Звездные войны - Мэтью Стовер

Оби-Ван сжал механическую ладонь Скайуокера, второй рукой — выше соединения металла и живой плоти.

— Ты мудрый и сильный, Анакин. Ты делаешь честь нашему Ордену и далеко обогнал мои скромные усилия на учительском поприще.

— Не так давно вы утверждали, что моя мощь не делает мне чести.

— Я не о мощи твоей говорю, Анакин, а о твоем сердце. Твое величие — в великодушии, отваге, щедрости, сострадании и сочувствии. Вот, чем ты ценен,негромко произнес Кеноби. — Твои поступки — поступки великого человека. И я очень горжусь тобой.

И все, чем Анакин сумел ответить, это задумчивым эхом:

— Да пребудет с вами Великая сила.

Он стоял и смотрел в спину Кеноби. Затем повернулся и, понурившись, нога за ногу побрел к машине.

Канцлер ждал.

Глава 14

Холодный ветер подметал, личную посадочную площадку в здании Сената. Анакин стоял, закутавшись в плащ по самый подбородок, и разглядывал собственные сапоги. Он не чувствовал холода или ветра. Он не слышал завывания двигателей, с которым личный транспорт канцлера Палпатина опускается на платформу, не ощущал запаха смога, растревоженного порывами ветра.

Что он видел, так это лица сенаторов, которые вышли приветствовать его. Что он слышал, так это радостные восклицания и поздравления, когда он вернул Сенату их драгоценного канцлера целым и невредимым. Что он ощущал, так это жгучую гордость оттого, что на нем сфокусировано внимание репортеров, которым не терпится запечатлеть — пусть мельком, — человека, победившего графа Дуку-Сколько дней назад это было? Вспомнить он не сумел. Не так уж и много. Когда не спишь, дни слипаются в ком, так что утомление причиняет физическую боль. Великая сила помогает оставаться на ногах, помогает двигаться и думать, но не позволяет отдохнуть. Да он и не хочет отдыхать. Отдых может принести сон.

А того, что принесет сон, Анакин знать не хочет.

Он вспомнил, как Оби-Ван рассказывал о каком-то поэте, о котором когда-то читал. Имени он не помнил, да и цитату переврал, но говорилось там, что нет несчастья большего, чем вспоминать с горьким разочарованием день, когда ты был счастлив…

Как все быстро переменилось от добра ко злу?

Анакин не понимал.

Репульсоры челнока взбили пыль, открылся люк, и по трапу слаженно спустились четыре алых гвардейца. Они словно плыли по воздуху, длинные плащи цвета свежей крови раздувал ветер. Гвардейцы расступились, пропуская Палпатина и его высокого грузного спутника-чагриана, рога которого покачивались над головой Верховного канцлера. Палпатин и вице-спикер Сената Маc Амедда были погружены в беседу.

Анакин шагнул им навстречу.

— Канцлер, — произнес он с поклоном. — Господин спикер.

Маc Амедда посмотрел на него, выпятив сизые губы, что для человека было бы знаком пренебрежения и недовольства, а для чагриана — улыбки.

— Приветствую вас, ваша милость. Надеюсь, день был к вам благосклонен?

Скайуокеру как будто швырнули в глаза горсть песку.

— Весьма, господин спикер, благодарю вас. Амедда вновь повернулся к Палпатину, и вежливая улыбка Анакина немедленно превратилась в презрительную гримасу. Может, он просто переутомился? Но почему-то изгибы обнаженных головных щупальцев чагриана заставляли Скайуокера надеяться, что Оби-Ван не солгал о Сидиусе. Анакин предпочел бы, чтобы тем самым таинственным ситхом оказался бы Маc Амедда, потому что спикер Сената был настолько ему отвратителен, что Анакин легко мог представить, как разбивает ему голову…

Тут Скайуокера осенило, что Палпатин вежливым жестом отсылает Амедду в сопровождении «красных плащей».

Хорошо. Анакин не в настроении играть в глупые игры. Наедине с канцлером они могут переговорить начистоту. Небольшой разговор по душам — то, что требуется. Небольшой разговор по душам, может быть, выжжет туман полуправд, которыми Совет Ордена забил ему голову.

— Итак, Анакин, — произнес Палпатин, пока остальные отходили подальше.Ты проводил своего друга?

Скайуокер кивнул.

— Если бы я ненавидел Гривуса меньше, то пожалел бы его.

— Да? — Палпатин заинтересовался. — Разве джедаям позволена ненависть?

— Фигуральное выражение, — отмахнулся Анакин. — Не имеет ничего общего с моими чувствами к Гривусу. Оби-Ван скоро привезет его голову.

