Найдёныш - Василий Блюм

Подводя черту под разговором, Дерн произнес:

— На этом и порешим. А пока, давайте ужинать, что-то утомился я за сегодня от летунов прятаться, да и мясо готово.

Судя по тому, с какой скоростью расхватали колышки с мясом, Дерн выразил всеобщее желание. Дневной переход под палящим солнцем истощил силы и вызвал жгучий голод, так что путешественники уже давно украдкой сглатывали слюну, в мечтах, уже в который раз, расправлялись с ужином.

Покосившись на чужеземца, что сидел неподалеку, глядя голодными глазами на пищу, Мычка махнул рукой, позвал:

— Эй, найденыш, подходи и ты, еды на всех хватит.

Чужеземец встал, замедленно приблизился. В отсветах огня он ничем не отличался от прочих людей, во множестве встречающихся по всему миру: открытое лицо с широкими скулами, высокий лоб, нос с небольшой горбинкой, лишь мощный, волевой подбородок с ямочкой несколько не вязался с большими задумчивыми глазами, на самом дне которых затаилась непонятная печаль.

Благодарно кивнув, он выбрал одну из оставшихся палочек с мясом и уже хотел вернуться на место, когда Шестерня, придержал его за руку, сказал деловито:

— Постой. Ведь у тебя должно быть имя. Без имени неудобно. К примеру, меня, — он ткнул себя рукой в грудь, — зовут Шестерня. — Повторил по слогам: — Шес-тер-ня! Его — Мычка. Вон тот, зеленый — Дерн, а тот с палкой — Зола. Ну и, конечно, Себия.

ГЛАВА 10

Все улыбались, слушая, как пещерник представляет их чужеземцу, лишь Зола нахмурился, сравнение посоха с палкой неприятно резануло слух мага. Чужеземец вслушивался в слова Шестерни, на его лице от попыток понять отразилось мучение, к тому же от мяса, что он удерживал на палочке возле груди, шел одуряющий аромат, от которого смешивались мысли, а желудок начинал яростно ворочаться, требуя пищи.

Глядя на мучения чужеземца, Себия сжалилась, сказал с укоризной:

— Шестерня, отпусти ты его, пусть хотя бы поест. На голодный желудок чужой язык воспринимается плохо.

Но пещерник казался неумолим, удерживая чужеземца за руку, он несколько раз повторил имена, указывая при этом на каждого, пока пленник не начал кивать, раз за разом, повторяя имена, сперва, ужасно коверкая, но затем, все лучше и лучше. Шестерня кивал, удовлетворенно улыбался, когда, наконец, имена зазвучали, как они есть, почти без искажений, ткнул пальцем в грудь пленнику, поинтересовался:

— А ты, как звать тебя?

Тот ответил длинной трелью с переливами. Не выдержав, хмыкнул Дерн, звонким колокольчиком засмеялась Себия, даже Зола улыбнулся. Мычка хлопнул Шестерню по плечу, спросил насмешливо:

— Ну что, доволен? Теперь повтори, разочков так сто, глядишь, сможешь воспроизвести.

Пещерник пригнул голову, сказал упрямо:

— Нет уж, коль с нами идет, пусть и говорит по-нашему. И имя ему дадим человеческое, чтоб язык не ломать. Предложите что, или мне самому придумать?

Прежде, чем кто-то успел открыть рот, Дерн произнес рассудительно:

— А чего мучиться. Мычка верно сказал — найденыш он, найденыш и есть.

Шестерня пошевелил бровями, отчего, его лицо смешно исказилось, пробормотал:

— Что ж, неплохое имя. — Добавил, глядя чужеземцу в глаза: — Ты будешь Найденыш, — для большей понятливости ткнул ему рукой в грудь.

Судя по всему, экзекуция настолько утомила незнакомца, а быть может, причиной тому послужил голод, что он сразу же, почти без искажений, повторил слово, после чего, отсел в сторонку, и, не откладывая, принялся за ужин.

Пробудились с первыми лучами солнца, быстро расправились с остатками ужина, и, не медля, выдвинулись. Пока собирались, Шестерня, припомнив вчерашнюю затею, негромко поинтересовался:

— Как спалось, Найденыш?

К всеобщему удивлению, чужеземец сразу же повернулся к пещернику, взглянул вопросительно. Дерн заметил, сказал одобрительно:

— Смотри-ка, запомнил. Вот уж не думал, что твоя метода окажется действенной.

Пещерник ухмыльнулся, сказал самодовольно:

— Это еще что. Вот пооботрется немного, будет болтать на нашем, как на родном, уж я постараюсь. — Проходя мимо чужеземца, он ободряюще похлопал его по плечу, еще раз повторил присвоенное имя.

