Трое из Леса. Вторая трилогия - Юрий Никитин

Здесь пахло нежилым, но пробраться вовнутрь оказалось намного труднее. Он понял, когда сумел протиснуться в первую же комнату. Царская казна!

На стенах, столах, поверх сундуков разместились мечи и кинжалы, украшенные сапфирами и яхонтами, золотые пояса, кубки, ларцы, чаши с драгоценными камнями. Вдоль стен выстроились на полках бесконечные ряды золотых и серебряных ковшей: если без камней, то редкостной чеканки. Там же стояли кубки, чаши, блюда, стаканы.

Под стеной тянулись в ряд крупные скрыни, ларцы и сундуки – кованные золотом, крышки затейливо украшены драгоценными каменьями, под другой стеной в ряд шли на полках огромные чаши с алмазами, крупными бериллами, изумрудами. Отдельно стояли широкогорлые кубки, доверху наполненные золотыми серьгами удивительной работы, ожерельями из диамантов, цепочками из червонного золота.

Золотые монеты находились в огромных сундуках, но тех не хватило, и золотые монеты сыпали просто в тот угол, теперь из золотой кучи едва выглядывают крышки.

Он откинул крышку большой скрыни. В глаза ударил хищный блеск золотых монет. Золото распирает прочные стенки – тяжелое, мощное, чем-то похожее на застывшие и сплюснутые капли солнца. В соседнем сундуке те же монеты, но мельче, с другим рисунком: зверь на одной стороне, на другой – голова бородатого человека. Такие же монеты выступают горкой в золотой братине, а в двух соседних ковшах – овальные, толстые, с непонятными значками.

Среди всех этих богатств есть свои князья, цари и воеводы. Чудесный оберег, упавший в прадавние времена с неба и оправленный лучшими мастерами земли в золото, золотая цепь в десять пудов, которую Яфет отобрал в Долине Битвы Волхвов, ларец из сердолика – дар берегинь, им волхв Боромир помог в борьбе с упырями, золотые оплечные бармы – сняты с побежденного Имира старшим сыном Яфета, грозным и неистовым Гогом…

А в соседней комнате полыхает неземной свет – радостный и чистый. Еще Мрак ощутил идущие оттуда волны сухого жара. Воздух был горячий и чистый. Он ощутил, что у него слезятся глаза от жара. Попятился. Как-нибудь в другой раз. Если запустит руки по локоть в золото и дорогие камни, это вряд ли поможет защитить любимую женщину…

Дверь была закрыта снаружи на три засова с замками. Пришлось протискиваться обратно в дыру. Дальше ход перегородили упавшие камни, пришлось разбирать, кое-как пролез, обдирая бока и плечи.

Еще одно место выглядело обычным, но, доверяя чутью, он нюхал и лизал, вслушивался, хотя глыбы оставались как глыбы: массивные и толстые. Ударил лапами, замер. Если бы в человечьей личине, то ударил бы сильнее, но услышал бы только шлепок кулаком по каменной глыбе. А так ухо вроде бы уловило слабое эхо.

Он торопливо помчался к каморке Ховраха, моля богов задержать рассвет. Ховрах сидел на полу, прислонившись к стене, кувшин стоял между ног. Вид у него был задумчивый, рожа красная. Завидев Мрака, приветственно помахал зажатой в кулаке костью с остатками мяса:

– Привет, лохматый!.. Присоединяйся. Правда, мясо только жареное и печеное, но чего не станешь есть, когда сырого нет?

Мрак лег, зажал между лапами кость, с удовольствием разгрыз. Одуряюще сладкий сок костного мозга брызнул в пасть, Мрак едва не захлебнулся от жадности и удовольствия.

Ховрах, уже пьяный как чип, одобрительно наблюдал осоловелыми глазами:

– Во-во!.. Для мужчины главное – хороший ломоть мяса. Лучше с мозговой косточкой. А когда поешь всласть и зальешь пожар в желудке, самое время поразмыслить над тайнами мироздания. Я вот недавно почуял, как мы все облагораживаемся, становимся чище… От деда помню, слыхивал, мол, задница у такого-то черная или не позволяй своему заду лениться, а сейчас образованные люди уже говорят: душа у него черная, не позволяй душе лениться… Образование! Одно слово другим заменили, а как звучит? И когда во дворце благородные говорят: жили душа в душу, душегуб, душелюб, душещипательная история, крик души, открыть друг другу души, я па-а-анимаю, как говорили их неблагородные предки… Ха-ха!.. Вот только не соображу, как называли отдушину или душителя… Гм… надо освежить мозги.

Он сделал гигантский глоток из кувшина. Большая кружка лежала в углу, покрытая паутиной. Ховрах умел упрощать жизнь.

Мрак уже без всякой осторожности вытащил из-под Ховраха его боевой топор – не проснется, снял шлем. Не особо таясь, отодвинул потайной камень, скользнул в скрытый ход, а уже потом грянулся о влажный камень пола, закрыл глаза, переживая потрясение. Он сразу ощутил себя старым, больным, к тому же полуслепым и глухим. Постоял, держась за стену и настойчиво твердя себе, что он не оглох и не ослеп. Просто человек глух и слеп лишь в сравнении с волком, а то, что видит только то, что перед носом, всякий раз приводит в отчаяние. Может быть, из-за этого невры и предпочитали оставаться в волчьей личине навсегда?

Правда, топор в человечьих руках держится лучше, чем в волчьей пасти. Мрак сунул лезвие в щель, пошатал, рискуя сломать, попробовал другую трещину, третью, наконец глыба шевельнулась. Из расширившейся щели пахнуло могильным холодом.

Осторожно вынув глыбу, он заглянул в отверстие. В полной тьме ощущалось пустое пространство, не больше каморки. Воздух был спертый, с запахом гнили.

Выругавшись от бессилия, он пропихнул в дыру топор. Самому нечего было и думать пролезть, плечи у него мужские, но когда снова грянулся оземь, то поднялся лесным зверем, коему пролезть все же легче…

Он протиснулся в дыру, еще там, в дыре, застыл, давая привыкнуть даже волчьим глазам. Здесь бы в сову превратиться!

Это был каменный мешок, вырубленный прямо в скале. Два шага вширь, в стену напротив вделано бронзовое кольцо, с него спадает тяжелая цепь… А рядом сидит скелет, глядя на Мрака пустыми глазницами. Когда-то это был крупный мужчина, но сейчас выглядел так, что прикоснись – рассыплется.

Перед скелетом стоял золотой кубок, доверху наполненный камешками. Кубок показался Мраку знакомым, он успел подумать еще, когда это только и успели, вроде бы Олег только вчера его сотворил… Нет, это было не вчера, они ж еще разок успели побывать в Долине Битвы Волхвов, а это заняло время. Зато, чтобы украсть или поломать, много времени не надобно. Нет, все-таки не тот…

Он попятился, зад застрял, в ужасе вспотел, вдруг да останется здесь навеки, хороша затычка в стене, дергался, ерзал, пока, обдирая бока, не выпал обратно в тайный ход.

Обратно несся широкими прыжками, будто скелет за ним гнался. На счастье, волчьи глаза и волчий нюх вели точно, ни разу