В гору - Анна Оттовна Саксе

— Ничего общего, — пояснил Рендниек. — Во-первых, в имении вы были батраками, а имением владел барон. В артели такого владельца нет, все крестьяне добровольно объединяются на равных началах. Во-вторых, в имении урожай и доход присваивал себе барон, а теперь это все пойдет вам. Что же тут общего?

— Спасибо, спасибо, ну теперь мне ясно, — поблагодарил Рикур.

Заговорил и старый Пакалн.

— Вы и товарищ Озол советуете — больше в эти театры и кино ходить, лекции слушать. Но скажите на милость, как мы туда попадем, если дома не будет своей лошади? Молодые — те летом еще на велосипедах, а мы, старики, без лошади, что без ног. Некоторым за десять километров идти и как же потом в темноте возвращаться?

— По уставу артели лошадьми колхозники для необходимых нужд пользуются безвозмездно. Как попасть на вечер? Мне кажется, что в таком случае каждому в отдельности гнать лошадь не следует. Вы ведь обязательно обзаведетесь своей автомашиной. Ну, что там особенного — собрать людей, отвезти, а потом доставить домой. А дороги вы ведь наладите, чтобы машина могла заехать ко всем? — Рендниек улыбнулся.

Старый Пакалн замолчал. Самого для него важного он не спросил, стесняясь при посторонних излить свою душу.

Когда крестьяне, выяснив еще много практических вопросов и пообещав дать окончательный ответ через месяц, разошлись по домам, Рендниек тоже собрался в дорогу. На прощанье он сказал Озолу:

— У меня создалось впечатление, что с таким народом можно не бояться организовать артель. Когда это совершится — обрати внимание, чтобы на скотоводческую ферму и к лошадям поставили самых лучших, честных людей. Следи за правильным учетом трудодней. В этом залог успеха коллективного труда.

Однажды вечером в конце ноября к Озолу, запыхавшись от быстрой ходьбы, вошел взволнованный Эльмар Эзер.

— Ну вот, мы здесь топчемся на месте, толкуем и обдумываем, а тем временем другие уже все сделали! — выпалил он, сердито сдвинув брови.

— Уже все сделали! — Озол добродушно посмотрел на раскрасневшегося парня. — Могу я узнать, что именно?

— Колхоз организовали!

— В нашей волости или по соседству?

— Нет. В Елгавском уезде. У меня там знакомый комсомолец живет. Вот и написал.

— Это в Шкибской волости. Но почему тебя волнует то, что они организовали артель? — спросил Озол.

— Оказывается, вы уже знаете? Потому и волнуюсь — надеялся, мы будем первыми. А не получилось, — сокрушался Эльмар.

— Я так думаю, что неважно, будем ли мы первыми или вторыми. Важно, чтобы крестьяне объединились накрепко. Я рад, что елгавцам удалось первым организовать. Это покажет нашим крестьянам, что в других местах также о колхозах серьезно думают, что мы не выскочки какие-нибудь. Артель создается на многие годы, поэтому совсем неважно — месяцем раньше или позже. Не так ли, Эльмар?

Эзер, хотя и не стал возражать, но видно было, что первенство елгавцев задело его за живое.

— Я еще должен поговорить с некоторыми крестьянами, — добавил Озол. — Кое-кто все-таки еще сомневается.

Одним из колеблющихся был, по предположению Озола, старый Пакалн. Он, правда, не отказался, но на собрании был очень задумчив. Не совсем полагался Озол и на Лидумов — и решил навестить обоих.

Во дворе усадьбы «Кламбуры» Озол услышал голос старого Пакална. Казалось, он говорит с каким-то человеком, но когда Озол зашел в конюшню, то выяснилось, что старик беседует с молодым конем, которого в этом году впервые запрягал в плуг.

— Посмотри, картинка, а не лошадь! — гордился Пакалн своим питомцем. Это, действительно, была статная гнедая лошадка с белой отметиной на лбу; ее умные, добрые глаза вопросительно смотрели на людей.

— Баловник этакий, привык — я ему всегда что-нибудь приношу, — добродушно бранился Пакалн. — Как только не дам, начинает сам шарить по карманам. Ах ты, воришка! — он потрепал по шее гнедого, и тот мягкими губами потянулся к щеке хозяина.

— Это уж последний выращенный за мой век. Девятый по счету. Ему придется меня и на погост прокатить, — спокойно говорил Пакалн, словно о свадебной поездке.

— Слишком рано ты готовишься к таким почестям, — возразил Озол. — Сколько у тебя за плечами?

— Семьдесят два.

— Ну, тогда ты можешь еще девять таких рысаков вырастить. До ста лет по крайней мере надо прожить.

— Что ты, что ты, — детям в тягость и миру на смех! — отмахивался Пакалн обеими руками. — Если бы я знал, что из ума не выживу, то ничего бы не имел против. Иногда думаю — большие перемены сейчас происходят; только уж поэтому не хотелось бы помирать. Кто мне в царствии небесном расскажет, как здесь на земле все изменилось, как вы тут в колхозах живете?

— В этом ты еще сам сможешь убедиться, — начал Озол нужный разговор. — Люди уже решили, что работать вместе будет легче и прибыльнее. Пришел спросить, что ты надумал?

— Пойдем в дом, — пригласил Пакалн и медленно закрыл дверь конюшни. Так же неторопливо он прошел через двор и переступил порог дома. По одной этой медлительности Озол понял, что старику нелегко решиться и он вряд ли сегодня сможет дать ответ.

— Значит, все же порешили? — произнес Пакалн, усевшись.

— Да, порешили. Потому и пришел к тебе. Твоя усадьба примыкает к участку земли, который будет закреплен за артелью, — ответил Озол, глядя Пакалну в лицо.

— А Думини? Они тоже в этом участке. Разве они согласны? — спросил Пакалн, чтобы оттянуть ответ.

— С Думинем вопрос другой. Он сам в тюрьме. И если даже захочет, его не примут, — глядя в окно, ответил Озол.

Пакалн словно поник.

— Уходить из «Кламбуров» мне не хочется, — заговорил он, немного помолчав. — Здесь я родился, отсюда хотелось бы уйти на вечный покой. Но если…

— Дедушка, откуда у тебя такие мысли! — воскликнул Озол. — Тебя из «Кламбуров» никто не собирается выживать.

— Ах, сынок, чего я только своей старой головой не передумал, — Пакалн тряхнул седой бородой. — Ты думаешь, мне этой земли жаль? Никуда ее не унесут, тут же около меня и останется, если и не будет