Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

Однако правительство, которое несет ответственность за то, каким образом будет испрашиваться воля народа, что влияет на дальнейшие последствия, не считает себя компетентным, чтобы принять решение самому и отсечь своим приговором все различные мнения, столь горячо здесь высказывавшиеся. Если нет другого выхода, кроме того, который оно выберет, правительство безусловно возьмет на себя всю ответственность за него, как велит ему долг и как оно действовало в течение пяти лет одного месяца и двенадцати дней по многим жизненно важным вопросам. Но какой из трех возможных учредительных органов предпочитает нация, она скажет сама. Достаточно лишь спросить ее. Делая это, правительство убеждено, что избирает наиболее демократический путь. Более того, единственный демократический путь. Тем же, кто упоминал о прецедентах либо для того, чтобы полностью извратить их смысл, либо, напротив, подчеркнуть, что в тех случаях, когда стране предлагались новые республиканские институты, еще никогда не прибегали к референдуму, я повторю, что ситуация, в которой мы находимся, не имеет никаких прецедентов и если для выхода из нее требуется нововведение, то лучше ввести его путем всенародного голосования, нежели авторитарным.

Позвольте мне упомянуть об одном соображении, значимость которого я прошу вас взвесить. После стольких смен режимов существует риск, что наша страна начнет испытывать нечто вроде скептицизма к государственным институтам. Для того, чтобы вернуть французскому народу веру в конституционные начала, без чего демократия, вероятно, погибла бы, было бы правильно привлечь его к непосредственному созданию новой государственной системы не только для ее утверждения, но и для участия в строительстве ее основ.

Таким образом, правительство рассчитывает положиться на страну в выборе решения, вернуться ли к конституции 1875, или выдать избранной прямым всеобщим голосованием ассамблее неограниченные и исключительные полномочия, или же дать ей учредительную власть на равных правах с другими органами. Но именно потому, что правительство желает таким образом высказать уважение к свободному выбору нации, это совсем не означает, что у него нет права также иметь свое мнение. Я объясню, почему нам кажется, с одной стороны, пагубным вернуться к прежним институтам власти и, с другой стороны, опасным создать ассамблею, не имеющую в своей власти, прерогативах и сроке полномочий абсолютно никаких ограничений, кроме тех, что могли бы удовлетворить большинство ее членов.

Самороспуск Национальной ассамблеи 10 июля 1940 в моих глазах никогда не имел значимости и являлся недействительным. В том, что касается меня, я никогда не признавал законным ни один из актов так называемого правительства Виши, и основываясь именно на таких принципах, сменившие его государственные органы, которые я возглавлял и которые управляли страной в период войны, строили свою деятельность. Но из того факта, что законность исчезла вместе с конституцией Третьей Республики, не вытекает, что для ее восстановления достаточно вновь ввести в силу эту конституцию. Сила конституции заключается в том, что она ведет свое начало от воли народа и соответствует условиям, в которых должно существовать государство. Помимо того, что нам кажется более чем сомнительным, что институты 1940 после тех событий, что привели к их краху и к которым — самое меньшее, что можно о них сказать, — они не были приспособлены, еще соответствуют воле страны, что покажет референдум, нам представляется очевидным, что они не соответствуют всему, что относится к организации, деятельности и взаимоотношениям исполнительной и законодательной властей, потребностям нашего времени.

На все это их сторонники отвечают, что Национальная ассамблея, предусмотренная конституцией 1875 и формируемая объединением Палаты депутатов и Сената, будет иметь все средства для начала конституционной реформы. Но не будет ли рискованно ожидать, что по собственной воле и при отсутствии прямого давления событий данные институты согласятся на полное и глубокое преобразование? Я добавлю, что для того, чтобы иметь шанс возбудить в нации ту веру в конституционные начала, о которой я только что говорил и без которой можно будет создать лишь слова на бумаге, не имеющие никакой силы, необходимо, по моему мнению, сделать так, чтобы процедура, которая будет применена в деле создания конституции, соответствовала бы психологии страны. Я убежден в том, что эта психология проникнута духом обновления, и если бы это было не так, то Франции при любых условиях оставалось бы лишь постепенно приходить в упадок. Вот почему серьезные сомнения юридического плана, заставлявшие меня иногда в мыслях склоняться, и я это признаю, в пользу восстановления системы, существовавшей на июнь 1940, исчезли перед лицом политической, моральной и национальной необходимости и, я добавлю, как только что сказал господин председатель Комиссии по делам заморских департаментов, перед лицом соображений, относящихся к существованию Французского Сообщества.

