Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

– Калиф – великий человек. Я никогда не утверждал иного, – торопливо заверил его Котс. – Мы повесим этих предателей на городских стенах, на их собственных кишках.

– С Божьей помощью, хвала Господу, – произнес Кадем.

В последние два года первая непрочная связь между ними превратилась в закаленную сталь. Джим Кортни своим ночным нападением вынудил их совершить ужасное путешествие, которое было бы не под силу слабым. Они прошли тысячи лиг по дикой местности, победили болезни и голод. Их лошади пали от голода и усталости или были убиты враждебными туземцами. Последний отрезок пути сквозь болота и мангровые леса, прежде чем снова выйти на берег, они проделали пешком. Там им попалась рыбацкая деревня. Ночью они напали на деревню и перебили всех мужчин и детей, а пятерых женщин и трех маленьких девочек убили только после того, как Котс и Удеман удовлетворили свою похоть. Кадем ибн-Абубакер держался в стороне от этой оргии. Женщины кричали и плакали, потом отчаянно крикнули в последний раз, когда Котс и Удеман перерезали им горло, а Кадем все это время молился на берегу.

Они сели в захваченные рыбацкие лодки – старые поношенные каноэ с выносными уключинами – и после трудного плавания пришли в гавань Ламу. И пали ниц перед Заяном в тронном зале его дворца.

Заян аль-Дин тепло встретил племянника. Он считал его мертвым и обрадовался вести о казни Ясмини. Как и обещал Кадем, калиф благосклонно отнесся к новому товарищу Кадема и внимательно выслушал рассказ о его безжалостности и воинских способностях.

Чтобы испытать Котса, он послал его с небольшим отрядом покорять последние крепости мятежников на африканском побережье. Калиф ожидал, что Котс, как и все предшествующие отряды, потерпит поражение. Однако Котс не посрамил своей славы и спустя два месяца привел на Ламу в цепях всех предводителей восставших. И лично в присутствии калифа вспорол им живым животы. В награду калиф пожаловал ему половину лакха золотых рупий из добычи и позволил выбрать лучших рабынь из числа захваченных. Потом он присвоил Котсу звание генерала и поручил командование четырьмя батальонами своей армии, которые собрал для нападения на Маскат.

– Калиф идет к нам. Как только он прибудет, можно начинать приступ.

Кадем повернулся и пошел навстречу паланкину, который несли вверх по холму восемь рабов. Паланкин, золотой с лазурью, защищал от солнца; когда рабы опустили его, из него вышел Заян аль-Дин.

Это больше не был неуклюжий мальчик, которого Дориан колотил в гареме на острове Ламу и кому он повредил ногу, защищая от его приставаний Ясмини. Заян по-прежнему хромал, но детская пухлость давно сошла. Жизнь, полная интриг и постоянной борьбы, отточила его ум и сделала жесткими черты. Взгляд у него был быстрый и внимательный, манеры властные. Если бы не жестокие линии рта и коварство во взгляде, его можно было бы назвать красивым. Кадем и Котс простерлись перед ним. Вначале Котс находил эту форму преклонения отвратительной. Однако, как и арабский наряд, она стала теперь неотъемлемой частью его существования. Заян жестом приказал своим генералам встать. Вслед за ним они прошли к краю холма и посмотрели на открытую местность, по которой двигались нападающие солдаты. Заян опытным взглядом изучал диспозицию. Потом кивнул:

– Продолжайте!

Голос у него высокий, почти девичий. Впервые услышав его, Котс запрезирал Заяна, но оказалось, голос – единственное, что в нем есть женственного. Заян был отцом ста двадцати трех детей, среди которых только шестнадцать – девочки. Заян перебил тысячи врагов, и многих – собственными руками.

– Одну красную ракету, – кивнул Котс своему адъютанту. Приказ быстро передали вниз по склону стоявшим там сигнальщикам. Ракета, как сверкающий рубин, поднялась в безоблачное небо на серебряном хвосте дыма. С холма слышны были приветственные крики: войска тесными рядами устремились к стенам. Перед Заяном стоял раб: калиф положил ему на плечо длинную медную подзорную трубу, используя его как живой треножник.

