Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы славные ребята, — проговорил он. — Когда я впервые вас увидел, вы показались мне настоящими висельниками, только не сердитесь. Нас теперь трое: давайте взломаем дверь, нападем на тюремщиков и отберем у них ключи.
— Галунье! — окликнул гасконец.
— Да, Плюмаж? — отозвался нормандец.
— Как ты полагаешь: похож я на висельника?
— Я, — отозвался Галунье, искоса посматривая на вновь прибывшего, — впервые слышу подобное оскорбление.
— Ладно, битый туз! — воскликнул Плюмаж. — Этот малый ответит нам, когда мы выберемся отсюда. А сейчас он мне нравится и его мысль тоже! Давайте взломаем эту дверь, будь она трижды неладна!
Плюмаж и Шаверни бросились было к двери, но Галунье их удержал.
— Слышите? — проговорил он, наклоняя голову и прислушиваясь.
В коридоре раздавались шаги. В один миг куски штукатурки полетели в угол и были прикрыты соломой. В замочной скважине громко заскрежетал ключ.
— Где же мне спрятаться? — спросил Шаверни, улыбавшийся, несмотря на переплет, в который попал.
Снаружи уже слышался лязг тяжелых засовов. Плюмаж поспешно скинул кафтан, Галунье сделал то же самое. Шаверни кое-как спрятался — частично под солому, частично под кафтаны. Оставшись в сорочках, фехтмейстеры встали друг напротив друга, делая вид, что упражняются в фехтовании, но без шпаг.
— Теперь ты, мое сокровище! — воскликнул Плюмаж. — Раз, два… Ну давай!
— Попал! — смеясь отозвался Галунье. — Эх, будь тут у нас шпаги, вот бы мы позабавились!
Массивная дверь повернулась на петлях. Показавшиеся в ней тюремщик и стражник пропустили в камеру третьего, одетого в роскошный наряд придворного.
— Далеко не уходите, — проговорил он, затворяя за собою двери.
Это был господин де Пероль во всем своем блеске. Наши храбрецы сразу его узнали, однако продолжали упражняться, словно никого больше в камере не было. Этим утром, покинув увеселительный домик, славный господин де Пероль еще раз пересчитал свои сокровища. При виде всего этого золота, этих акций, аккуратно уложенных в шкатулке, фактотуму снова пришло в голову уехать из Парижа в деревенскую тишь, дабы вкусить там от радостей землевладения. На горизонте уже появились тучи, и чутье говорило ему: «Уезжай!» Однако в том, чтобы задержаться в городе еще на сутки, большой опасности не было. Такого рода умозаключения всегда губят стяжателей: сутки — это ведь так недолго! Им не приходит в голову, что сутки состоят из 1440 минут, а в каждой из них заключено шестьдесят отрезков времени, вполне достаточных, чтобы какой-нибудь мошенник успел отдать Богу душу.
— Добрый день, мои отважные друзья, — проговорил Пероль, убедившись, что дверь осталась приоткрытой.
— Прощай, дорогуша! — отозвался Плюмаж, нанося своему другу Галунье страшный удар. — Ну как? Мы с этим распутником как раз беседовали о том, что, будь у нас шпаги, нам было бы чем заняться.
— А если вот так? — осведомился нормандец, погружая свой указательный палец в живот своего благородного друга.
— Как же вы здесь очутились? — насмешливо спросил фактотум.
— Неплохо, неплохо! — подзадорил друга гасконец. — А что новенького в городе?
— Насколько мне известно, ничего, мои достойные друзья. Значит, вам очень хочется вернуть свои шпаги?
— Привычка, — благодушно отозвался Галунье. — Когда со мною нет моей Петрониллы, я словно без рук.
— А если вам отдадут шпаги, да еще вдобавок выпустят отсюда?
— Ризы Господни! — вскричал Плюмаж. — Это будет прелестно! А, Галунье?
— Что для этого нужно сделать? — осведомился тот.
— Немного, друзья мои, совсем немного. Хорошенько поблагодарить человека, которого вы всегда считали врагом, но который питает к вам слабость.
— Кто же этот превосходный господин, черт бы его драл?
— Это я, мои старые товарищи. Только подумать, мы ведь знакомы уже более двадцати лет!
— На святого Михаила будет ровно двадцать три, — уточнил Галунье. — Как раз в канун праздника святого архангела я по поручению господина де Молеврие славно отделал вас шпагою плашмя позади Лувра.
— Галунье! — сурово вскричал Плюмаж. — К чему эти неприятные воспоминания? Я, кстати, часто думал, что славный господин де Пероль втайне любит нас. Извинись, дьявол тебя раздери, и немедленно!
Галунье покорно оставил свою позицию посреди камеры и, сняв шапочку, приблизился к Перолю.
Зоркий глаз господина де Пероля сразу заметил на полу белое пятно от штукатурки. Затем его взгляд, естественно, перешел на потолок. При виде дыры фактотум побледнел. Но кричать он не стал, поскольку смиренный и улыбающийся Галунье уже стал между ним и дверью. Пероль лишь инстинктивно попятился к куче соломы, чтобы обезопасить себе тылы. Перед ним стояли два решительных и крепких человека, но, с другой стороны, стража была неподалеку, да и у него на боку висела шпага. В тот миг, когда он остановился спиною к куче соломы, из-под края кафтана Галунье высунулась улыбающаяся физиономия Шаверни.
IV
Старые знакомые
Тут мы вынуждены сообщить читателю, зачем господин де Пероль явился в тюрьму к Плюмажу и Галунье, поскольку сам этот расторопный господин не успел объяснить причину своего визита.
Наши два смельчака должны были предстать в Шатле перед Огненной палатой в качестве свидетелей. Но показания, которые они могли дать, никоим образом не удовлетворяли принца Гонзаго. Поэтому Перолю и было поручено сделать им ослепительные предложения, против которых они бы не устояли: по тысяче пистолей каждому в звонкой монете на месте и авансом, и даже не за то, чтобы выступить против Лагардера с обвинениями, а лишь чтобы сказать, что в ночь убийства их не было вблизи от замка Келюс. По мысли Гонзаго, Плюмаж и Галунье должны были согласиться на это тем более охотно, что им и самим не очень-то хотелось признаваться в своем там присутствии.
Вот каким образом господину де Перолю представилась возможность еще раз блеснуть своими дипломатическими талантами.
Итак, насмешливая физиономия Шаверни высунулась из-под кафтана Галунье, пока Пероль, стоя спиной к вороху соломы, следил за действиями наших храбрецов. Маленький маркиз подмигнул соратникам и сделал им знак приблизиться. Те осторожно подошли.
— Эх, битый туз! — заметил Плюмаж, указывая на дыру в потолке. — Как-то все же неприлично помещать дворян в тюрьму с таким скверным потолком.
— Чем дальше, — без особого гнева заметил Галунье, — тем меньше уважения к приличиям.
— Друзья мои! — с тревогой вскричал Пероль, видя, что друзья приближаются к нему один справа, другой слева. — Только без глупостей! Если вы заставите меня обнажить шпагу…
— Вот еще! — вздохнул Галунье. —
