Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

его. Наконец, сии четыре согласились беса с четырех сторон на него напасть… И тако вдруг нечаянно наскочили на него, как волки быстро, и один его так ощутительно ударил в грудь, что он, вскочив на ноги, от боли и страха испугался и, забыв молитву читать, вскоре на одр свой возлег и окрылся весь одеянием, дабы не видеть никого и ничего, и тако молитву лежа втайне сотворил вмале, весь трепетал от ужаса вражия».

Однажды Фотий пожелал видеть беса в его настоящем виде. Бес явился, и Фотий «тогда пришел в ужас велий». Однако он вступил с нечистым в борьбу, в которой едва не погиб, но был спасен, по его словам, Божьей силой.

Но Сатана не отступался. Несколько месяцев он посылал к Фотию «духа злого», который искушал подвижника «явить всем силу Божию, а посему некое бы чудо сотворил, или хотя перешел по воде яко по суху против самого дворца через реку Неву». Фотий благоразумно уклонился от такого опыта.

Продолжая искушать себя постом и всяким воздержанием, Фотий помышлял лишь о том, «како спасти себя и послушающих всех». Наконец он познал себя и стал готовиться к борьбе словом и делом против безбожия и потока нечестия. Правда до костров он не додумался — жил все-таки в XIX веке, — почему ему пришлось довольствоваться анафемами, которые он щедро расточал против нечестивцев и вольнодумцев, не забывая и богомерзкие их скопища, «противные Богу, царю и отечеству, вредные роду человеческому и всякой власти законной». С особой силой он набросился на духовные собрания г-жи Крюднер. «Женка сия, — с негодованием писал он, — в разгоряченности ума и сердца, от беса вдыхая, не говоря никому ничего противного похотям плоти, обычаям мира и делам вражиим, так нравиться умела во всем, что, начиная от первых столбовых боляр, жены, мужи, девицы спешили, как оракула некого дивного, послушать».

К началу 1820-х годов Фотий превратился в фанатика, вроде Аввакума, наделенного грубым красноречием, готового претерпеть все за свои идеи, пока не истребит всех своих противников.

В 1820 году проповедь против развращенного духа времени сблизил его с графиней Анной Алексеевной Орловой-Чесменской. Эта «дщерь-девица», как ее называл Фотий, была, по его словам, «раба Господня смиренная и сосуд благодати Христовой». Он сумел завоевать полное ее доверие и вскоре богатства его покровительницы и ее обширные связи при дворе оказались в полном его распоряжении. Чтобы отвратить графиню от брака, который мог повернуть дела благочестия в другую сторону, Фотий написал для нее специальное наставление о хранении целомудрия. Митрополит Санктпетербургский Серафим увидел в Фотии орудие Промысла и также стал покорным исполнителем его воли. В 1822 году Фотий был назначен архимандритом Сковородского монастыря. Мало-помалу в числе покровителей Фотия оказался и князь А.Н. Голицын, который и выхлопотал для него аудиенцию у государя.

Встреча Фотия с Александром состоялась 5 июня 1822 года в Зимнем дворце и продолжалась полтора часа. Автобиография Фотия повествует о ней так. Фотий подъехал ко дворцу «на конях дщери-девицы Анны». Затем, «изшед из колесницы, шел по лествицам общим, знаменая как себя, так во все стороны дворец, проходы, помышляя, что тьмы здесь живут и действуют сил вражиих, то ежели оные, видя крестное знамение, отбегут от дворца на сей час прихода, Господь пред лицем царя даст ему благодать и преклонит сердце его послушати, что на сердце его есть царю возвестить».

И вот «отверзаются двери, я оными вхожу в комнату, где был царь, вижу, что тотчас царь грядет приять благословение, я же, не обращая на него внимания, смотрю, где святой образ в комнате на стене есть, дабы сотворить молитву, перекрестився, поклониться, прежде царя земного, образу Царя Небесного… Царь, видя меня, хотевшего прежде честь Богу сотворить, отступил в сторону на то малое время и после паки со страхом и благоговением подходит ко мне, приемлет благословение, целует усердно десницу мою».

Александр задал Фотию несколько вопросов о его жизни, «я же, — продолжает архимандрит, — простирая слово в сладость, говорил о святой церкви, вере и спасении души; зря в лице царю прямо, часто я себя знаменал, глаголя слово, царь же, смотря на меня, себя крестил, возводя очи свои на небо, ум и сердце вознося к Богу… Вижу, что царь всем сердцем прилепился к услышанию слова из уст моих, я в помыслах моих движение чувствовал сказать царю слово в пользу церкви и веры».

Фотий долго распространялся о потоке нечестия и соблазнах. В заключение он сказал: «Противу тайных врагов тайно и нечаянно действуя, вдруг надобно открыто [их] запретить…»

«Когда я, глаголя слово о сем, крестился, — рассказывает Фотий, — царь также сам крестился и приказывал себя паки и паки перекрестить и оградить силою святого креста; многократно он целовал руку, благословляющую его, благодаря за беседу». Наконец, Александр даже поклонился ему в ноги, предварительно встав на колени. Читая рассказ Фотия, можно подумать, что возвратились благословенные времена царя Алексея Михайловича.

После беседы Александр пожаловал Фотию алмазный крест, а императрица Мария Федоровна прислала ему золотые часы; помимо того, он был назначен настоятелем Новгородского Юрьева монастыря.

С этого времени значение и влияние Фотия быстро возрастало.

Следствием аудиенции стал высочайший указ от 1 августа о запрещении в Российской империи всех тайных обществ. У всех чиновников была взята подписка о том, что они не принадлежат к этим собраниям; в противном случае увольнение было неизбежным. Придя в этот день на литургию в церковь, где служил Фотий, царь лично оповестил его об этом указе. Фотий «радовался вельми… о том, что сии все вредные заведения…, опасные для церкви и государства, после запрещения вскоре ослабеют в своих действиях и замыслах, и пусть их с шумом погибнет, яко нечестивых».

Однако фактически прекратили существование только масонские ложи. Политические тайные общества продолжали свою деятельность, как мы видели, с ведома Александра. По словам острослова Вигеля, с закрытием масонских лож, которые в России имели целью только благотворительность и приятное препровождение времени, в Петербурге и Москве исчезли единственные места, где собирались не для игры в карты.

***

Конгресс, предусмотренный монархами во время их встречи в Лайбахе, открылся в Вероне 8 октября 1822 года. Он должен был снова заняться рассмотрением итальянских дел. Но с самого же начала итальянские дела отодвинулись на задний план. Все внимание членов конгресса было поглощено произошедшей в Испании революцией. Больше всех горячился Александр. Его доверие к Меттерниху возросло до такой степени, что даже Нессельроде и Волконский не могли быть уверены, что их не подозревают в карбонаризме. Царь заявил,