Шантарам - Грегори Дэвид Робертс

Отдав доллары Абдулу Гани и получив свои комиссионные, я отправился в отель «Оберой» на встречу с Лизой Картер, впервые за долгое время более или менее довольный жизнью и уверенный в себе. Хандра, охватившая меня после свадьбы Прабакера, вроде бы, наконец отпустила меня. Я благополучно слетал в Заир, на Маврикий и в Сингапур, нигде не возбудив ни малейших подозрений. Живя в трущобах, я влачил существование за счет маленьких комиссионных, добытых на сделках с туристами, и из документов у меня был лишь скомпрометированный новозеландский паспорт. Не прошло и года, как я переселился в современную квартиру, мои карманы были набиты неправедно добытыми деньгами, а дома лежало пять паспортов, выписанных пяти разным владельцам, и в каждом из них была вклеена моя фотография. Передо мной открывались широкие горизонты.

Отель «Оберой» находился в Нариман-пойнт — на ручке золотого серпа, образованного Марин-драйв. В пяти минутах ходьбы были станция Чёрчгейт и фонтан Флоры. Еще за десять минут можно было добраться до вокзала Виктории и Кроуфордского рынка, а если пойти в другом направлении, то до Колабы и Ворот Индии. «Оберой» не так часто встречался на открытках, как «Тадж», но компенсировал отставание в паблисити своим неповторимым характером и вкусом. К примеру, его музыкальная гостиная с искусным освещением, баром и толково продуманными укромными нишами была настоящим шедевром оформительского искусства, а пивной бар с полным основанием претендовал на звание лучшего бомбейского заведения этого рода. Войдя в полутемный пышно задрапированный пивной зал, я после яркого дневного света не сразу обнаружил Лизу, сидевшую за столиком с Клиффом де Сузой, Чандрой Мехтой и двумя девушками.

— Надеюсь, я не слишком опоздал, — произнес я, поздоровавшись со всеми за руку.

— Нет, что ты, это мы все пришли слишком рано, — отозвался Чандра Мехта громовым голосом, разнесшимся по всему помещению.

Девушки покатились со смеху. Их звали Рита и Гита. Они были начинающими актрисами, стоявшими на самой первой ступеньке своей карьеры и мечтавшими поскорее забраться выше, и ланч в компании признанных мастеров заставлял их захлебываться от восторга, граничившего с паникой.

Я сел на свободный стул между Лизой и Гитой. На Лизе был красный, как расплавленная магма, пуловер, поверх него черный шелковый жакет, внизу, как водится, юбка. Топ из серебристого спандекса и белые брюки Гиты плотно обтягивали ее фигуру, позволяя по достоинству оценить все ее анатомические особенности. Это была хорошенькая девушка лет двадцати с длинными волосами, увязанными в хвост. Ее руки теребили салфетку на столе, то сворачивая уголок, то разворачивая. У Риты была аккуратная короткая стрижка, которая гармонировала с ее небольшим личиком и внешностью маленького сорванца. На ней была желтая блузка с вызывающим вырезом и голубые джинсы. Клифф и Чандра были в костюмах — возможно, им предстояла какая-то ответственная встреча.

— Умираю от голода, — жизнерадостно произнесла Лиза, однако под столом так сильно стиснула мою руку, что ее ногти впились в мою кожу.

Эта встреча была очень важна для нее. Она знала, что Мехта собирается подписать с нами контракт по всей форме, после чего мы будем заниматься кастингом уже официально, на правах партнеров. Лизе очень хотелось заключить этот контракт, который был бы документально закрепленной гарантией ее будущего.

— Давайте наконец есть! — воскликнула она.

— А что, если я сделаю заказ для всех нас? — спросил Чандра.

— Ну что ж, если ты собираешься платить за всех, я не возражаю, — засмеялся Клифф, подмигнув девушкам.

— Конечно, — согласился я. — Действуй.

Он подозвал официанта и, отстранив предложенное меню, объявил свой выбор: на первое суп-пюре с мукой и яйцами, затем ягненок, приготовленный в молоке с бланшированным миндалем, цыпленок, запеченный с кайенским перцем, тмином и манговым маринадом, множество гарниров и салатов и, в заключение, компот-ассорти, рисовые шарики в меду и жидкое мороженое.

Слушая этот длинный и обстоятельный перечень, я понял, что ланч предстоит капитальный. Я расслабился, пустившись в обсуждение блюд и прочие приятные разговоры.

— Ты так и не сказал, что ты думаешь по этому поводу, — озабоченно обратился Мехта к де Сузе, нарушив атмосферу беспечности.

— Ты придаешь этому слишком большое значение, — отмахнулся де Суза.

— Ха! Слишком большое значение! Если десять тысяч человек кричат под окном твоего офиса, что тебя надо убить, трудно не придавать этому значения.

— Они же угрожали не тебе лично, Чандрабабу.

