Монологи о наслаждении, апатии и смерти (сборник) - Рю Мураками

– Что?

– Не смейся, когда я тебя спрашиваю.

– Хорошо.

– Тебе не нравится делать все эти штуки для нас, без всякого отношения к твоей работе?

– Я этого не говорила.

– А почему сегодня ты пришла одетая как я не знаю кто?

– Прошу прощения, у меня было мало времени.

– Ты хочешь стать актрисой? Или это неправда?

– Нет, это правда.

– И ты считаешь, что можешь забыть о том, что на тебя смотрят другие? Ты появляешься без макияжа, в хлопчатых рейтузах и в футболке, словно какая-то продавщица из супермаркета, или мы что, ничего не значим для тебя?

– Нет, это не так.

– Если тебя просят раздеться, то это для того, чтобы ты смогла научиться кое-чему очень важному, понимаешь?

– Да.

– А когда ты трахаешься, ты правильно кончаешь?

– Как, простите?

– Я спрашиваю, бывают ли у тебя оргазмы… эй, отвечай быстрее, кочино, кочино – на караибском сленге это означает грязную и мерзкую, как свинья, бабу, – не тормози, отвечай же!

– Ну…

– Что?

– Если говорить как есть, то я чувствую как бы сильный удар…

– И что дальше?

– Ну, и мужчины обычно сразу кончали.

– А дальше?

– Поскольку у них это выходило слишком быстро, я не успевала.

– Ну а когда ты ласкаешь сама себя?..

– Тогда все нормально.

– Хорошо, моя маленькая Рейко, садись сюда, на диван, и покажи нам, как ты это делаешь, а когда ты будешь кончать, ты должна помочиться.

– Что?!

– Ты должна будешь помочиться. Пописать.

– По… помочиться?

– Когда кончают по-настоящему, то полностью расслабляются, мочеточники возбуждаются одновременно с клитором… а твою мочу господин Язаки будет пить.

– Что?

– Свежая моча очень чистая, это потом она окисляется и становится токсичной. Господин Язаки сначала выпьет бокал розового «Дом Периньона», от вина и мочи получается совершенно дивное послевкусие, разве ты этого не знаешь?

Я не верила своим ушам, но Кейко Катаока ясно дала понять, что он собирается выпить мою мочу. «Почему они так шутят? – думала я. – Ну почему такие люди могут существовать на свете? к тому же в моче содержится очень много ядовитых веществ, которые выводит из себя организм, пить это дело так же чревато, как, например, заблудиться в пустыне или сбиться с курса в открытом океане; ну почему же я такая ненормальная, почему есть такие люди, как они…»; я действительно так думала, но в то же время у меня под мышками, под кожей и языком… нет, не скажу, что это было каким-то осознанным ощущением, но нельзя сказать, что и неотчетливым или неосознанным… что-то вроде предвестника, нет, не в мозгу… ну, словно я чувствовала, как трещит моя кожа: «А, хорошо, учитель собирается пить мою мочу? ладно, пусть пьет», но он так и не выпил, мне пришлось два или три раза описаться при учителе и Кейко, но он не пил, и в Париже я не мочилась в чайную чашку, между мечтами учителя и действительностью всегда получалось небольшое расхождение, я никак не могла понять почему, не понимаю и теперь; в том номере в «Акасака» он пил розовый «Дом Периньон», но он не смешивал его с мочой, это было не в его духе, но вот когда учитель понял, что у меня есть любовник, то есть когда наши отношения ухудшились настолько, что уже не было никакой возможности их восстановить, вот тогда он стал пить мою мочу, он сказал мне:

– Это мой первый опыт такого рода, это та вещь, которую я не понимаю и уж точно не буду никогда повторять, но тем не менее я могу понять тех, кого возбуждают экскременты, это своего рода зависимость; мазохисты, глотающие испражнения «хозяйки церемонии», отличаются от тех, кто постоянно заказывает суп тофу-чигэ в корейском ресторане, они осознают, что совершают нечто аморальное в социальном плане, разумеется, все мазохистские игрища всегда в каком-то смысле имеют социальный подтекст, но это все равно что утверждать, что любое общение есть общественное явление, это ни к чему не приводит, я, со своей стороны, считаю, что садомазохизм являет собой театрализованное и терапевтическое представление в повседневной жизни, в любой ситуации, когда человек, или даже целая нация, забывает о своей чести и свободе и отдается на волю другого человека, или нации, ради собственной безопасности и выживания; если смотреть на проблему с точки зрения сексуальных отношений, то тот, кто активно в них включается, является садистом, а тот, кто отвергает такой принцип и отдает свое тело на милость другого, является мазохистом, далее отношения не идут, точнее, они проходят вне той сферы, что мы называем обществом, можно даже сказать, что партнеры здесь формируют свое собственное микрообщество, закрытое для любого другого, и поэтому, употребляя экскременты другого человека, люди пытаются найти удовольствие в том, что они вырываются из рамок общественной морали, которая утверждает, что дерьмо – это нечто грязное, но вот тут-то и зарыта собака, ибо это означает повторное введение общества и его институтов в то самое искусственно созданное и театрализованное микросообщество, это как игра по ролям, те, кто просит своего партнера надеть униформу или халат медсестры, показывают тем самым свою зависимость от окружающего их социума; я не луплю девушек до крови хлыстом, я не хочу заставлять людей делать то, что им не нравится, мне кажется, это пошло; в Европе и Америке садомазохизм существует чисто в физическом плане, он заключается, например, в нанесении ран, течении крови… поскольку со времен средневековья из-за эпидемий, завоеваний, бунтов и войн люди испытывали недостаток утонченности, изысканности;