Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

что восстановление законного правительства в Мадриде необходимо в интересах всей Европы, что пока он не уладит этого дела, он не уедет из Европы, хотя бы ему пришлось здесь состариться и поседеть. «Я готов идти туда и затушить революцию, — говорил он. — Но как и где пройти в эту Испанию? Пропустит ли меня Франция, а между тем не опасно ли допустить ее одну вести войну столь важную?»

В разговоре с французским послом и писателем Шатобрианом Александр витал в облаках:

— Теперь уже не может быть политики английской, французской, русской, прусской, австрийской; существует только одна политика, общая, которая для спасения всех должна быть принята сообща народами и государствами. Я первый должен показать верность началам, на которых я основал союз. Один случай представился к тому: восстание Греции. Ничто, без сомнения, не казалось более отвечающим моим интересам, интересам моих народов, общественному мнению моей страны, как религиозная война с Турцией, но в волнениях Пелопоннеса я усмотрел признаки революции. И тогда я воздержался… Провидение предоставило в мое распоряжение восемьсот тысяч солдат не для удовлетворения моего честолюбия, а для того, чтобы я покровительствовал религии, нравственности и правосудию.

С Меттернихом царь обменялся клятвой, что никогда не изменит делу Священного союза и взаимному доверию.

Полному согласию относительно интервенции в Испанию мешала позиция Англии, наотрез отказавшейся выступить против конституционного режима в Испании только на том основании, что он конституционный. Из всех участников Священного союза Англия была единственной страной, преследовавшей чисто национальные интересы. Видя, что Александр окончательно устранился от греческих дел, Англия немедленно заняла место России на Востоке. Премьер-министр лорд Каннинг заявил, что Англия не может оставаться равнодушной к участи христианского народа, который в продолжение веков стонал под игом турецкого рабства. При помощи Англии Греция продолжила борьбу и все-таки добилась свободы.

В конце концов было решено воздержаться от вмешательства в испанские дела и ограничиться предупредительными нотами, требующими от испанского правительства немедленного возвращения Фердинанду его суверенных прав. После этого конгресс был распущен.

С обратной дороги в Петербург Александр писал Меттерниху: «Никогда еще единение трех монархов… не было более тесным. Оно окрепло еще более во время последнего свидания. Таким образом, средства, которыми располагает союз, громадны. Все дело в том, чтобы их держать наготове и употребить вовремя и кстати… Возвратившись домой, я намерен усиленно заняться, чтобы быть готовым в нужный момент оказать поддержку союзу». Нельзя не заметить, что Александр сделал громадные успехи в трудной науке легитимизма, преподанной ему в 1814 году Талейраном.

Основным «средством» против революции, находившимся в руках Александра, была армия; поэтому в следующем году царь поехал в Грузино осматривать военные поселения. Следствием этой поездки была отставка Волконского, которому Аракчеев не простил «проклятого змея». Непосредственным поводом к отставке явилось упущение Волконского по службе. Александр приказал сократить расходы по военному ведомству. Волконский, как начальник штаба, представил проект, предусматривавший экономию в 800 тысяч рублей; но Аракчеев, увидевший в этом деле удобный случай свалить соперника, разработал план 18-моллионной экономии. Ознакомившись с обоими докладами, Александр сказал, что Волконский окружен либо дураками, либо плутами. Волконский попросил отставку, которая и была принята. Начальником штаба был назначен генерал-адъютант барон Дибич, которого царь при первой же встрече предупредил насчет отношений с Аракчеевым: «Ты найдешь в нем человека необразованного, но единственного по усердию и трудолюбию. Старайся с ним ладить и дружно жить».

***

В 1823 году окончательно решился вопрос о престолонаследии, но довольно странным образом, который спустя два года привел к известному недоразумению на Сенатской площади.

Еще в январе 1822 года Константин Павлович формально отказался от права на престол, известив об этом письменно Александра: «Не чувствуя в себе ни тех даров, ни тех сил, ни того духа, чтоб быть, когда бы то ни было, возведену на то достоинство, к которому по рождению моему могу иметь право, осмеливаюсь просить вашего императорского величества передать сие право тому, кому оно принадлежит после меня, и тем самым утвердить навсегда непоколебимое положение нашего государства».

Александр ответил брату в феврале: «По вашему желанию представил я письмо сие любезнейшей родительнице нашей. Она его читала с тем же, как и я, чувством признательности к почтенным побуждениям, вас руководствовавшим. Нам обоим остается, уважив причины, вами изъясненные, дать полную свободу вам следовать непоколебимому решению вашему…»

Но только через год он решил придать этому семейному решению силу закона.

Летом 1823 года московский митрополит Филарет был уведомлен князем А.Н. Голицыным, что государь имеет к нему секретное поручение: написать проект манифеста о назначении наследником престола великого князя Николая Павловича; этот акт должен был держаться в строгой тайне и храниться в кремлевском Успенском соборе с прочими государственными актами. Филарет пришел в недоумение: зачем хранить этот манифест в Москве, когда восшествие на престол скорее всего состоится в Петербурге? Он предложил, чтобы список с этого документа хранился также в Петербурге — в Государственном Совете и Сенате. Александр согласился с этим.

25 августа царь приехал в Москву и вручил Филарету манифест, подписанный им 16-го числа, в запечатанном конверте, с собственноручной надписью: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть московскому епархиальному архиерею и московскому генерал-губернатору в Успенском соборе прежде всякого другого действия». Аракчеев затем особо известил митрополита, что государю не угодна ни малейшая огласка в этом деле. С величайшими предосторожностями манифест поместили в ковчег, где хранились прочие важные государственные бумаги.

Впоследствии оказалось, что никто, даже московский генерал-губернатор князь Д.В. Голицын не знал о существовании этого акта. В Петербурге, куда послали копии акта с той же надписью Александра, о нем знали всего два лица: князь А.Н. Голицын и Аракчеев. Наиболее удивительным обстоятельством было то, что сам наследник, великий князь Николай Павлович, знал о завещании Александра в его пользу лишь со слов матери, однажды вскользь упомянувшей о чем-то подобном.

В сентябре Александр отбыл в Брест-Литовск для смотра польской армии и местного корпуса. Смотр прошел благополучно. Но 19 сентября на маневрах случилась неприятность. Один польский кавалерийский полковник по требованию Александра подъехал к нему с рапортом, а когда он развернул лошадь, чтобы ехать обратно в строй, животное лягнуло царя в левую голень. Несмотря на сильную боль Александр остался в седле до конца маневров. Когда же он возвратился на квартиру, нога его так распухла, что лейб-медику Виллие пришлось разрезать сапог. Константин Павлович настаивал на том, чтобы дело расследовали, но Александр не захотел, чтобы невольного виновника его увечья привлекли к дознанию.