История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждое утро молодой человек в ливрее на польский манер подавал нам повозку, запряженную двумя крепкими серыми в яблоко лошадьми. И целый день он один показывал нам владения. Мы посмотрели озера (их было семь), лес, очень красивый, но единственный сохранившийся, огромные луга, где летом заготавливали торф для работы винокурни, что берегло древесину. Вагонетки перевозили торф к машинам винокурни, и шофер сам исполнял все обязанности.
Все было просто, но очень хорошо организовано. В двух километрах от центра простирались луга, предназначенные для заготовки сена. Чуть дальше на склоне холма, поднимавшегося над озером, находилась хижина лесника. И все это на фоне красивейшего леса с высокими кронами. Шестьдесят десятин вековых елей, окружавших лесничий домик, генерал недавно срубил, но все уже заросло травой, и это место, носившее странное имя Леоныч, стало крайне живописным.
Дальше, в семи километрах находилось озеро, покрытое мхом, последнее и самое удаленное от центра. Оно было бездонное. Только узкая полоса дубового леса окружала высохшее озеро, тихое и сумрачное, сотни лет это озеро шло в череде других озер. Они соединялись ручьями и не заканчивались до самой Двины.
Озеро, на берегу которого находилось Глубокое, городок и имение с таким же названием, тоже связывалось ручьем с другим озером, два километра длиной. Оно было вытянутой формы. На другом берегу озера, на холме, покрытом лесом, расположился Березвечский женский монастырь. Там было очень красиво, и нам не преминули рассказать, что Наполеон, который, конечно же, умел видеть прекрасное в этом мире, заявил, что если бы он был хозяином Глубокого, он сделал бы из него самый красивый и самый зажиточный город в Европе, связав его с Двиной по длинной череде озер.
Наполеон стоял в Глубоком во время русской кампании. Он провел там десять дней в ожидании артиллерии.[314] Император занимал три комнаты в монастыре кармелиток, стоявшем в самой высокой части городка. «Плодородные равнины Глубокого, – писал граф де Сегур в “Русской кампании”, – послужили для войск Императора привалом в пути». Равнины были действительно плодородными, по словам старых крестьян, которых мы расспросили и которые нам рассказали, что их отцы помнили прекрасно, как Наполеон хотел сделать Глубокое своей столицей.
Обойдя вытянутое озеро, берега которого соприкасались с земельными владениями имения, Ян повел нас в монастырь, затерявшийся в православной старине, так же, как и сам Корсак[315][316], древний владелец Глубокого, маленького города в Полоцкой губернии. Позднее этот монастырь стал униатским и католическим. Двести лет монастырь, принадлежавший Базилианскому ордену, был центром просвещения всей Вильненской земли. Там была духовная семинария, школы, библиотеки и многое другое. Но в XIX веке его блеск угас. Монастырь стал православным и потерял свою значимость. К концу века там было только семеро монахов, которые не знали, чем заняться. Все развалилось. Некогда великолепно организованное хозяйство пришло в упадок, и редкой красоты романская церковь вот-вот могла превратиться в руины.
Было решено упразднить монастырь и выслать отсюда праздношатающихся монахов. Но приехав с визитом в свою епархию, архиепископ Вильны Ювеналий был поражен красотой места. Было это в 1900 году. Он решил вернуть былое и поднять из руин этот прекрасный монастырь, Синод ассигновал крупную сумму. Из Ельца выписали матушку-настоятельницу и сорок монахинь, которые работали как пчелки. И Березвечский монастырь, в этот раз ставший женским, как по мановению волшебной палочки вырос на лесистом холме над озером.
Настоятельница рассказала нам всю эту историю, показала прекрасную церковь с известным образом Девы Марии, которая была частью убранства католического храма и которую, по всей видимости, привезли из Италии. Матушка показала нам монахинь, их кельи, прекрасное хозяйство, школу во главе с ее племянницей Раисой, молодой, жизнерадостной и хорошенькой девушкой, что не помешало ей, однако, постричься в монахини. Наше внимание привлекло место, которое поразило Наполеона и архиепископа: вершина холма, окруженного каменной стеной и увенчанного парком из вековых лип, отсюда было видно огромное переливающееся на солнце озеро с тенистыми елями по берегам. А вдали, на противоположном от белого дома берегу второго озера, возвышалась колокольня монастыря кармелиток. Там было очень красиво.
Проведя пять дней в Глубоком, мы возвращались по узким улочкам городка и задались вопросом, а не было ли это именно то, что нам было нужно: великолепное место, чудесная атмосфера. Управляющему было невероятно скучно, но умиротворение царило повсюду и отражалось во всех озерах. Спокойная обстановка вдохновляла на труд. Прислуга в имении, крестьяне в прилежащих деревнях, полуполяки католики, полубелорусы православные, похоже, жили в большой дружбе между собой, ни на что не жаловались, как в других местах. Местечковые евреи – там их было несколько тысяч – много торговали и, похоже, тоже были вполне удовлетворены. Гуси из Глубокого были хорошо известны в Страсбурге, не говоря уже о свиньях и лошадях, а также зерне, так как «плодородные равнины Глубокого» родили очень ценную пшеницу.
– Все было просто великолепно, не говоря уже о винокуренном заводе, приносившем восемнадцать тысяч постоянного годового дохода, – говорил Виктор. – «Только» двести пятьдесят тысяч – это дороговато, – добавлял он.
– Да, слишком дорого, – повторила я машинально, опершись на подоконник в вагончике, который навсегда увозил нас далеко-далеко от Глубокого.
– Это недорого, сударыня, – перебил нас Гордон, старый еврей, торговец лошадьми, который стоял под окнами вагона и разговаривал с нами об имении. У него были густые седые кудри и большие светлые глаза навыкате, решительный и энергичный вид, он привлек наше внимание, и мой муж, любитель завести разговор, засыпал его вопросами.
– Это не дорого, сударыня, покупайте обязательно, вы никогда не пожалеете! – кричал он нам убедительным голосом, тогда как поезд уносил нас уже далеко от озер, винокурни, плодородных полей и белого дома с управляющим, умирающим от скуки.
Последний покачал нам головой на перроне, он так и не верил в то, что мы купим, как и в то, что генерал когда-либо продаст имение. Он питал тщетную надежду уехать из этой дыры, которая порядком ему надоела.
Под предлогом того, что сумма в двести пятьдесят тысяч была для нас слишком большой, мы отказались от Глубокого и продолжили наше путешествие по Волыни. Но в
