Дневник из преисподней - Ирина Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он закричал от немыслимой боли, превращаясь в человека, возвращаясь в тело, которое так ненавидел, и в которое не превращался почти никогда. Его небесная сущность была полностью уничтожена, и в это мгновение Алекс пришел в себя и заглянул в мою душу, ужаснувшись тому, что я чувствую, а затем тому, что я сделала. Он почувствовал, как разрывается нить его брата, и внезапно понял, что свет в моей душе почти полностью поглощен бесконечной тьмой, в которой звезды никогда не умирали, потому что и не жили, и не горели, и никогда не зажигались, а я вдруг поняла, что не заслуживаю его любви…
Он склонился над братом, все еще не веря в то, что произошло, словно можно было вернуть его душу одним лишь своим сочувствием. И его неверящий голос прозвучал в моей голове: «Зачем?»…
Король Орлов Лан страдал и боль его донеслась до всех его подданных моментально. Все они поняли, что я сделала, и все они разом отреклись от меня. Нахлынувшая волна их эмоций не затронула моего сердца, но она скрыла от меня эмоции Алекса, и я никогда не узнаю, что почувствовал он тогда, и что чувствовал после того, как сам стал королем. Но я отчетливо ощущала страх всех орлов передо мною и ответную боль, адресованную лишь своему королю, и я обвинила их в том, что сделала сама. Я обвинила их в равнодушии к самой жизни, позволившей Лану отрицать мое право на жизнь и право Алекса на членство в их небесной семье.
Я стояла перед обнаженным телом их короля и беззвучно кричала самим небесам и его обитателям — кричала с ненавистью в своем сердце и болью в своей душе, ибо они не сделали ничего, чтобы позволить мне жить своей жизнью и не вмешиваться в их судьбы, как завещал мне прежний Король Орлов.
Закрыв глаза, я искала в кромешной тьме горящие огни их сердец, и затронула нить каждого, кто слышал и слушал меня и мою скорбь по ушедшему правителю Ранта Энарэ, которому помог умереть его собственный сын.
Я ненавидела их всех за то, что они выбрали убийцу своим королем, и я сказала, что Лан заслужил мою ненависть, что каждый из них несет ответственность за действия своего короля, что звезды умерли для Лана Эли Гэра по их же вине, ибо я была лишь тенью, оставшейся после смерти его отца — орудием человеческого правосудия, потому что только человек так способен ненавидеть за причиненные боль и унижения. И я поклялась перед человеческим телом их собственного короля, что все они увидят мертвые звезды, если и дальше будут следовать той ненависти, что поселилась в сердце Лана и заставила его убивать…
Я все еще стояла на земле, обессиленная, опустошенная, лишенная эмоций, которые обрушились на весь остальной мир, когда Мастер, потирая ушибы, подошел ко мне. С момента начала атаки Лана и до момента его превращения в человека прошло всего лишь несколько минут, показавшихся мне вечностью, и этих минут хватило для того, чтобы изменить все наше будущее.
Алекс уже не смотрел на брата, он смотрел на меня и в его глазах я не видела ничего, что могло бы подсказать мне, о чем он думает. А затем он расправил крылья и скрыл от меня обнаженное тело своего брата. И Мастер увел меня от них к палатке, заставив сначала прилечь, а потом выпить очередной настой его горьких трав, от которого я уснула и уже не могла видеть, как спустившиеся с неба подданные короля уносят его и вместе с ними уходит Алекс…
Мое выздоровление затянулось и не болезнь стала тому причиной. Мастер привез меня домой и долго лечил своими травами, пытаясь вернуть к обычной жизни. Но болело не мое тело — больная душа не позволяла ему почувствовать себя сильным и здоровым.
Ненависть, которую я обрушила на Лана, уничтожила не только его крылья, она опустошила и меня, заставив почувствовать ту пустоту, что обрела свою первоначальную силу после смерти мамы.
Каждый раз, когда умирал кто-то из тех, кого я хорошо знала, пустота возвращалась ко мне, и предвестником ее всегда была боль. Но в этот раз пустоту породила ненависть, ранее стремившаяся лишь заполнить уже образовавшуюся пустоту. Ненависть и боль соединились во мне, когда я обрушила их силу на Короля Орлов Лана, и ненависть пробила огромную брешь в моей человеческой душе, испепелив дотла еще одну ее часть. И в том, что осталось от нее, уже не было места для раскаяния или сожаления.
Понимая разумом, что Алекс, возможно, ушел навсегда, сердцем я ощущала, что он не перестал любить меня, и он не испытывает ужаса от содеянного мною — того ужаса, что поразил дух всех остальных орлов. Несмотря на отчаяние, прозвучавшее в его голосе, он не испытывал страха, склоняясь над телом брата, и глядя на меня. Но он закрыл его тело от меня, потому что увидел и понял, как далеко я могу зайти, и как далеко завела меня тьма, о которой я рассказала ему в один из вечеров, проведенных в пещере.
Алекс знал, что тьма живет во мне, но не видел ее, сердцем отрицая ее существование. И лишь над телом брата он не только понял, что отрицал очевидное, он понял, что только шаг отделяет меня от бездны, ибо весь остальной путь я уже прошла…
Я не знаю, как милорду удалось захватить его в плен, и что стало приманкой. И я не хочу спрашивать, потому что
