Тайна старинной миниатюры - Ирина Кайрос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По его мнению, они ничего не переняли от своих родителей в плане творчества. Им просто не дано было постигнуть ту глубину, которой всегда отличались работы их отцов. Густава выводило из себя пренебрежительное отношение этих «сынков» к своим родителям. И тут ничего нельзя было поделать. Им достались не только имя, но и заказы. А ему – воспоминания и полученные знания.
В Лондоне его больше ничего не задерживало. Густав принял решение уехать в Голландию и воспользоваться адресами и рекомендательными письмами, которые ему передал Исаак Оливер перед своей смертью. Предстояла долгая и трудная дорога домой, он собирался заехать в Руан, чтобы продать мастерскую мэтра Рено, встретиться с родителями. А вот уже в Голландии на деньги, которые удастся выручить с этой продажи, можно будет открыть мастерскую по изготовлению миниатюр.
Зимний Ла-Манш был неспокоен. Небольшой корабль так трясло и мотало на волнах, что Густав только удивлялся, как их судно еще не развалилось на части. Сильный шторм и ужасная морская болезнь вымотали юношу настолько, что его уже не волновала собственная жизнь. Густав смирился с мыслью о смерти и молил Бога только о том, чтобы она пришла как можно скорее. Но судьба оказалась к нему благосклонна, и пришел час, когда художник снова ступил на твердую землю.
В Руане его ждала печальная новость о смерти брата. Но была и хорошая новость – теперь Одетт была свободна. Встретившись с ней взглядом, Густав подумал, что с переездом в Голландию придется повременить, он по-прежнему любил Одетт. Да и к тому же родители настаивали на том, чтобы он занялся делами в ювелирной мастерской. Отец стал слишком стар, чтобы работать в одиночку. Густав продал мастерскую Рено и сохранил деньги до лучших времен. А сам принялся за знакомое с детства ювелирное мастерство. Однако ему удавалось и рисовать миниатюры на заказ. Хоть и не часто.
Свою первую миниатюру вместе с накладками разных костюмов, написанную с портрета Одетт, Густав подарил ее маленькой дочке и своей племяннице – Элизабет. Девочка обрадовалась: не так много подарков видела она в своей жизни. Семья Густава не отличалась сентиментальностью и, как многие гугеноты, придерживалась строгости в воспитании детей.
Работая в мастерской отца, Густав начал понемногу экспериментировать с техникой миниатюры. Подобно Оливеру и Хиллиарду, он рисовал на бумаге и на пергаменте, но это его уже не устраивало. Густав хотел придумать что-то новое в технике, что сделало бы его миниатюры не менее интересными, чем работы его английских учителей. Ему хотелось создавать миниатюры, которые бы не боялись ни времени, ни огня, ни сырости, ни жары…
Вот тут и пригодился второй подарок Хиллиарда: книга некоего Бернара Палисси. Вспоминая свое пребывание во Франции, Хиллиард однажды рассказал Густаву о знакомстве с талантливым мастером-керамистом. Бернар Палисси был простым гончаром, который благодаря собственной любознательности и трудолюбию стал ученым, художником, химиком, изобретателем, основателем геологии и палеонтологии, и даже агрономом.
Хиллиард восхищался его «крапчатой» глазурью, сочетающей разные цвета. Палисси покрывал такой глазурью свою «сельскую» посуду, украшенную изображениями насекомых, рыб, змей, животных, растений. Создавая ее, мастер поставил перед собой, казалось бы, невыполнимую задачу – ведь глазурь разных цветов плавится при разных температурах. Но ему это удалось. Палисси получил «мраморную» глазурь, с прожилками разных цветов, благодаря которой рыбы и змеи на его посуде были как живые.
Палисси покровительствовала королева Екатерина Медичи, для которой он украшал дворец. Это и помогло ему уцелеть в Варфоломеевскую ночь[14], ведь он был гугенотом. И все-таки позднее его как гугенота посадили в Бастилию, где он и умер. Говорят, что перед смертью к нему приходил Генрих III, обещал покровительство, если он перейдет в католицизм, но Палисси отказался.
Николас, заметив интерес молодого подмастерья к его рассказу о выдающемся керамисте, подарил Густаву трактат «О гончарном искусстве, его пользе, об эмалях и огне». И вот теперь Густав с упоением изучал книгу, проводя в мастерской своего отца собственные опыты, пытаясь разгадать секрет эмалей, унесенный Палисси в могилу. Ведь называя состав окисей металлов и солей в своих эмалях, тот никогда не указывал их пропорций, а без этого повторить эмали Палисси оказалось невозможно. Но Густав был уверен в своем успехе. Он хотел делать эмалевые миниатюры на металлических пластинках!
Поэтому не теряя надежды, он продолжал работать над составом эмалей и одновременно экспериментировать с рисунком.
В чем-то Густаву везло, но в целом его работам было далеко до совершенства, так же, как и его эмалям.
Как бы то ни было, но в трудах праведных незаметно закончилась зима и пришла весна: с ярким цветением, щедрым солнцем и шальным теплым ветром, разносящим повсюду упоительные ароматы моря, цветов, горьких и пряных трав…
Однажды в мастерскую Густава заглянула дочь Одетт – Лиззи. В маленьких ручках она бережно сжимала подаренную им коробочку с миниатюрой.
– Густи, – так Лиззи называла своего дядю, – ты нарисовал много разных платьиц для моей Одетт, но там нет самого главного платья. Одетт плачет!
Густав, расслышав только имя Одетт и то, что она чем-то расстроена, подпрыгнул на своей табуретке.
– Лиззи, малышка, где мама, почему она плачет? – разволновался он. – Пойдем к ней!
Лиззи смешно сморщила носик. Склонив голову набок, как птичка, она с любопытством смотрела на перепуганного Густава.
– Нет, Густи, никуда не надо идти. Одетт здесь, – с этими словами Лиззи вытащила миниатюру из коробочки. – Видишь, она плачет. Одетт завтра выходит замуж, а у нее нет свадебного платья! Пожалуйста, придумай для нее самое красивое платье.
Густав с облегчением выдохнул воздух. В голове у него пронеслась мысль: хорошо, что не его Одетт замуж выходит, а только куколка Лиззи.
– Успокой Одетт, скажи, что я сделаю для нее самое прекрасное свадебное платье, какое только может быть на свете! А на одном из рукавов будет нарисован герб ее семьи.
Семья Густава относилась к цеху ювелиров и поэтому у них был свой герб, своя печать и даже свои святые покровители.
– Это будет такой же красивый герб, как у мадам Гранже на ее карете? – поинтересовалась Лиззи,
