Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти хитроумные словеса окончательно убедили Оланзу, и он решился возложить нелегкую задачу на плечи верного Абальтаманта. Мудрый визирь прекрасно понял, что движет его недоброжелателями, но сделал вид, что польщен оказанным доверием, и твердо обещал самому себе, что убережет себя и свою голову от дикого приема, коему подверглись другие посланники.
И вот всё уже готово к отъезду. Абальтамант позаботился о том, чтобы его колесницы видом своим свидетельствовали о богатстве, мудрости и славе государя, которого он представляет. Посол двинулся в путь и неустанно следил, чтобы в войске, его сопровождавшем, царил строжайший порядок.
Добравшись до земель Кохинхина, Абальтамант удвоил предосторожности. Щедростью своей и подаяниями он завоевал благожелательность народа и уважение местных властей. И, когда он достиг столицы, слава о почтенном посланнике Оланзы уже опередила его.
При первой же встрече с царем Абальтамант заверил его в своем глубочайшем уважении и вместе с посланием Оланзы передал от имени своего государя богатые подношения. Египетскому визирю оказали теплый прием, одарили драгоценными мехами и проводили во дворец, приготовленный для него и всех его людей. Абальтамант получил приказ явиться за высочайшим ответом через три дня.
Молва донесла до царевны известие о прибытии нового посольства. Царь-отец пришел к дочери после встречи с Абальтамантом, рассказал о том, что ее руки просит самодержец Египта, и дал почувствовать, что на сей раз расположен серьезно отнестись к сватовству.
«Отец мой, — сказала царевна, — надеюсь, ты не откажешь мне в любезности и позволишь встретиться с глазу на глаз с этим посланником. О характере государя очень часто можно судить по тому, каких советников он себе выбирает. До сих пор все превозносили Абальтаманта, и даже ты, похоже, остался им доволен. Позволь мне самой убедиться в том, что он стоит похвал не только как сановник, но и как человек. Я хочу испытать его и проверить».
В этой просьбе не было ничего предосудительного, и царь дал свое согласие.
Когда назначенный срок истек, Абальтамант снова предстал перед государем. После положенных приветствий ему велели пройти к царевне, которая желала его расспросить. Главный евнух проводил его, и, хотя путь был недолог, дальновидный посланник успел подумать и вспомнить советы египетского мудреца, который когда-то был его наставником: «Нет спросу с того, кто не поднимает глаз. Держи язык за зубами, и тебя не упрекнут в болтливости. Прижми руки к сердцу своему, и тебе их не отрубят».
Едва он всё это припомнил, как оказался лицом к лицу с царевной. Она встретила его словно старого друга: в простом платье, без покрывала, в окружении нескольких невольниц, каждая из которых была прекрасна, но ни одна не могла затмить свою госпожу. Египетский визирь, скрестив руки на груди и опустив глаза долу, смиренно выказал царевне почтение. Она предложила ему присесть, и он подчинился, расположившись поодаль от царской дочери.
«Что привело тебя к моему отцу?» — спросила юная красавица.
«Мой повелитель, — отвечал Абальтамант, — горит желанием стать твоим мужем, госпожа. Он почтет за счастье получить твою руку, и я приехал просить ее от его имени».
Царевна потупилась, а затем велела поднести гостю в дар драгоценности редкой красоты и блеска и, не спуская с него глаз, попыталась угадать по его лицу и поведению, какое впечатление произвели эти подарки на гостя. Душа продажная и алчная выдает себя одним-единственным взглядом, одним движением. Таким образом царевна проверяла каждого посланника, который искал ее руки для своего государя, и все они были ослеплены свалившимся на них богатством.
«Я принимаю твои дары с почтением и признательностью, — промолвил, помолчав, Абальтамант. — Однако это бесценное сокровище достойно лишь моего господина, а не его верного слуги. Твое сердце и рука, госпожа, — вот единственное, что я хочу получить ради счастья царя Оланзы. Окажи мне честь, прими предложение моего государя, и больше мне ничего не надобно».
Этот почтительный и мудрый ответ очаровал царевну.
«Добейся согласия отца моего. Я хочу, чтобы он дал его, и этим всё сказано».
Абальтамант с трудом сдержался, чтобы не выдать свою радость. Он учтиво поклонился и удалился.
Тем же вечером царь Кохинхина навестил свою дочь.
«Мы проиграли, отец мой, — призналась она. — Ты хотел выбрать мне мужа, который сделает меня счастливой. Придется тебе остановить свой выбор на Оланзе. Ничтожный царь не сумел бы привлечь такого советника, как Абальтамант, он завидовал бы ему и не смог бы ему доверять».
Услышав столь убедительные доводы, отец царевны решил, что Оланза станет его зятем, но захотел еще раз побеседовать с его посланником и приказал пригласить Абальтаманта во дворец.
Египетский визирь не заставил себя ждать, и царь спросил его, какое впечатление произвела на него царевна.
«Государь, — отвечал Абальтамант, — я прибыл к твоему двору вовсе не для того, чтобы разглядывать ту, чью руку мне было поручено испросить. Мой господин, прослышав о ее достоинствах, воспетых поэтами, не требовал, чтобы я взирал на прелести, что зажгли любовь в его сердце. Когда царевна оказала мне честь, пригласив для беседы, я ни на минуту не забывал о почтении, кое должен испытывать к дочери великого самодержца и будущей жене могущественного повелителя Египта. Я вспомнил изречение мудрого Абайлассана: „Не смотри на солнце, блеск его лучей растопит хрусталики зениц твоих“».
«Моя дочь преподнесла тебе дары, — не отступал царь Кохинхина, — почему ты не принял их?»
«Государь, я мог бы принять их лишь после успешного завершения моего посольства. Только твой ответ определит мое поведение. Если я исполню желания моего господина и смогу поставить это себе в заслугу, то сочту себя достойным того дара, что столь любезно предложила мне твоя дочь».
«До сей поры, — продолжил царь, — я с презрением и негодованием отказал многим коронованным особам и не отдал им сокровище, которое ты хочешь у меня похитить. Все искатели руки ее, являвшиеся ко мне, показались мне самонадеянными болванами, посланцами безумцев, упоенных собственным величием. Они не только выказывали низость и продажность, но и осмеливались поднять глаза на мою дочь! Их дерзость так возмущала меня, что я, желая