Потянулись однообразные дни. Вставали засветло, завтракали остатками ужина и выдвигались в путь. Когда солнце достигало зенита, устраивали полуденный привал, облюбовав для этого одну из многочисленных рощиц, где в приятной прохладе укрытые от палящих лучей, восстанавливали силы. Пока Мычка ходил охотиться, остальные натаскивали хворост, устраивали костер, после чего, каждый занимался, чем хотел.

Дерн отыскивал какие-то, одному ему ведомые травы, часть из которых сушил, разложив на открытом солнце, иные, сразу же растирал в небольшой ступке, по капле добавляя какой-то дурно пахнущей жидкости то из одной, то из другой склянки, после чего, собирал получившуюся густую пасту в горшочек. Когда горшочек заполнялся, болотник вытаскивал из костра уголек, царапал на донышке хитрую завитушку и прятал горшок в котомку, предварительно, несколько раз обернув кусочком ткани.

Себия отходила в сторону, где, выбрав подходящую цель, обычно это было засохшее дерево, оттачивала мастерство, бросая из самых невозможных положений мелкие металлические звезды, миниатюрные кинжальчики и прочие невообразимые вещи, коих у подземницы оказалось великое множество. Закончив, она садилась, скрещивала ноги, закрывала глаза, и долгое время не двигалась, погружаясь в неизведанные пучины глубокого транса.

Пещерник усаживался поудобнее, отыскивая подходящий ствол дерева, чтобы, по его же словам, — было, на что плечам опереться. Пристраивал на коленях секиру и начинал любовно править оружие точильным камнем, вытравливая и без того сверкающего лезвия, одному ему видные неровности. Когда занятие наскучивало, или кто-нибудь из находящихся поблизости товарищей выражал явное утомление скребущими звуками, Шестерня убирал точильный камень, вешал секиру в петлю, укладывался в укромное место, и вскоре, окрестности оглашались молодецким храпом.

Зола отыскивал место почище, с осторожностью вытаскивал карту, что, от частого использования, порядком истрепалась, и погружался в размышления. Порой, маг подскакивал, начинал возбужденно метаться, после чего, осененный идеей, принимался быстро чертить концом посоха символы. Твердое дерево легко продавливало насыщенную влагой землю, и через некоторое время, все пространство вокруг покрывалось непонятными значками, так что, в итоге, Зола перемещался прыжками, опасаясь случайным касанием стереть важную деталь. Иногда, довольный результатом, маг начинал насвистывать, едва не пускаясь в пляс, но чаще, от бессилия осознать заложенный в карту смысл, приходил в ярость, в гневе вытаптывал работу и уходил из лагеря, успокоить взведенные нервы вдали от товарищей.

Чужеземец обычно просто гулял вокруг, порой сидел, созерцая какую-нибудь травинку, или играл с заползшим на руку жуком, подталкивая его пальцем то с одной, то с другой стороны, и радуясь, словно ребенок, когда жук, утомившись бежать по принуждению, принимал угрожающую позу, нападая на мучителя. Иногда Мычка брал его с собой, пространно объясняя основы охотничьего мастерства, впрочем, больше от скуки, чем всерьез, рассчитывая на то, что не понимающий ни слова спутник действительно чему-то научится.

Вернувшись, Мычка разделывал пойманную добычу, жарил, нанизывая на палочки, или, обмазав глиной, запекал, предварительно зарыв в землю и забросав сверху углями. Часть мяса съедалось сразу, остальное, завернутое в свежие листья, раскладывали по заплечным мешкам, оставляя на ужин, а, при особо удачной охоте, и на завтрак.

Пару раз, сильно отклонялись с пути, согласуя направление с требованиями Золы. Вытребовав остановку, маг, чуть ли не носом рыл землю, исследуя местность вокруг с упорством охотничьей собаки, но, за исключением старой выгоревшей проплешины, почти полностью заросшей травой, да вывороченной с корнем небольшой рощицы с остатками почерневших комлей, так ничего и не обнаружили.

На десятый день пути, впереди замаячили шпили далеких зданий. Подземница первой заметила высверки на горизонте, указав рукой, воскликнула с восторгом:

— Мне кажется, или мы, наконец, достигли желанной цели?

Мычка приставил ладонь козырьком ко лбу, всматриваясь в указанном направлении, произнес:

— Пока не достигли, не знаю, успеем ли к заходу солнца.

Подошел Шестерня, сказал мечтательно:

— Хорошо бы. Я, наконец-то, смогу выпить доброго пива, а то вода уже в глотку не лезет.

— Смотри, не подавись, — Дерн усмехнулся, — говорят, от местного пива деревенщина со второго кувшина без памяти валится.

— Это кто такое говорит? — пещерник угрожающе сдвинул брови.

— Болтают всякие, — уклончиво ответил болотник. Добавил с серьезным видом: — Нужно быть осторожнее, по крайней мере, первое время. Город незнаком, порядки другие. Не буду рассказывать все сплетни, что слышал об этом месте от заезжих купцов, но, если окажется правдой, хотя бы десятая часть, нужно быть осторожными втройне.