Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта - Владимир Полушин

По этим красивейшим местам тогдашней России и предстояло скакать полку улан навстречу противнику. С 13 по 16 ноября уланский полк совершает переход: Радом, Потворов, Кльвов, Ново-Място, Уезд на железнодорожную станцию Колюшки (у Гумилёва в «Записках…» зашифрована как К.: «Я был назначен в летучую почту на станции К. Мимо нее уже проходили поезда, хотя чаще всего под обстрелом…»).

18 ноября полк Гумилёва остановился возле станции в деревне Катаржинов. В этот же день неожиданно пришел приказ передислоцироваться в район города Петракова.

19 ноября уланы прибыли в район деревень Литослав и Камоцын и попали в поле непрерывного двухдневного боя.

Немцы начали мощное наступление на Белхатов и Петраков. Противник шел в атаку на позиции русской армии пьяным. Об особенно тяжелом бое 20 ноября Гумилёв упоминал в «Записках…»: «Они шли густыми толпами и пели… Я не сразу понял, что поющие — мертвецки пьяны… Я видел… как падают передние ряды, как другие становятся на их место… Похоже было на разлив весенних вод… Но вот наступила и моя очередь вступить в бой. Послышалась команда: „ложись… прицел восемьсот… эскадрон, пли“, и я уже ни о чем не думал, а только стрелял и заряжал, стрелял и заряжал. Лишь где-то в глубине сознанья жила уверенность, что все будет, как нужно, что в должный момент нам скомандуют идти в атаку, или садиться на коней, и тем или другим мы приблизим ослепительную радость последней победы… Поздней ночью мы отошли на бивак в большое имение».

Однако долго отдыхать не пришлось неугомонному улану-охотнику. Не успел он выпить горячего молока, поджарить на сале колбасу и закурить, как явился унтер-офицер и объявил, что нужны добровольцы для ночной разведки. Конечно, Гумилёв мог спокойно остаться и его бы никто в этом не упрекнул, но он не хотел пропускать такое опасное и рискованное дело. Хотя бы для проверки собственных ощущений: как он будет себя чувствовать в полном мраке и в окружении противника? Это надо было испытать, и он вызвался добровольцем. В ходе ночной разведки в поисках противника Гумилёв почти вплотную столкнулся с немцами: «На той дороге, по которой я только что приехал, куча всадников и пеших в черных, жуткого цвета шинелях изумленно смотрела на меня… Они были шагах в тридцати. Я понял, что на этот раз опасность действительно велика. Дорога к разъезду мне была отрезана, с двух других сторон двигались неприятельские колонны. Осталось скакать прямо от немцев, но там дате ко раскинулось вспаханное поле, по которому нельзя идти галопом, и я десять раз был бы подстрелен… Я выбрал среднее и, огибая врага, помчался перед его фронтом к дороге, по которой ушел наш разъезд. Это была трудная минута моей жизни. Лошадь спотыкалась о мерзлые комья, пули свистели мимо ушей, взрывали землю передо мной и рядом со мной, одна оцарапала луку моего седла. Я не отрываясь смотрел на врагов. Мне были ясно видны их лица (растерянные в момент заряжания, сосредоточенные в момент выстрела). Невысокий пожилой офицер, странно вытянув руку, стрелял в меня из револьвера… Два всадника выскочили, чтобы преградить мне дорогу. Я выхватил шашку, они замялись… Все это в ту минуту я запомнил лишь зрительной и слуховой памятью, осознал же это много позже. Тогда я только придерживал лошадь и бормотал молитву Богородице, тут же мною сочиненную и сразу забытую по миновании опасности…» Такая хладнокровная храбрость поэта не может не вызвать чувства глубокого уважения.

За бой 20 ноября 1914 года командир полка улан полковник Княжевич был представлен к Георгиевскому оружию. В донесении говорилось, что в три часа дня противник начал артиллерийскую подготовку и около четырех дня под прикрытием артиллерийского огня пошел в наступление на позиции улан. Входе боя тяжело ранили командира 1-й бригады генерал-майора Лопухина, и Княжевич принял командование на себя. Бой закончился к вечеру, бригада отошла на вторую позицию у деревни Мзурки.

Следующую неделю, с 21 по 27 ноября, Гумилёв принимал участие в различных разъездах и перестрелках.

21 ноября, когда уланы отошли на бивак у деревни Мзурки, выполнив боевую задачу по сдерживанию противника, в Петрограде в «Бродячей собаке» состоялся поэтический вечер, где читали стихи Георгий Адамович, Анна Ахматова, Михаил Кузмин, Сергей Городецкий, Константин Липскеров, Игорь Северянин, Георгий Иванов, Николай Кузнецов, Надежда Тэффи, Мария Моравская, Конге, Владимир Шилейко. На вечере прозвучали стихи Н. Гумилёва, А. Блока, Ф. Сологуба, В. Брюсова в исполнении Екатерины Рощиной-Инсаровой (Пашенной), актрисы Александринского театра, и актрисы театра Веры Ивановой, а также Ольги Глебовой-Судейкиной. 23 ноября в четвертом номере «Отечества» было опубликовано стихотворение Н. Гумилёва «Война».

За день до этого брата поэта, подпоручика Д. Гумилёва, контузило артиллерийским снарядом под деревней Грабие в Восточной Галиции, но отважный офицер пожелал остаться в строю.

С 24 по 30 ноября Николай Гумилёв находился на позициях полка, и, по его воспоминаниям, «неделя выдалась сравнительно тихая. Мы седлали еще в темноте, и по дороге к позиции я любовался каждый день одной и той же мудрой и яркой гибелью утренней звезды на фоне акварельно-нежного рассвета. Днем мы лежали на опушке большого соснового леса и слушали отдаленную пушечную стрельбу… Иногда мы оставались в лесу на всю ночь. Тогда, лежа на спине, я часами смотрел на бесчисленные ясные от мороза звезды и забавлялся, соединяя их в воображении золотыми нитями. Сперва это был ряд геометрических чертежей, похожий на развернутый свиток Кабалы. Потом я начинал различать, как на затканном золотом ковре, различные эмблемы, мечи, кресты, чаши в непонятных для меня, но полных нечеловеческого смысла сочетаниях. Наконец, явственно вырисовывались небесные звери. Я видел, как Большая Медведица, опустив морду, принюхивается к чьему-то следу, как Скорпион шевелит хвостом, ища, кого ему ужалить. На мгновенье меня охватывал невыразимый страх, что они посмотрят вниз и заметят там нашу землю…»

28 ноября уланы полка Н. Гумилёва отошли на отдых в Лонгиновку за город Петраков. Теперь можно было расслабиться. Отправить письма домой и заняться «Записками».

В субботу 29 ноября уланам объявили, что в воскресенье в 11 часов утра возле расположения штаба полка будут отслужены Божественная литургия и панихида по всем убиенным в войну чинам полка. В воскресенье на Божественную литургию и панихиду пригласили желающих, но, как писал Н. Гумилёв: «…во всем полку не было ни одного человека, который бы не пошел. В открытом поле тысяча человек выстроились стройным четырехугольником, в центре его священник в золотой ризе говорил вечные и сладкие слова, служа молебен… То же необъятное небо вместо купола, те же простые и родные, сосредоточенные лица. Мы хорошо помолились в этот день».