Дэниел Мартин - Джон Фаулз

— На самом-то деле это, видимо, Дэвид Герберт Лоуренс и Фрида.379

Американцы рассмеялись, а Джейн сказала:

— Как тебе не стыдно!

— Всё налицо, вплоть до цензуры.

— Вот тут я с тобой могу согласиться.

— Религия не могла руку не приложить. Умерщвление плоти. — Он вдруг испугался, что оскорбил чувства своих спутников, и поспешно взглянул на молодых американцев. — Простите, я не хотел вас обидеть.

— Да нет, мы… — смущённо возразила молодая женщина. — Я обожаю Лоуренса. — Потом объяснила, немного робея, будто боясь, что ей не поверят без университетской зачётки, что она когда-то писала о Лоуренсе курсовую.

Когда выходили из святилища, Джейн спросила, в каком университете она училась, и между двумя женщинами завязалась беседа, урывками продолжавшаяся в течение всей экскурсии. Со стороны Джейн, как убедился Дэн, следуя за ними на небольшом расстоянии и прислушиваясь к беседе, это было исполнением твёрдого решения творить добро. Сам он пришёл к убеждению, что американка ничего особенного собой не представляет и вовсе не интересна; из общей массы других таких же полуобразованных американок её выделяла некоторая неуверенность в себе; а так как к способности представителей своего пола общаться с себе подобными он обычно предъявлял ещё более высокие требования, муж её показался ему до смешного лишённым воображения. Несмотря на страсть к фотографированию, Митчелл, казалось, был начисто лишён эстетической интуиции. Больше всего его поражали размеры, то, как же, чёрт побери, эти ребята могли построить такое: извечная манера прагматических американцев судить о чём бы то ни было.

Дэн решил, что Митчелл и сам чем-то похож на древнего египтянина. В Абидосе, да и в других исторических местах, где они потом побывали, обуянность количеством, большими числами, перечнями была невероятно велика; древние египтяне никогда не довольствовались чем-то одним там, где можно было использовать много. Где-то в святая святых египетского пантеона Дэн обнаружил некое сверхбожество с математическим, каталогизирующим складом ума и вечным horror vacui или, точнее говоря, horror uni380 Позднее герр профессор объяснил ему, что это не так, но тогда Дэн, как-то по-детски, а может быть, и типично по-английски, придумал себе образ цивилизации, разделённой на крикетные команды. Противники его находились здесь — в Египте, в Риме, в современной Америке и в России, в китченеровской Великобритании; в его же команду входили минойская и этрусская эпохи, Ренессанс и… Англия, но не совсем та, что есть, а хотя бы та, какой она всё ещё иногда бывает: его Англия.

Возможно, самую глубокую неприязнь в крикетной команде, капитаном которой оказался Египет, вызывало то, что её искусство нельзя романтизировать. Слишком уж явно оно основывалось на потребительстве и престиже: фараоны и их боги были первыми самодовольными буржуа в мире, породившими «искусство пожарных», по убийственному определению Алэна Мейнара. От этого было некуда деться, об этом буквально кричали рассчитанно точные, холодные, статичные, официальные картины и скульптуры. Они были лишены какой бы то ни было индивидуальности, любви к жизни, избыточной импульсивности, спонтанных преувеличений или абстракции. Они использовали, «осуществляли» искусство, вместо того чтобы позволить искусству в них осуществляться: Сталин и Жданов явились в мир уже тогда.

Однако через пару дней Дэн смягчил своё суждение о Митчелле Хупере. В Абидосе Джейн выяснила, что молодая пара была бездетна; вернувшись после долгого дня в Фивах, когда их корабль снова стоял в Луксоре, Джейн рассказала Дэну, что в жизни Хуперов не всё так просто. Трагедия заключалась в том (Джейн посвятили во все гинекологические подробности), что они не могли иметь детей… по крайней мере Марсия была в этом уверена, хотя Митчелл всё ещё надеялся, что наука отыщет путь к решению проблемы. Марсия хотела усыновить ребёнка, но для её мужа усыновление стало бы окончательным признанием поражения, и он не мог на это согласиться. Египет фактически спас их брак, необходимость «соответствовать» в Штатах угнетала невероятно, да тут ещё родители Митча… по-видимому, душевная робость обоих была отчасти результатом потерянности.

По крайней мере так полагала Джейн, и Дэн не собирался её разубеждать. Он стал с ними любезнее.

Марсия явно испытывала к нему благоговейное почтение: ну как же — его известность, постоянное пребывание в мире кино… она жаждала услышать от него киношные сплетни, хотя бы обрывки сплетен, ждала того, чего в присутствии Джейн он делать никак не желал… но из этого её рассказа он сделал вывод, что наивное любопытство Марсии следует удовлетворить. Джейн очень быстро стала восприниматься как человек всё понимающий: даже за столом Марсия обращалась главным образом к ней, как бы предполагая именно у неё найти одобрение. Как-то раз, в Эдфу,381 Дэн заметил, как Марсия исподтишка разглядывает Джейн (к тому времени Джейн успела ей рассказать о собственной недавней трагедии); взгляд был странный, печальный, в нём не было зависти, наоборот — какая-то почти собачья преданность. Однажды, когда Дэн явился к ленчу раньше Джейн, Марсия сказала ему, что «миссис Мэллори» похожа на одну английскую девушку, с которой она дружила в Мичигане. Она, видимо, полагала, что Англию населяют чуткие и ласковые, всё понимающие женщины. В Англии она никогда не была, и Дэн не стал её разочаровывать.

