Сквозь тернии - Александр Юрин

Яська долго молчал. Потом сказал странную вещь:

— Простите. Вам, наверное, очень хочется домой.

Макарыч рассмеялся в темноте.

— Домой? Хм… Мой дом — Земля. И к этому трудно придраться. Уж поверь мне.

— А сколько вы уже здесь?

— Долго. Очень долго.

— Вы — бессмертный?

Макарыч снова рассмеялся. Потом закашлялся, но всё же сказал:

— Нет ничего вечного, как недостижимо бессмертие. Мы — в круге. Мир замкнулся на себя, и всё чуждое просто повисло в пространстве, как воздушные шарики. Человечество живёт день изо дня: рождается, взрослеет, получает знания, старится, умирает… А мы же просто висим над вашими головами энергетическими сгустками — шаровыми молниями, разрядами, неопознанными объектами… или субъектами. Барьер не пропускает нас, а если и выпустит, то седовласыми старцами, а может, и вовсе бесплотными духами.

Яська кивнул, точно всё понял. Спросил, гоня прочь странные мысли:

— Но ведь тогда получается, что в нашей жизни нет смысла.

— Смысл есть во всём. Его нет только там, за гранью, откуда лезут твари. И не важно, что жизнь этому миру даровала Тьма. Ведь у вас есть такие понятия, как «отец» или «мать». Верно?

Яська кивнул.

— Так вот, не тот истинный отец или мать, кто только породил. Нет. Настоящие родители, это те, кто взрастили, вскормили и наставили на путь истинный. Так и никак иначе. Поэтому Тьма может претендовать на что угодно — даже на роль прародителя, — а истинный смысл всё равно будет превыше всего. К тому же теперь у человечества — да и у нас всех — появилась надежда! «Искр», подобных тебе, Яська, всё больше, а это говорит о том, что наконец-то грядут перемены.

Яська почувствовал зашедшееся в груди сердце. Он сбивчиво пролепетал, страшась сменить неудобную позу:

— Но я даже понятия не имею, как быть дальше… Особенно, после того, что вы только что сказали, — он дотронулся до груди, до ямочки чуть выше пупка. — Они тут?

Макарыч поднялся со своего мешка. Подошёл, скрипя настилом. Присел рядом с задыхающимся Яськой.

— Успокойся. Внутри тебя ничего нет. Да, думаю, и не будет.

— Вы не уверены.

— Уверен. Они могут тебя только запугивать. Ну же, посуди сам, чем задастся противник, который заведомо слабее тебя? Только подумай, прежде чем отвечать.

Яська задумался. Перед взором непроизвольно всплыли испуганные лица Ищенко и Гуни, застрявший в дверях Чича с глазами крупнее пятирублёвых монет. Задумчивый Схрон, потирающий вздрагивающий подбородок…

«Ну да, вот оно! Страх. А что делать, когда тебе страшно? Пытаться запугивать в ответ — самое то!»

Яська кивнул. Осторожно добавил:

— Но ведь так не может продолжаться бесконечность?

— Верно. Потому и нужно противостоять. Как только ты примешь этот мир таким, какой он есть, — всё прекратится. Но сможешь ли ты сам принять мрак, как есть? Либо не примешь, задавшись целью, разобраться во всём происходящем. Вопрос.

— И как же найти правильный ответ?

— Прислушайся к сердцу. И как только ты услышишь его ритм, дальше можно уже не сомневаться.

— Я слышу, — шёпотом признался Яська, вновь и вновь прислушиваясь к размеренным толчкам в груди. — Уже давно. Это значит, что Тьма не придёт?

Макарыч снова вздохнул.

— Это значит, что ты всегда найдёшь обратный путь, куда бы Тьма ни заманила тебя. Прислушайся к пульсу, и ты всё сразу поймёшь. В этом мире — такой он один, а это значит, что ты слышишь не что иное, как позывной далёкого маяка. Это радиопередатчик, настроенный на определённую волну. На волну твоего созвездия, твоего дома. Именно так путники возвращаются обратно, когда низги не видно, или отсутствуют иные ориентиры. Главное, уловить этот ритм в нужную минуту, чтобы не «проплыть» мимо. Иначе можно пропасть. Пропасть, как пропали мы… Как пропал я.

Яська поёжился.

— Росинка говорила об этом.

— Твоя не рождённая сестра?

— Ага. Вот… — И Яська протянул прыгалки. — Она учила скакать через них и читать вслух считалочку! Любую, главное не сбиваясь. И тогда легко «выплыть».

— И то верно… — Макарыч снова крякнул. — Лихо вы, дети, переиначиваете всё на свой лад. А вот от этого, нужно избавиться.

Яська почувствовал на своём запястье сухую ладонь Макарыча с широкими пальцами, покрытыми твёрдыми мозолями.

— Как это — избавиться? — не понял он, машинально отстраняясь прочь.

Площадка гнусаво скрипнула, и Яська замер, словно мышонок перед взведённой мышеловкой.

— Это принадлежит ушедшему, а значит, ему не место в этом мире.

— Но вы же сами говорили, что мертво всё — и там и тут! Просто вопрос во времени.

— Да, говорил, но имел в виду нечто иное.

— Тогда что же?! — воскликнул Яська и тут же притих, прислушиваясь, как его вопль отражается от невидимой крыши, стекает по полукруглым стенам и скачет вниз по металлической лесенке, растворяясь в вечности тьмы.

— Я имел в виду разнополярность миров. Возьми хотя бы Солнце. Оно согревает нас день изо дня, дарует пищу, оберегает жизнь. Оно принадлежит этому миру или же, наоборот, этот мир принадлежит Солнцу. Ведь ещё издревле люди поклонялись светилу, считая то истинным творцом. И в какой-то степени они были правы. По-своему. Пока со звёзд не спустились иноверцы. Тогда всё поменялось, но я, кажется, отвлёкся. А теперь, Яська, попытайся хотя бы на миг представить форму жизни, для которой наше Солнце не может принести ничего, кроме боли, страданий и смерти!

Яська вздрогнул, припоминая Росинкины слова, сказанные на Мосту, под покровом багряных туч, что укрывали чужое светило.

— Но почему так?!

— Таково мироздание. Даже сами звёзды за время своей долгой жизни испытывают трансформации и преобразования. Определённые циклы, во время которых изменяются их физические и химические характеристики: размеры, светимости, состав. При этом жизнь под этими звёздами так же меняется. Это факт и где, как ни в вашем логичном мире, принять его? Или, возьмём, атомы, которые мельче даже самой мельчайшей песчинки. Они тоже переходят с уровня на уровень, из расчёта скорости, валентности или взаимодействия. Ты спросишь, к чему всё это… А к тому, что и человек никоим образом не отличается от остальной материи, потому что и сам он состоит из той же самой материи. Взрыв сверхновой, радиоактивный распад, рождение человека — точнее просто живого организма, наделённого сознанием и душой, — всё это взаимосвязано и подчиняется одним и тем же прописанным века назад истинам. Именно поэтому живому организму свойственна изменчивость, а соответственно, и смена условий обитания.

— Но кто же всё это написал? — выдохнул Яська.