Покоритель джунглей - Луи Жаколио

Бедняга сообразил, что будет убит прежде, чем его спутники успеют проснуться. Так как от него требовали только молчания, он остался лежать неподвижно, в полном оцепенении.

Призрак, видимо, был доволен его послушанием, ибо, не теряя времени, наклонился над хаудахом, протянул руку, схватил конверт и исчез за кустом, который принялся отступать бесшумно, с поразительной быстротой и вскоре скрылся в соседней чаще.

Прошло примерно полчаса, сторож, не видя и не слыша ничего подозрительного, решился наконец заснуть, немного успокоившись. Но отдых его длился недолго. Ему снились самые невероятные сны, в которых смешались события последних дней, он снова пережил все случившееся с ним и наконец проснулся, задыхаясь, в холодном поту. Его товарищи еще спали, он решил умолчать о краже письма, чтобы избежать упреков, ибо понимал, как велика была его вина. Будучи не в силах совладать со страхом, приковавшим его к циновке, сторож мог, однако, ничем не рискуя, разбудить и предупредить Утсару в тот момент, когда загадочный куст начал удаляться от хаудаха. Факир бросился бы в погоню за похитителем и, конечно, догнал бы его с помощью Тамби, ибо, как известно, слоны соперничают в скорости с самой быстрой лошадью.

Поэтому Хамед предпочел промолчать. Не найдя письма, факир не мог никого обвинить и, естественно, пришел бы к выводу, что оно потерялось в дороге.

Между тем пропажа письма имела исключительно важные последствия. Как только послание оказалось в руках Кишнайи, он велел немедленно перевести его, ибо оно было написано по-французски. К счастью, Покоритель джунглей не поставил свою подпись, и ничто не выдавало его авторства. Напротив, учитывая, что письмо могло быть потеряно, он просто рекомендовал временному правительству Утсару как человека, на которого можно положиться, представив его как посланца браматмы. Исключительно важна была только последняя фраза, она гласила: «Полковник, командующий полком морской пехоты, на нашей стороне, вы можете открыться ему».

Кишнайя немедленно сообщил о содержании письма сэру Джону Лоуренсу, который без промедления напрямую телеграфировал английскому послу в Париж, учитывая срочность дела. Тот, бросив все, отправился к министру иностранных дел, вручил ему телеграмму, присовокупив необходимые пояснения. Провожая его, министр сказал:

— Сейчас девять утра, заседание совета министров начинается в десять, я доложу обо всем. В одиннадцать часов депеша будет послана в Индию, даю вам честное слово.

Скоро мы увидим, какое влияние на ход событий и выполнение столь хорошо задуманных Сердаром планов оказала трусость Дислад-Хамеда.

Утсара, проснувшись, ничего не заподозрил, ему и в голову не пришло проверить, находится ли письмо в кожаном кармане хаудаха. В четыре часа погонщик свистом подозвал Тамби, на слона вновь нагрузили поклажу, и трое мужчин, после того как спала жара, отправились в путь.

Через шесть дней без всяких происшествий они прибыли в столицу французских владений в Индии.

Глава V

Пондишери. — Бал. — Удивительные депеши. — Западня. — Шах и мат.

Мы не знаем города более милого и очаровательного, чем Пондишери, который преспокойно греется на солнышке на Коромандельском берегу. С разноцветными домами, украшенными верандами и окруженными чудными садами, с широкими, просторными и чистыми улицами, с тенистой Правительственной площадью, бульваром Шаброля, усаженным большими цветущими деревьями, к которому подкатывают величественные волны Индийского океана, с живописным и оживленным базаром, с туземными кварталами, опоясывающими город с севера до юга огромной зеленой лентой, с чистейшими фонтанами и аллеями для прогулок, Пондишери, несомненно, самый прелестный город на востоке Индии. Великолепно построенные дома выкрашены в нежные, мягкие цвета, которые замечательно сочетаются с небесной лазурью, по типу архитектуры они напоминают дворцы. Невозможно смотреть на этот город без восхищения, нельзя жить в нем, не любя его, невозможно покинуть его без желания вернуться и поселиться в нем навеки.

В этот вечер губернатор Пондишери давал бал. На веранде, украшенной пальмами, лимонными и апельсиновыми деревьями, ползучими лианами, обвивавшимися вокруг колонн, звучала музыка. В бальном зале царило необычное оживление. Временно исполняющий обязанности губернатора г-н де Марси крайне любезно встречал каждого вновь прибывшего, и приглашенные, поприветствовав его, присоединялись к различным группам — танцоров, игроков, беседующих, в зависимости от своих интересов.

Хотя г-н де Марси, казалось, охотно исполнял свои обязанности, порой нахмуренные вдруг брови, резкое движение губ указывали на то, что он спешит избавиться от пыток, причиняемых ему этикетом, и воспользоваться той же свободой, которую он предоставлял приглашенным, свободой поступать по своему усмотрению.

Только около одиннадцати часов вечера, согласно тираническим обычаям, он мог уже не ждать опоздавших, а те, ‘в свою очередь, могли не представляться ему, а прямо пройти в гостиные. Обычно в окружении двух-трех близких людей де Марси беседовал о местных делах, городских слухах, новостях из Европы, проявляя себя как превосходный собеседник и блестящий светский человек, который никогда не даст ослабнуть разговору. В этот вечер, хотя губернатор всячески старался справиться с собой, он слушал собеседников рассеянно, отделываясь односложными ответами, часто невпопад. Генеральному прокурору и казначею стало ясно, что он чем-то серьезно озабочен. Они больше не пытались отвлечь де Марси от его мыслей, а просто составляли ему компанию.

Наконец часы пробили одиннадцать. Де Марси поднялся с заметной поспешностью и, расставшись с друзьями, направился прямо к одному из офицеров с погонами полковника, стоявшему под пустынной, неосвещенной верандой.

— Итак, мой дорогой де Лотрек, — сказал де Марси, дружески беря его под руку, — вы ждали меня?

— С нетерпением, господин губернатор, признаюсь, — ответил офицер.

Полковнику де Лотреку, близкому другу семьи де Монморен, было лет тридцать пять, не больше. Он был среднего роста, но строен и хорошо сложен, мундир был ему чудо как к лицу. Он являл собой нередкий в нашей прекрасной французской армии тип — военного и блестящего светского человека. Будучи выпущен из Сен-Сира в семнадцать лет благодаря великолепно сданным экзаменам, все свои чины он завоевал с оружием в руках — в Крыму и Сенегале. Во всем флоте он был известен своей ненавистью к англичанам и не стеснялся повторять, что день, когда Франция объявит Англии войну, будет самым счастливым в его жизни. Поэтому он с радостью присоединился ко всем начинаниям Сердара, заявив, что готов пожертвовать положением и военной карьерой, лишь бы осуществить задуманное.