К этому времени уже не было необходимости выяснять, почему Хуперы не хотят возвращаться в Штаты; Джейн и Дэн составили себе довольно чёткую картину: это люди, переживающие смену критериев отчасти из-за событий, происходящих в мире, отчасти — из-за личной трагедии. Особенно ясно это было выражено у женской половины семейства. Открытие, что она не может иметь детей, вполне очевидно, поразило её гораздо глубже, чем мужа. Оба голосовали за демократов, но расходились во взглядах на войну во Вьетнаме: это неожиданно выяснилось как-то во время ленча. Марсия считала, что следует из Вьетнама уйти — они не имеют права там оставаться; Митчелл же проявил несколько поношенный шовинизм: он согласен, что не надо было вообще туда лезть, но раз уж влезли, надо довести дело до конца. Оба страшно разгорячились. Марсия даже вооружилась статистическими данными — потери, затраты…

— Да я не спорю, Марсия. Я и сам знаю эти цифры. Если б дело только в цифрах — кто бы спорил. Сокращаем потери, уходим — и вся недолга.

Марсия смотрела в стол.

— Интересно, ты долго станешь работать с программой, если вирус там обнаружишь?

— Господи, это же совсем разные вещи. Это же люди. Ну откажемся мы от всего этого плана. Только тогда не проси меня объяснять все «почему» тем ребятам, у кого жизнь покалечена. Ну я хочу сказать — как ты это объяснишь? Простите, парни, мы вас случайно не тот матч играть отправили?

— И с чего это ты таким агрессивным стал?

— Ох Господи. Агрессивным! — Растерявшись от такого наскока, бедняга несколько раз кивнул и наконец смог усмехнуться Дэну. — Вы уж нас простите, пожалуйста. Очень распаляемся из-за всего этого. Может, просто опыта не хватает — отступать.

Но Марсия не желала сдавать позиции. Обратилась к Джейн:

— А что в Англии по этому поводу думают?

— Думаю, мнения разошлись. Как у вас.

— В Оксфорде Джейн была активным участником кампании против войны во Вьетнаме, — сказал Дэн.

— Если распространение небольшого количества листовок можно назвать активным участием.

— Так вы — против? — спросила Марсия.

— Боюсь, что да. От всей души против.

Она бросила быстрый взгляд на мужа.

— Митч на самом деле тоже против, только не хочет признаться.

— Не хочет признаться, потому что не уверен. В этом всё дело. — Он взглянул на Дэна. — Европа, да? Согласен, конечно, это где-то у чёрта на рогах находится. Только я смотрю на это как на Вторую мировую. Как это тогда было с вами и нацистами. То есть я что хочу сказать — если с ними до самого конца не воевать, где они-то остановятся?

Джейн возразила:

— Насколько я помню, Гитлер заявил о своём намерении завоевать Британию. Мне кажется, руководители Северного Вьетнама вряд ли намереваются переплыть Тихий океан.

Её с явной охотой поддержала Марсия:

— Вот именно.

— Постой. Простите, пожалуйста, а ваша позиция — не упрощенчество, если речь о коммунизме идёт? Как я слышал, за Ханоем ещё кто-то стоит, верно?

Марсия вмешалась прежде, чем Джейн успела ответить.

— Ну и что? Будем решать эту проблему, когда она возникнет.

— Господи Боже мой, детка, да она же уже возникла!

Спор продолжался ещё несколько минут, и Дэну стало казаться, что это скорее не политическая, а лингвистическая или — в данном случае — ещё и психологическая проблема, тот случай, когда волнения из-за личной жизнеспособности усилены опасениями за жизнеспособность страны; тут, разумеется, была и неспособность регулировать собственный дискурс, видеть иные перспективы. Он прекрасно понимал, что на самом деле беспокоит Митчелла — проблема свободы: хоть на посторонний взгляд он и выглядел как человек с промытыми до предела мозгами, он верил в свободу как в панацею от всех мировых бед. Джейн высказала предположение, что коррумпированность южновьетнамского правительства вряд ли свидетельствует о существовании там свободного общества, но Митч этого не принял. Там надо провести свободные выборы. Но это всё-таки привилегия развитых демократических государств, не так ли? В ответ на это он, весьма симптоматично, вдруг помрачнел и с чудовищным высокомерием заявил: он-то думает, вовсе не «всякому» позволено решать, что народ так уж чертовски невежествен, что не имеет права сделать свой выбор; и Дэн в который уже раз подивился, как могла мысль о том, что прагматизм — твёрдая основа американского характера, возникнуть и утвердиться во всём мире.