— Не мне лично, но я вхожу в число тех людей, с которыми они хотят расправиться. Тебя-то это напрямую не касается, согласись. Твоя семья приехала из Гоа. Ваш родной язык конкани, а конкани очень близок к маратхи. Ты говоришь на маратхи не хуже, чем на английском, а я в этом чертовом языке ни в зуб ногой. А ведь я родился здесь, йаар, и мой папа тоже. У него целая сеть предприятий в Бомбее. Мы платим здесь налоги. Мои детишки ходят в здешнюю школу. Вся моя жизнь связана с Бомбеем. А они кричат «Махараштра для маратхов» и хотят выгнать нас из дома, где мы жили испокон веков.

— Попробуй взглянуть на все это с их точки зрения, — мягко посоветовал ему Клифф.

— Я должен взглянуть на свое выселение и на лишение меня всего, что я имею, с их точки зрения? — бросил Мехта с таким возмущением, что люди за соседними столиками обернулись на него. Он продолжил чуть тише, но с неменьшей страстностью: — Я должен взглянуть на свое убийство с их точки зрения?

— Дорогой мой, не рычи на меня, я не собираюсь тебя убивать, — взмолился де Суза. — Я люблю тебя не меньше, чем моего троюродного шурина. — Мехта рассмеялся, девушки с облегчением подхватили смех, довольные, что возникшее за столом напряжение разрядилось. — Я вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, и тем более ты. Но нужно встать на их точку зрения, чтобы понять, чем они недовольны. Махараштра — их родной штат, маратхи — родной язык. Их отцы и деды, все их предки жили здесь бог знает сколько времени — три тысячи лет, а может, и больше. И они видят, что все предприятия, все компании принадлежат выходцам из других штатов, и все лучшие рабочие места достаются им же. Они не могут смириться с этим. И мне кажется, у них есть свой резон.

— Но ведь полно мест, где могут работать маратхи, — возразил Мехта. — Почтовое ведомство, полиция, школы, государственный банк и другие учреждения. Однако этого им мало. Эти фанатики хотят выпереть нас из Бомбея и Махараштры. Но поверь мне, если им это удастся, они потеряют значительную часть денег, талантов и мозгов, благодаря которым здесь все создано.

Клифф де Суза пожал плечами.

— Возможно, они готовы уплатить эту цену. Я, конечно, не поддерживаю их, но мне кажется, что люди вроде твоего деда, который приехал сюда из Уттар-Прадеш без гроша в кармане и завел здесь крупное дело, кое-чем обязаны нашему штату. Люди, владеющие всем, должны поделиться с теми, у кого нет ничего. Ты называешь их фанатиками, но они хотят, чтобы другие услышали их — ведь в том, что они говорят, есть доля истины. Понятно, что они озлоблены и обвиняют во всех бедах тех, кто приехал сюда из других мест и нажил здесь состояние. И ситуация все больше обостряется, дорогой мой троюродный шурин. Бог знает, к чему это приведет.

— А ты что скажешь, Лин? — обратился ко мне за поддержкой Мехта. — Ты приезжий, но поселился здесь надолго и говоришь на маратхи. Что ты думаешь об этом?

— Я выучил этот язык в маленькой деревушке Сундер, — ответил я. — Жители ее говорят на маратхи, на его просторечном варианте. Хинди они знают плохо, а английского не знают совсем. Махараштра — их родина вот уже две тысячи лет, как минимум. Пятьдесят поколений их предков возделывали здесь землю.

Я помолчал, давая другим возможность вставить замечание или задать вопрос, но все внимательно слушали меня, не забывая и о еде. Я продолжил:

— Когда я вернулся в Бомбей вместе со своим другом, гидом Прабакером, я поселился в трущобах, где он живет еще с двадцатью пятью тысячами таких же, как он, в большинстве своем приехавших из разных деревень Махараштры. Они бедны, и каждая тарелка супа достается им ценой тяжкого труда. Повседневное существование для них — это терновый венец. Наверное, им трудно примириться с мыслью, что люди со всех концов Индии живут в комфортабельных домах, в то время как они ютятся в лачугах и умываются из дренажных канав в столице своего родного штата.

Я занялся тем, что было у меня на тарелке, ожидая реакции со стороны Мехты. Она последовала через несколько секунд:

— Но послушай, Лин, это ведь не вся правда. На самом деле все гораздо сложнее.

— Да, я согласен. Все не так просто. В трущобах живут не только махараштрийцы, но и люди из Пенджаба, Тамилнада, Карнатака, Бенгалии, Ассама и Кашмира, и не все из них индусы. Среди них есть сикхи и мусульмане, христиане и буддисты, парси и джайны. Проблема не сводится к положению махараштрийцев. Бедняки, как и богатые, прибыли со всех концов Индии. Проблема в том, что бедняков слишком много, а богачей очень мало.