Элита элит - Роман Злотников

Причем это были одни из самых технологически развитых секторов, такие, как Атлантис и Бажда. И, по расчетам сисанов, все эти оранжевые сектора должны были перейти в красные еще года три-четыре назад. Но почему-то задержались…

Империя — вообще очень интересный соционический организм. Всем известна расхожая фраза: все империи когда-нибудь разрушаются. И это действительно так. Но для правильно организованной Империи это «когда-нибудь» наступает спустя столетия и столетия спокойной и счастливой жизни сотен миллионов и миллиардов людей. Это не означает, что везде, на всей территории Империи в каждую минуту ее существования царят тишь да благодать. Нет! Где-то бушует мятеж, где-то рыскают пираты, где-то территориальные войска штурмуют их базы, где-то просто произошел природный катаклизм или экономический кризис. Ибо сектора в Империи довольно сильно разнятся по уровню экономического развития и промышленной динамике.

Впрочем, совершенно то же самое происходит и в масштабах сектора или даже отдельной планеты. Но в каждый момент времени все эти беды непосредственно затрагивают доли процента ее населения. Остальные живут, мучаясь своими горестями и радуясь своим счастливым минутам, создавая литературные и голографические шедевры о неразрешимых проблемах маленького человека в этом пустом и холодном современном мире. О его одиночестве. О равнодушии окружающих. О несравненных душевных муках…

Но это — не зная голода, не сталкиваясь с насилием иного, более масштабного, чем бытовое, порядка, имея возможность свободно передвигаться по чудовищно огромным территориям, без проблем выбирая место, где можно остановиться и начать строить свою жизнь. И не просто зная, что, если что-нибудь случится, Империя тут же придет тебе на помощь миллионами солдат, гигантскими крейсерами, полевыми госпиталями, сотнями тяжелых краулеров с навесным оборудованием для разборки завалов, станциями успокоения землетрясений, то есть всей своей чудовищной мощью, а… считая, что только так и можно жить. Что все это в порядке вещей и просто… ну так устроен мир.

Но лучше бы он был устроен эдак, чтобы налогов было поменьше, чтобы имперские сисаны не совали нос в твои дела, чтобы на улицах было еще меньше полицейских, мусорщиков и иных, не ласкающих твой взор, личностей. Чтобы вообще зона твоей ответственности — налоговой, гражданской, политической — заканчивалась бы сразу за дверью твоего дома. Именно на этих настроениях и играют местные царьки, премьеры и президенты, исподволь внушающие подданным, что жизнь устроена несправедливо, что Империя — гигантский монстр, сосущий из них все соки, что, если бы не Империя, его жизнь была бы устроена гораздо лучше, легче… И если им удается убедить в этом существенную часть своих сограждан, сисаны присваивают такому сектору оранжевую степень.

Так и происходило сейчас в тех секторах, из которых сисаны и вычислили эти разрозненные и на первый взгляд ничем между собой не связанные рейсы. И предположили, что на Куксе-14 находится нечто, что позволят премьерам и президентам ставших оранжевыми секторов надеяться на успех в противостоянии с Императором. То есть некое оружие или устройство, способное оказаться таковым. И они нарочно затягивают начало мятежа, ожидая, пока это нечто будет доведено до рабочей готовности.

Поэтому на Куке-14 и направили Гвардию. Наши гвардейские крейсера обладают комплексом разведывательно-аналитической аппаратуры, не уступающей исследовательскому рейдеру. Так что если имеет место природный феномен, то весь комплекс исследований будет выполнен, а если предположение сисанов окажется близким к истине, то возможность нейтрализации угрозы уже будет находиться в необходимой точке. Судя по тому, что монады десанта были подняты по тревоге и выстроены для постановки боевой задачи, сисаны не ошиблись…

Сначала я услышал разговор. Вернее ругань. Один орал громко, надсаживаясь, с истеричными нотками в голосе. А второй отвечал ему, но эдак с ленцой, небрежно, через губу. Спустя десяток шагов насторожился и Головатюк. Он сделал еще шаг, остановился, прислушался и обернулся ко мне.

— Товарищ командир…

Я кивнул, показывая, что тоже слышу.

— Оставайтесь тут. Займите позицию и изготовьтесь к бою. — Я повернулся к Иванюшину: — Еще раз откроешь огонь без приказа — пристрелю лично. Понятно?

Младший политрук торопливо кивнул:

— Так точно.

Я двинулся вперед, слыша, как мои подчиненные торопливо расходятся по сторонам и залегают за деревьями. Я поправил «дегтярь» на плече так, чтобы он висел наиболее удобно для немедленного открытия огня, передвинул под руку контейнер, который, как я узнал, назывался кобурой, и вышел на поляну.

На поляне присутствовали шестеро. Трое сидели на траве, устало и безразлично посматривая по сторонам, а трое стояли. Один из стоящих был худеньким, но жилистым пареньком лет двадцати по среднеимперскому исчислению, а двое других заметно старше. Ругался как раз паренек.

— …должны уничтожать врага там, где мы его увидим! Это же фашисты! Товарищ Тимошенко…

— Достал! — прервал его один из двух старших и этак лихо сплюнул. — Кончай свою политинформацию. Твой товарищ Тимошенко с самим товарищем Сталиным могут хватать винтовки и идти уничтожать врага там, где они его увидят. А с нас хватит! Навоевались.

— Да как вы можете такое говорить? — возмутился парень. — Да я…

Второй старший вдруг подался вперед и, ухватив паренька за щеку, вывернул ему голову.

— А ты сейчас засунешь язык в жопу и заткнешься! Понял? Кончились твои комсомольские штучки! Все. Просрали ваши!..

— Ы-ы-ытпусти! — с трудом просипел паренек, но второй только ухмыльнулся и еще больнее завернул кожу.

А первый глумливо усмехнулся и, сплюнув еще раз, заговорил:

— Значит, так, братва, кому еще не надоело за просто так гробить свою жизнь, могут оставаться с этим цуциком и дальше нарываться на немецкие пули. А у кого есть голова на плечах — айда с нами. Мы больше ни за кого воевать не намерены. Только за себя. Понятно?

Я сделал шаг вперед и слегка небрежно заметил:

— Нет.

Мое появление оказало эффект разорвавшейся бомбы. Непонятно почему, но до сего момента меня никто не замечал. А теперь на меня уставилось шесть пар глаз. Паренек, которого в момент моего появления отпустили, блымнул глазами и обрадованно вскрикнул:

— Товарищ командир!

Я молча отдал честь и двинулся к ним. Когда до группы оставалось шагов семь-восемь, тот, что разговаривал с пареньком, выхватил из кармана ТТ и направил на меня:

— А ну стой!