Нуреев: его жизнь - Диана Солвей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем русская часть жюри поставила им – а значит, и Нурееву – высшую оценку; ритмичные аплодисменты оглашали зрительный зал после каждой вариации. Номинированный Колпаковой дуэт удостоился первой премии за лучшее па-де-де в конкурсе, а Кейн получила еще и серебряную медаль, вызвав у публики новые «возгласы восхищения» при исполнении своей вариации в па-де-де Черного лебедя, которую она начала с двойных поворотов на аттитюд вместо традиционного одинарного (эту поправку в вариацию тоже внес Нуреев). Другими свидетельствами экспансии Нуреева в балете явились выступления австралийских танцовщиков Мэрилин Роу, разделившей серебро с Кейн, и Келвина Коу, ставшего серебряным призером в мужской категории. Нуреев отрабатывал с обоими своего «Дон Кихота».
Накануне вылета Кейн в Москву Рудольф позвонил ей из Лондона: не купит ли она для его сестры Розы меховую шубу? Карен и Фрэнку предстояло также танцевать в ленинградском Малом театре, поэтому вдобавок к спешно купленной шубе Кейн положила в свой чемодан несколько книг о Нурееве. Встретившись с ней в отеле, Роза в благодарность за подарки передала брату «бочонок» икры. По пути домой Кейн задержалась в Париже, чтобы повидаться с Нуреевым. Рудольф обрадовался икре, но ужаснулся выбору меха: «Вы купили ей ондатру?» – скривил он губы.
Рудольф прилетел в Париж, чтобы вместе с балетом Парижской оперы на сцене под открытым небом в одном из внутренних дворов Лувра дать несколько спектаклей «Лебединого озера». Все билеты на них были выкуплены[254]. В роли Одетты-Одиппии чередовались три балерины: Ноэлла Понтуа, Гилен Тесмар и приглашенная Наталия Макарова. Месяцем ранее состоялся сценический дебют дуэта Нуреев – Макарова; они станцевали «Спящую красавицу» и «Ромео и Джульетту» в «Ковент-Гардене». Многие предполагали, что взращенные в Кировском «перебежчики» неминуемо станут партнерами, хотя они никогда не танцевали в паре в Кировском театре. Но их восприятие музыки и исполнительские стили довольно сильно разнились, и своими первыми совместными выступлениями и Рудольф, и Наталия остались не удовлетворены. В отличие от точно следовавшей музыке Фонтейн, Макарова не соизмеряла свои позиции и шаги с музыкой; не случайно один из критиков озадачился вопросом: «А, может, она глухая?» Проторив себе на Западе дорогу самостоятельно, Рудольф ожидал, что то же самое сделает и Макарова. В результате она готовилась к их первому спектаклю «Ромео и Джульетта» одна, без Нуреева – Ромео. Они встретились на сцене только на генеральной репетиции, на которую Макарова явилась «с замысловатой ренессансной прической. Она «не слишком подходила к моей маленькой фигуре, – делилась потом балерина. – Я чувствовала, что Руди был ошеломлен моим видом, и вся репетиция вылилась в одно сплошное недопонимание: я путала свои выходы, декорации были шаткими, а балкон едва не разломался у меня под ногами».
К тому времени Рудольф танцевал в «Ромео и Джульетте» уже восемь лет. И «с Наташей был нетерпелив», вспоминала Джорджина Паркинсон, учившая Макарову следовать длительности нот «вплоть до каждой тридцать второй, чтобы эти репетиции стали более гармоничными». По словам Паркинсон, в первые дни Макарова «разучивала все крайне медленно. Она чувствовала себя неуверенно и нуждалась в участии и заботе, которых от Рудольфа, естественно, получить не могла. И репетиции проходили не гладко». Не благоприятствовала их первым представлениям «Лебединого озера» в Париже и не по сезону холодная погода. Нуреев согревался на троне, кутая ноги в мантию, а лебеди под пачками носили гетры. Несмотря на свою боязнь холода, Нуреев дал все запланированные спектакли, хотя в двух из них Макарова решила опустить свое соло и коду в па-де-де Черного лебедя.
Увы, их партнерство было обречено. И толчком для разлада послужило недоразумение, раздутое до скандала. Во время генерального прогона па-де-де Черного лебедя Макарова заканчивала серию пируэтов, когда Рудольф шагнул вперед, чтобы танцевать с ней в паре. Он думал, что Наталия ограничится семью пируэтами, но она стала делать восьмой. Они столкнулись, и Макарова упала на спину. «Она сильно разозлилась, вытянулась, как доска, и так и осталась лежать на полу. Рудольф явно был шокирован, но постарался не выходить из роли». Поскольку записанная на пленку музыка продолжала играть, он в конечном итоге сам поднял Макарову с пола и поставил на ноги. После нескольких попыток Наталии поправить диадему репетиция возобновилась. Французские газеты запестрели намеками, будто Нуреев ее толкнул. Но инцидент наверняка изгладился бы из памяти, если бы Макарова, сославшись на недомогание, вскоре не покинула Париж и не заявила через американскую прессу, что никогда больше не будет танцевать с «этим человеком»: «Никогда! Я привыкла к утонченному балету, и мой партнер должен быть утонченным, податливым и чувствительным, – сказала она, добавив: – Не так-то это легко для мужчины, которому тридцать пять». Слова Макаровой были широко растиражированы, но, к чести Нуреева, он не стал отвечать в том же духе: «Париж был попыткой, и она не удалась… То, что вы можете танцевать вместе, еще не значит, что вы хороши как партнеры». (В частных разговорах Нуреев называл ее «Натэштрей Макаброва» и клялся, что никогда в жизни не будет с ней танцевать.) А его фанаты шумно выразили свое неодобрение, когда Макарова по осени вернулась к «Лебединому озеру» – на этот раз в партнерстве с Иваном Надем в Нью-Йорке. Едва я вышла на сцену во втором акте, рассказывала Наталия, «они принялись так громко меня освистывать, что я даже не могла расслышать музыку и на несколько секунд растерялась. А потом я подумала: “Да и черт с этим!” И взяла себя в руки…»