Передовые ряды турок достигли рва под стенами, когда из-за каменного укрепления показался «Дух». Сразу за ним последовала «Месть». Заян и офицеры перевели подзорные трубы на корабли.

– Это корабли, на которых в Маскат прибыл предатель аль-Салил, – сказал Кадем. – Наши шпионы предупреждали об их появлении.

Заян ничего не сказал, но при упоминании этого имени его лицо исказилось. Он почувствовал боль в искалеченной ноге, и в его горле поднялся острый вкус ненависти.

– Их пушки наготове. – Котс смотрел на корабли в трубу. – Они накроют наши войска продольным огнем. Пошлите всадника предупредить, – приказал он своему адъютанту.

– У нас нет лошадей, – напомнил адъютант.

– Тогда отправляйся сам. – Котс схватил его за плечо и толчком послал вниз по склону. – Беги, бесполезный пес, или я привяжу тебя к стволу пушки и выстрелю.

Его арабский совершенствовался с каждым днем. Адъютант, размахивая руками, с криком побежал по склону в сторону кораблей. Однако турки были заняты нападением, никто из них не оглядывался.

– Дать сигнал к отступлению? – предложил Кадем, но оба знали: уже поздно. Все смотрели молча. Передовой корабль вдруг окутало облако белого порохового дыма. Корабль слегка наклонился под тяжестью отдачи, потом снова выпрямился, но его корпус был закрыт кипящими клубами дыма. Из облака торчали только мачты. Через несколько секунд до наблюдателей долетел громовой звук залпа, он покатился дальше, рождая эхо в окрестных холмах.

Наблюдатели на холме направили подзорные трубы на тесные скопления людей внизу на равнине. Паника охватила даже опытных солдат, привыкших к бойне на поле битвы. Картечь с каждым выстрелом выкашивала в толпах полосу шириной в двадцать шагов. И, как серп жнеца на поле спелой пшеницы, никого не оставляла стоять на своем пути. Кольчуги и бронзовые доспехи офицеров оказывали ей не больше сопротивления, чем листок хрупкого пергамента. В воздух взлетали оторванные головы, бородатые, в шлемах, похожих на суповые миски. Торсы с оторванными руками и ногами грудами валились друг на друга. Люди на холме отчетливо слышали крики раненых и умирающих.

«Дух» повернул руль и отошел в свободные воды залива. Его место спокойно заняла «Месть». На берегу уцелевшие стояли в ошеломленном молчании, не в силах оценить размеры обрушившейся на них катастрофы. Когда «Месть» нацелила на них свои пушки, вопли отчаяния заглушили даже крики раненых. Мало кому хватило присутствия духа, чтобы броситься на землю. Солдаты побросали штурмовые лестницы, повернулись и побежали.

«Месть» дала по ним залп, опустошивший поле. Корабль повернул руль и последовал за первым.

Тем временем «Дух» завершил поворот по ветру и вернулся на прежний курс, нацелив теперь батареи левого борта в бегущих турок. А в это время на противоположном борту пушкари закладывали мешочки с картечью и готовились стрелять при следующем повороте.

Подобно танцорам в менуэте, корабли выполнили несколько последовательных маневров в виде восьмерки. И каждый раз их пушки выбрасывали над узкой полоской открытой воды новые клубы дыма, пламени и картечи.

После второго полного поворота «Духа» Мансур захлопнул подзорную трубу и сказал Кумре:

– Больше не по чему стрелять. Убрать орудия и отвести корабль дальше в залив.

Корабли вернулись на прежнюю стоянку, под защиту крепостных батарей.

Заян и два генерала осматривали поле. Трупы покрывали землю, как листья осенью.

– Сколько? – спросил Заян высоким женским голосом.

– Не больше трех сотен, – предположил Кадем.

– Нет, нет! Меньше, – покачал головой Котс. – Сто пятьдесят, максимум двести.

– Это всего лишь турки, и через неделю придет сотня полных дау, – бесстрастно кивнул Заян. – Надо вести траншеи и поставить стену из мешков с песком, чтобы защититься от залпов с кораблей.

– Не прикажет ли ваше величество флоту блокировать залив? – почтительно спросил Кадем. – Надо преградить выход двум кораблям аль-Салила и в то же время помешать доставлять продовольствие в город морем.