— Разумеется, — промурлыкал канцлер, взяв Скайуокера за руку и провожая его к выходу, — если Совет не ошибся. Я по-прежнему считаю, что мастер Кеноби не годится для этой работы.

Анакин сердито дернул плечом. Почему все хотят говорить о том, о чем он — не хочет?

— Совет был… уверен в своем решении.

— Уверенность такая прекрасная вещь! — воскликнул канцлер. — Хотя часто случается так, что самые уверенные как раз и совершают ошибки. Что будет делать Совет, если Кеноби окажется не способен справиться с Гривусом без твоей помощи?

— Понятия не имею. Полагаю, что они будут думать над этим, если и когда это событие произойдет. Джедаи учат, что упреждение отвлекает.

— Я не философ, мой мальчик, в моем роде деятельности упреждение часто — единственная надежда на успех. Я должен предвидеть действия моих противников и даже союзников. Даже… — он с улыбкой широко повел ладонью.Моих друзей. Это единственный способ подготовиться, извлечь выгоду из создавшейся ситуации и соответственно избежать бед.

— Но если беды случаются по велению Великой силы…

— Боюсь, что я не верю в веление Силы, — сказал Палпатин, теперь он улыбался сконфуженно. — Я верю лишь в нашу волю. Я верю, что все хорошее в нашей цивилизации идет не от слепых действий некоего мистического энергетического поля, но от сфокусированной воли народа: законников и воинов, изобретателей и инженеров, каждым своим дыханием сражающихся за культуру Галактики. За улучшение жизни всех ее обитателей.

Теперь они стояли перед сводчатой дверью кабинета.

— Входи, пожалуйста, Анакин. Как бы ни радовала меня философская беседа, я не поэтому попросил о встрече с тобой. Нам необходимо обсудить одно дело, и боюсь, весьма серьезное.

Через внешние палаты они прошли в небольшой личный кабинет Палпатина. Скайуокер уважительно встал в сторонке с другой стороны стола, но канцлер указал ему на кресло.

— Устраивайся поудобнее, мой мальчик, не стесняйся. Некоторые новости тебе будет сложно выслушать.

— Как и все в эти дни, — буркнул Анакин, следуя совету.

Палпатин, кажется, не услышал.

— Вопрос касается мастера Кеноби. Мои друзья из сенаторов услышали некоторые… тревожные сплетни о нем. Многие в Сенате полагают, что Кеноби не подходит для задания.

Анакин сдвинул брови.

— Вы серьезно?

— Более чем. Ситуация… весьма запутанная. Анакин. Похоже, что кое-кто в Сенате сожалеет, что мне предоставлены особые полномочия.

— Да об этом твердят с Геонозиса. К чему сейчас-то беспокоиться? И каким образом тут замешан Оби-Ван?

— Я как раз подхожу к этому пункту, — канцлер глубоко вздохнул и развернул кресло так, чтобы можно было смотреть на город за транспаристилом окна. — Разница заключается в том, что сейчас некоторые сенаторы — на самом деле довольно большое их число — утратили веру в демократию. Не в силах добиться своего в Сенате, они организовали некий заговор, готовятся сместить меня… иным путем.

— Вы говорите о государственной измене? — Анакину хватило выучки, чтобы прогнать воспоминание об использовании этого слова рядом с именем Оби-Вана.

— Боюсь, что так. Слухи утверждают, что заправилы этой группы могли пасть жертвой… убедительных сил… Совета Ордена и что они станут исполнителями заговора Совета против Республики.

— Я… — Анакин повесил голову. — Да нет… это нелепо.

— И возможно, ложь. Вспомни, это же только слухи. Подтверждений тому нет. Болтовня в Сенате редко бывает правдивой, но если все-таки говорят правду… мы должны подготовиться, Анакин. Друзей среди сенаторов у меня все еще хватает, чтобы уловить, откуда и куда дует ветер. И я могу догадаться, кто там заправляет. Собственно, сегодня днем я встречаюсь с делегацией предполагаемых заговорщиков. Я бы хотел, чтобы ты тоже присутствовал.

— Я?

Почему его не могут сегодня оставить в покое? Хотя бы на пару часов?

— Зачем?

— Твое чутье, Анакин. Способность прочитать злое намерение. Я не сомневаюсь, что сенаторы виртуозно прячут истинные лица. С твоей помощью мы сорвем вуаль и раскроем истину.

Анакин вздохнул, потер глаза, те жгло. Как он мог подвести Палпатина?

— Я готов попытаться.

— Мы не будем пытаться, Анакин. Мы сделаем. В конце концов, это же всего лишь сенаторы. Большинство из них не может спрятать своих мыслей от поедающего мозги червя-слепыша, что уж говорить о самом могучем джедае в Галактике?