнулся: теперь он свободно висел в системе конструкций корабля, удерживаемый лишь комбинациями электромагнитных полей. То же самое произошло и с инженерным постом.

Капитан прочитал показания приборов. Степень вакуума, кривизна пространства, напряженность полей – все соответствовало условиям.

Устюг выбросил катер, компьютер определил время, скорость и направление. Теперь катер не потеряется, когда они будут возвращаться назад. Потом Устюг включил автоматы и откинулся в кресле, спокойно глядя на экран.

Увеличивая скорость, «Кит» мчался в пустоту. В нужный миг Устюг нажал стартер батарей. Начиналось главное.

Вой перешел в область ультразвука. Мелкая рябь шла по переборкам, как по воде. Приборы лихорадило. Потом все разом прекратилось.

За бортом снова была мгла, непроглядная мгла, и невидимый черный осьминог жил в ней и перебрасывал неподвижный корабль из стороны в сторону. Ощущения полета не было, но, словно при махе качелей, замирало под ложечкой и кружилась голова, падение это казалось непрерывным, только непонятно было, куда они падают: то казалось – вниз, то – вверх, и хотелось поднять руки и упереться в потолок, чтобы не удариться головой, а то еще они падали спиной вперед – но все стояло на местах, ни один предмет в центральном посту не шевелился.

Никогда еще они не готовились к переходу с такой тщательностью. Вот какой экипаж, думал Устюг с некоторым даже изумлением; первоклассный экипаж, с таким не стыдно летать. И штурман – пришел совсем зеленым, словно свежий лопух, а как нынче вывел в исходную точку – не придерешься! Если бы в прошлый рейс кто-то упустил за борт иголку, сейчас мы непременно наткнулись бы на нее; вот это точность…

Он взглянул на шкалы: стрелки стояли как нарисованные – ни малейшего отклонения, такой ровности и на Земле не каждый раз добьешься. Инженер любит поворчать, но и дело любит. В общем, совесть чиста: что могли – сделали. Расставили фигурки по всем правилам, и первый ход за нами. Посмотрим, какую судьба разыграет защиту. Посмотрим…

– Устюг, батареям нужна передышка, – доложил Рудик из своего поста. – Хочу проверить ресурс.

– Ладно, – сказал капитан. – Выходим.

Подождав, пока восстановился запас энергии и зарядились батареи, «Кит» снова вломился в сопространство, и вновь спрут ворочал их, как хотел, а потом они вынырнули невдалеке от места старта, быстро разыскали катер, и капитан выпустил в него зонд-ракету.

Взрыва не произошло – корабль, как и катер, по-прежнему состоял из антивещества.

Рудик успокоил капитана: батареи в порядке, можно попробовать и еще раз. Может быть, теперь им больше повезет. Всегда ведь бывает так: не везет, не везет, а потом вдруг и получится.

Во второй раз они пробыли в прыжке почти сутки. Капитан приказал увеличить мощность на выходах аппаратов электросна, чтобы пассажиры в коконах не вздумали проснуться не вовремя.

Снова они нашли катер, и Устюг выпустил в него ракету. Рудик сердито пожимал плечами: мало того, что катер пострадал в Приземелье, его и здесь добивают. Инженер не любил, когда портили машины, а в результат, которого добивался Устюг, Рудик не очень верил: результат предполагал случайность, а инженерное мышление не уважает этой категории.

– Слушай, – сказал он затем. – Все нормативы превышены вдвое. Ты обязательно хочешь разболтать корабль до последнего?

Капитан провел рукой по лбу.

– Чепуха, – сказал он. – У меня все время такое впечатление, что мы где-то рядом, совсем рядом с тем, что нам нужно – и какой-то мелочи не хватает. Может быть, все дело в том, что мы стараемся, как и всегда, лишь удержаться в сопространстве, а нужно пытаться воздействовать на него?

– Разве мы воздействовали при переходе с Анторы?

– Тогда сработало что-то, находящееся вне нас. Но сейчас оно не действует, и надо попытаться чем-то заменить его. Ну, как если бы мы находились в неустойчивом равновесии: толкни пальцем – и мы упадем в нужную сторону. Дело за толчком.

– И как же ты станешь толкать?

– Есть одна мысль. Как хочешь, а на твоей совести еще один прыжок.

Инженер вздохнул.

– Ладно. Один – это еще куда ни шло.

– Но уж чтобы это был всем прыжкам прыжок!

– Ты хорошо объяснил, – сказал инженер.

Рудик долго ползал по своим палубам, увешанный тестерами, индикаторами, щупами, дозиметрами, самодельными приспособлениями, которыми он один умел пользоваться. Инженер доверял автоматам, но чутье подсказывало ему, когда следует увидеть что-то и своими глазами, потому что всякий автомат может лишь то, что может, а человек порой способен увидеть, угадать, почувствовать, унюхать и нечто большее. Временами, когда Рудик выходил в осевую шахту, чтобы, пренебрегая лифтом («Это для пассажиров, а нам не к лицу зря нагружать механизмы!»), попасть в соседнюю палубу, его ворчание, усиленное гулкой трубой – спинным хребтом корабля, – доносилось до центрального поста, где капитан все озабоченнее поглядывал на часы: приближалось время, когда придется будить пассажиров, потому что принудительным сном нельзя спать бесконечно, а анабиотических устройств на кораблях класса «А», за ненадобностью, установлено не было. Капитан ощутил облегчение, когда Рудик появился наконец в центральном посту.

– Ну, – сказал инженер, поигрывая чем-то вроде хромированного паука на длинном проводе, – мы готовы.

«Мы» означало – машины и он сам.

– Надо дать в прыжке полную мощность, – предупредил капитан. – Включая резерв.

– Ясно.

– Сможем?

Рудик накрутил провод на палец и задумчиво поглядел на паука, словно советуясь.