Зажги свечу - Мейв Бинчи

– И кто придет?

– Большинство из тех, кто приходил на свадьбу.

– И Гарри тоже?

– Разумеется! Я не собираюсь терпеть старушечьи бредни от Генри и папы. Конечно же, Гарри приедет. Он может остановиться у Стефана, если так всем будет легче. Нет, не может, он остановится здесь, как и в первый раз. И я не позволю папе изображать доблесть и благородство.

– Элизабет, ты невероятна! Вот если бы кто-нибудь в Килгаррете смог бы убрать все препятствия с моего пути домой, как ты делаешь это для Гарри.

– Я уже сто раз говорила, что никто не мешает тебе вернуться в Килгаррет, кроме тебя самой.

– Ну да, говорила… Давай теперь обсудим угощения. Сами будем готовить или закажем готовые?

– Как насчет заказать готовые, а сказать, что приготовили сами?

Дорогая Эшлинг,

да-да, знаю, именно я не писала тебе, но я не знала, что написать. Оказывается, даже Имон отправил тебе открытку с днем рождения. Я понятия не имела. Думала, ты в немилости. А выходит, ты пишешь больше писем, чем святой Павел! Извини, я редко бываю дома и настолько занята другими делами, что мне почти ничего не рассказывают. Имон ничего не знает, Донал выглядит как влюбленный телок, Морин устраивает мне выволочки за то, что я вообще на свет появилась, поэтому от нее никакого толку, а маманя всегда считала тебя своей любимицей, и из нее про тебя слова не вытянешь.

Ладно, я написала не для того, чтобы извиняться или ныть. Мне кажется, маманя ужасно выглядит. Больше никто тебе про это не напишет, потому что они не замечают. Я бываю дома наездами и вижу, как сильно она изменилась в худшую сторону. Она заметно похудела и как-то пожелтела. Почти ничего не ест и иногда внезапно присаживается, словно испытывает боль. Возможно, я преувеличиваю, но прошлой ночью мне вдруг подумалось: если бы я уехала из дома и никто мне не сообщил, что мамане плохо, то я бы дико разозлилась.

Я не знаю, что тебе сказать по поводу другого дела. Честное слово, не знаю! Полагаю, это похоже на окончание любовного романа, только гораздо хуже из-за кучи проблем и суматохи. Не говори мамане, что я тебе написала, она рассердится. Она рычит на меня каждый раз, когда я упоминаю ее нездоровый вид. И я пишу не для того, чтобы заставить тебя вернуться домой из чувства вины. Если тебе пришлось так несладко, то ты правильно сделала, что ушла, и Донал тоже так считает. Но возможно, ты единственная, кто способен убедить маманю пойти к врачу. Она тебя слушается.

Надо же, Элизабет так быстро родила ребенка. Она, наверное, страшно недовольна. Я думала, в наше время в Англии незапланированные дети уже не рождаются. Должно быть, Элизабет впитала в себя воспитание, полученное в Килгаррете.

Целую,

Ниам

– Написала достаточно для того, чтобы перепугать нас до смерти, и недостаточно, чтобы объяснить, что стряслось! – вскипела Эшлинг, читая письмо. – Десять месяцев от нее ни слуху ни духу, а теперь нате вам! Ну что за девчонка?!

– Если там у вас и правда деревня деревней, то почему бы тебе не попросить кого-нибудь из знакомых сходить проверить, как дела, и честно рассказать тебе? Попроси того, кого ты хорошо знаешь и кому доверяешь, – предложил Джонни.

– Все не так просто, как тебе кажется. Могут слухи пойти… Скорее всего, ничего страшного. Похоже, Ниам вбила себе в голову дурацкую идею и написала письмо под влиянием момента.

Они сидели в квартире на Манчестер-стрит и пили чай из крохотных фарфоровых чашечек. По мнению Джонни, это было очень утонченно. Он показал Эшлинг, какие именно чашечки использовать, и она уже пристрастилась пить пахнущий духами чай без молока.

– Да, я уверен, она несколько преувеличивает. – Джонни встал и потянулся.

Эшлинг вспомнила, как Элизабет всегда говорила, что Джонни избегает разговоров на неприятные темы.

– Я тоже так думаю, – согласилась Эшлинг, откладывая письмо Ниам в сторону.

Джонни улыбнулся, снова по-кошачьи потянулся и сел на место.

– Чем займемся сегодня вечером? – спросил он.

– Сегодня у меня игра в бридж.

– Ну так скажи им, что не можешь прийти.

Решение было серьезное. Эшлинг позвонила Генри и предупредила, что к ней неожиданно приехали и ей нужно уйти.

– Почему ты не сказала, что собираешься провести вечер со мной? – спросил Джонни.

– Не знаю, – честно призналась она. – Не сказала, и все.

* * *

Миссис Мориарти написала Эшлинг длинное ободряющее письмо. Она побывала в лавке, хотя Эйлин выглядела несколько бледно, но ведь в лавке освещение всегда плохое, а также нашла предлог зайти домой к О’Коннорам. Эйлин прекрасно себя чувствовала и оживленно болтала про Донала и Анну Барри. Никаких жалоб. Миссис Мориарти специально поинтересовалась, как здоровье Эйлин, и узнала, что как никогда прекрасно. Далее она написала, что такая дочерняя забота со стороны Эшлинг весьма похвальна, но нет никаких оснований для беспокойства. Миссис Мориарти обещала никому не рассказывать о ее просьбе, даже Доналу, к которому Мориарти относятся как к собственному сыну. И напоследок добавила, что молится, чтобы все проблемы и беды Эшлинг удовлетворительно разрешились, а тем временем Эшлинг должна верить, что Господь всегда заботится о людях лишь Ему ведомыми способами.

От Ниам пришло короткое письмо с сообщением, что маманя говорит, что плохо себя чувствовала, но сейчас ей заметно полегчало. Она сходила к доктору Мёрфи и получила от него хорошие таблетки. И она действительно выглядит гораздо лучше.

Я решила написать тебе, поскольку было бы глупо сначала сообщить пугающие новости, а потом не сказать, что пугаться уже нечего. Спасибо, что никого ими не расстроила. Или, возможно, ты там слишком занята, чтобы с кем-нибудь связаться. Я слышала, ты работаешь секретаршей в какой-то клинике. Мы с Тимом собираемся на недельку в Лондон перед Рождеством. У тебя не найдется местечка на полу? У нас есть куртки из овчины, так что постельное белье нам не особо понадобится. Ближе к Рождеству я напишу подробнее.

Говорят, Тони уехал в Англию, чтобы изучать бизнес. Диверсификацию, как сказала миссис Мюррей матери Анны Барри. Понятия не имею, что это такое. Но конечно, ты уже в курсе. И ты наверняка знаешь, что Донал и Анна подумывают о покупке кольца… Ну или ходят такие слухи. Сдается мне, что чем старше становишься, тем меньше люди тебе говорят. Хотя, возможно, так только в Килгаррете. Или только у