Что же касается создания Ассамблеи как высшего органа, обладающего всеми полномочиями государственной власти, то я убежден, что она ввергнет страну в тяжелейшую смуту и от одного злоупотребления за другим приведет в пропасть и саму демократию. К тому же, среди тех, кто вначале, казалось, допускал в принципе ее существование, многие, однако, считали необходимым на практике установить границы прерогатив и срока полномочий такой Ассамблеи, а также регламент сохранения равновесия между ветвями власти. Но я так и не смог выяснить, какой же орган или какое совещание были бы достаточно компетентными для того, чтобы сегодня установить эти пределы и эти нормы и заранее вменить их в обязанность еще не избранной Ассамблее. Фактически и по праву только страна может определить условия, в которых будут действовать органы власти в переходный период, когда, избрав своих представителей для создания конституции, она еще не будет иметь ее.

Поэтому правительство, в силу обстоятельств являющееся единственно способным взять на себя инициативу обращения к народу, считает необходимым передать на его усмотрение урегулирование этой проблемы. Во-первых, речь идет о том, чтобы предложить стране при определении срока полномочий Ассамблеи и ее законодательной правоспособности по трем основным направлениям: бюджета, договоров, структурных реформ — привести Ассамблею к необходимости сконцентрировать свою деятельность на основном предмете, то есть выработке конституции. Ведь в конце концов, с того момента, как народ во всеуслышанье объявит свою волю, самым важным станет создание институтов, в рамках которых будет осуществляться ее деятельность. Если не приступить к этому в кратчайшие сроки, мы окажемся — я в этом глубоко убежден — ввергнутыми в авантюру.

Затем следует сделать так, чтобы исполнительная власть исходила от самой Ассамблеи, которая изберет главу правительства, и так, чтобы эта власть обладала на короткий период до вступления в силу новой конституции второстепенными законодательными полномочиями, от которых в любом случае стоит освободить все будущие ассамблеи, если мы хотим направить их силы на проведение основных крупных реформ, а также имела бы гарантии стабильности, без которых отныне невозможно вести речь о правительстве.

Здесь мы касаемся, и все это понимают, основного момента не только на несколько месяцев переходного периода, о котором мы говорили, но и в целом для всей совокупности наших будущих государственных институтов. Я не думаю, что во Франции можно найти много людей, не порицающих абсурдную систему, благодаря которой до 1940 каждый день судьба правительства Республики могла быть поставлена под вопрос. Во что могли обойтись стране потери от этой постоянной угрозы, висевшей над теми, кто брал на себя бремя власти, этого почти хронического состояния кризиса, а также политических торгов вне и интриг внутри самого Совета министров, являвшихся следствием всего происходящего, исчислить невозможно. Вчера я сказал, что с 1875 по 1940 у нас было 102 правительства, тогда как в Великобритании их было 20, а Соединенные Штаты прожили при 14 президентах. В прошлом году великий президент Рузвельт сказал мне следующее: «Представьте себе, что мне, президенту Соединенных Штатов, много раз не удавалось вспомнить, кто являлся главой правительства Франции!» Завтра еще больше, чем вчера, деятельность государства потеряет всякую преемственность, а для французской демократии не станет будущего, если подобные условия будут сохранены. Приходу режима Виши во многом содействовало то отвращение страны к таким политическим играм, которым она долгое время была свидетелем и которые так пагубно сказались на деятельности государства!

Несомненно, что ответственность исполнительной власти должна быть полной. Но почему к ней должны обращаться произвольно по любому поводу и в любое время? Почему не допустить, что на период выработки конституции и до того дня, когда сама конституция будет определять нормы деятельности в этой области, Ассамблея, выбрав для формирования и руководства правительством кого-то, кому она доверяет, могла бы дать ему все полномочия на несколько месяцев, сохранив за собой право решения в основных законодательных вопросах? В союзе пяти великих держав, в котором, несмотря на необоснованную задержку, наша страна заняла свое место и который будет реорганизовывать ради сохранения мира нашу планету, потрясенную войной, будет ли Франция еще раз единственной страной, представители которой находятся в постоянной зависимости от малейших колебаний Ассамблеи? Можно прийти в отчаяние, если после стольких уроков мы опять вернемся к подобной системе!