Неизвестный Пири - Дмитрий Игоревич Шпаро

Но дело было совсем не так. «Пири приезжал в Нью-Йорк, – вспоминал Харрэ, – и… отвечал на вопросы, щедро подготовленные Эльзой Баркер, его ответы записывались стенографистами. На этих конференциях присутствовали различные редакторы… и всегда – Эльза Баркер, которая сама стенографировала. Капитан Боб Бартлетт… активно сотрудничал, рассказывая о подробностях путешествия по арктическому льду… Из всех материалов, собранных на этих конференциях, и на основании данных, предоставленных Пири, миссис Баркер составила рукопись, которую Пири отредактировал и одобрил».

Написать девять статей от лица Пири было сложнее, чем пропеть ему хвалебный гимн, и Эльза Баркер изрядно помучилась, добывая материал и сражаясь за него. Ее письма приводят Уорд и Брайс. Цитируем:

«25 марта. Янгу, помощнику редактора Hampton’s. Пожалуйста, не давите на меня из-за места в июньском номере. Это, как Вы знаете, самая первая из больших статей, посвященных санному путешествию на полюс. Мне кажется, что эта великая мировая история, у которой никогда не будет аналогов ни в наши с Вами дни, ни во времена наших самых отдаленных потомков, в достаточной степени важна…

Пири рассчитывает быть здесь в следующий вторник. Это самая ранняя возможная дата, когда я смогу поработать с ним; так что не думайте, будто он не выполняет свою часть работы, – это не так.

P. S. Я только что получила телеграмму от Пири: он предоставит мне свои дневниковые записи в эту субботу, так что беспокоиться не о чем».

«26 марта. Коммандеру Пири. Мне придется зависеть от Вас и просить оказать мне больше помощи в этом месяце, чем прежде. До настоящего момента я никогда не возлагала на Вас бремя, которое могла нести сама, но, кажется, я переоценила свои силы.

Как Вы можете догадаться, у меня много забот и обязанностей, связанных с этим проектом журнала, и я стараюсь контролировать все – даже работу рекламного отдела, выполняя данное Вам в ноябре обещание.

Что касается самих публикаций, то, конечно, я должна готовить их все вплоть до последнего слова, поскольку нельзя допустить резкую смену стиля изложения – а стиль каждого автора так же отличается от любого другого, как и его почерк. Такая перемена плохо отразится на журнале, а еще хуже – на самой книге. За последние семь месяцев у меня было так мало времени подумать о себе, что я забыла: хоть я и имею мужскую работоспособность и мужскую волю, мои нервы остаются все-таки женскими…

Конечно, я не могу сдаться до окончания этой работы, как и Вы не могли сдаться на пути к полюсу. Я просто описываю Вам ситуацию, чтобы Вы помогли мне, чем только сможете».

«1 апреля. Коммандеру Пири. Я надеюсь, что Вы вышлете мне еще до того, как получите это письмо, больше данных, которые мне нужны, за 6 и 7 апреля. Это – кульминация всего рассказа, и это прекрасный шанс. Если у нас не получится такой материал, который удивит и заинтересует каждого, это будет наш собственный промах.

Очень надеюсь, что у Вас найдется время надиктовать 2–3 тысячи слов о тех днях[266]. Ваши глаза тогда так устали от наблюдений, что нет никаких записей в журнале. Весь мир горит желанием узнать, что Вы делали в течение тех двух дней, вплоть до мельчайших подробностей… Даже мои коллеги из журнала интересуются этими деталями, как мальчишки на улице…»

«4 апреля. Коммандеру Пири. Мистер Хэмптон хочет, чтобы в нашей июньской статье были сделаны некоторые изменения. Конечно, я выполню их, но я сохраню для Вас корректуру статьи в гранках в том виде, в каком она была написана первоначально, со всеми ежедневными деталями, и когда Вы захотите оформить все это в виде книги, Вы сможете использовать или журнальный вариант, или мой исходный вариант, более подробный… Я надеюсь, что Вы как можно скорее пошлете мне остальную часть материала, касающегося дней, проведенных на полюсе».

«5 апреля. Коммандеру Пири. Как я писала Вам… я буду хранить для Вас комплект гранок… когда Вы займетесь составлением книги, Вы сможете использовать любой вариант, который Вам понравится».

«8 апреля. Мистеру Бенджамину Хэмптону, издателю. Если, просмотрев повторную корректуру июньского материала, Вы останетесь более или менее удовлетворены и если в субботу Вы пошлете Пири телеграмму в Монреаль, Канада, где он выступает в этот вечер, то Вы, возможно, несколько избавите его от тревоги. Когда он успокоится относительно июньской статьи, то он уже с большей вероятностью сможет сконцентрироваться и сформулировать определенные данные, которые я просила его сообщить мне в связи с окончанием июльской статьи».

Редакторское введение в июльском номере сулило: «Пири представляет миру бесспорные доказательства… своего успеха…» Но ни намека на доказательства в материале не было. В послесловии те же обещания касались следующей, августовской публикации: «…коммандер Пири расскажет о своем путешествии к полюсу… Его история… представит миру научные доказательства открытия, за которое он получил мировое признание».

В августовской сводке заглавными буквами было объявлено: «В этой статье приведены доказательства Пири».

Что же это за доказательства? Географический рассказ о Северном полюсе, изображение секстанта, его техническое описание, подробная методология навигационных наблюдений, сокращенная в книге «Северный полюс» до 2,5 страниц примечаний, набранных мелким шрифтом, живописание страданий коммандера из-за болезни глаз и еще два цифровых расчета на листочках бумаги, под которыми писатель и поэтесса Баркер разместили трогательные слова: «Серия наблюдений, произведенных в лагере Моррис Джесуп, – оригиналы выполнены свинцовым карандашом на тонкой потертой бумаге». Имеется в виду обсервация 7 апреля 1909 года.

В книге «Северный полюс» эти математические бланки тоже приведены[267], но подпись под ними другая: «Факсимиле данных наблюдений, произведенных в лагере Моррис Джесуп 7 апреля 1909 года».

Уорд восторгается Эльзой Баркер – в дневнике Пири за 6 и 7 апреля зиял пробел, но она, проявив находчивость, нашла-таки доказательства, которые требовало руководство журнала, и среди них – состояние бумаги: тонкая и потертая. Уорд, вспоминая вопрос конгрессмена Грегга: «Новая это бумага или старая?» – и раздраженный ответ Титтманна («В это я не вникал»), сожалеет, что автор статей в Hampton’s не участвовала в слушаниях в комитете Конгресса 4 марта.

Помощницей Баркер была стенографистка Лилиан Киль, разоблачившая, как мы помним, подделку очерков доктора Кука[268]. Ее имя, так же как и имя охотника Гарри Уитни, вошло в историю. Уитни был первым, кто услышал откровение Кука «Я был на полюсе», и первым белым, который увидел Пири и его спутников после возвращения. Лилиан Киль посчастливилось первой прочесть журнальный