Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

В тот день Дарим купал маленького Томила, Варенька вышла на некоторое время, а когда вернулась, обнаружила скрученного судорогой отца и ребенка, захлебнувшегося в кадке. Крику было — весь дом подняли на уши. Олга поморщилась, хлестко одернула Варю, дескать, умолкни, дура, подняла мальца за ногу и пару раз шлепнула по спине. Как только вода вытекла из легких, Ящер завопил так, что окна в рамах задрожали. Происшествие, казалось бы, обыденное, но Дарима оно сломало окончательно. Тем же вечером над усадьбой взвился надсадный вопль Ниявы. Девочка с рождения обладала необычайной силой голоса, и страх превращал эту способность в настоящее оружие. Олга обнаружила свою дочь у запертой двери амбара.

— Доченька, милая, что с тобой? — спросила она, отирая окровавленные, забитые занозами кулачки Ниявы — малышка пыталась достучаться до кого-то, кто заперся внутри сарая.

— Папка… там… помирает!

Двери амбара закладывались тяжелым засовом, так что Змея, не долго думая, вышибла стену и, слава Творцу, успела вынуть безумного своего мужа из петли до того, как он задохнулся.

— Что это, повторение — мать учения, тьма тебя задери! — ругалась она, выпуская пар. — Ты что, с ума сверзился окончательно?! Дурак безмозглый! Ну, зачем, скажи на милость, ты это сделал?

Дарим промолчал… во всех смыслах.

После этого случая его тело сковал полный паралич, лишь глаза оставались живыми на окаменевшем лице, но и они вскоре угасли. Олга старалась все время быть при нем, поддерживать брата. Она, да, пожалуй, Ниява — единственные продолжали слышать его мысли, и умели сказать так, что несчастный мог их понять. Уж не знаю, какая надежда двигала Змеею, какую цель она преследовала каждый день вытягивая мужа к жизни, чего ждала. Неужели думала, что необратимое можно повернуть вспять, отогнать смерть и подманить жизнь к тому, кто уже сам перестал бороться? Или она просто хотела, чтоб отец попрощался со старшим сыном, ждала его возвращения?

Сокол вернулся в сезон сбора урожая. Мальчик сильно изменился за это время, что, в общем, и немудрено. Пристально оглядел наново отстроенный дом, крепко обнял сестру, пожурил мелких, что, как восторженные щенята, прыгали вкруг старшего брата, поклонился матери и, наконец, подошел к отцу. Долго и пристально всматривался Родим в безжизненный лик калеки, и с каждой секундой выражения его лица делалось все напряженнее и злее.

— Родя вернулся, — произнесла Олга, касаясь губами виска мужа, помолчала, вслушиваясь, и повернулась в сыну.

— Он чувствует тебя и счастлив этому.

Глаза Родима сузились, ладони сжались в кулаки, ноздри затрепетали.

— Он говорит, что ты стал достойным чело… — Олга недовольно вскинула бровь. — Что эта за рожи ты мне тут корчишь?

Родя потупился, прикусив губу. Мать подошла к нему вплотную.

— Отвечай!

— Это все он… — Сокол почти шептал.

— Не слышу! — голос разгневанного Змея перемалывал воздух, словно огромные жернова зерно, и страшно было стоять рядом. Родим вскинул голову, вперив злые зенки в потемневшее лицо матери.

— Это все он виноват! Твой Учитель! Это он сделал папу таким. И это он убил моего настоящего отца.

Очи Великого Духа вспыхнули, по чернеющей коже тонкими струйками разбежались огненные жилки.

— Что ты сказал, щенок?!

— А что, неправда?

— Родя, уймись!

Ниява схватила брата за руку. Тот грубо отпихнул ее. Змея, не отводя пристального взора от сына, взревела:

— Выдра!

Невозмутимый йок выступил вперед.

— Да, госпожа.

— Ну ты и гаденыш, Выдра! Поганый же из тебя учитель. Ты специально создал моему сыну врага. Зачем? Глупо и бесполезно. А что, если я назову предателем тебя? Как ты думаешь, с кем он согласится?

— Мальчик сам видел подтверждение моих слов. Это его выбор.

— Видел? Где, позволь спросить?

— Вот оно, подтверждение, — нелюдь кивком указал на Нияву, что испуганно прянула назад.

— И что?!

— Что?! — Родимир кричал, более не в силах сдерживать свой гнев. — И ты спрашиваешь? Ты? Ведь этот негодяй снасильничал над тобою! Мучил тебя! И ты защищаешь его?!

— Умолкни, мальчишка! Не тебе судить о том, чего ты еще не понимаешь. А ты, Выдра, подлец, как я погляжу. Зачем рассказал ему то, что тебя не касается? Зачем создал образ? Никогда не внушай детям те истины, что являются таковыми лишь для твоего ума.

— Но он ведь действительно предатель, враг!

— У меня нет врагов. Уйди, Выдра, ты плохо справился с заданием, но третьего шанса я тебе не дам. Убирайся прочь. И никогда не возвращайся в мой дом, иначе, клянусь родом своим, я тебя убью.

Нелюдь пожал плечами и, развернувшись, зашагал прочь.

— Ты несправедлива к нему, мама! — Сокол все никак не мог успокоиться. — Я сам просил его рассказать.

— Что ты знаешь о справедливости, сын?! Он не имел право давать чужим то, что ему не принадлежит.

— Так значит я чужой тебе?!

— Ты чужой этой тайне. Когда достигнешь нужного возраста, тогда, пожалуй, получишь право коснуться истинной истории своей матери.

— Ну что ж, тогда я, пожалуй, пойду с тем, кто не считает меня чужим.

Родим развернулся и зашагал следом за Выдрой.

— Иди-иди, — крикнула ему в спину раздосадованная Змея, и пробурчала себе под нос. — Сдался ты ему больно… Дурень!

— Маменька, — Ниява повисла на Олге. — Маменька, он же уйдет! Маменька, останови его.

— Да никуда он не денется, — Змея высвободилась из ее объятий, раздраженно повела плечами, — вернется, и недели не пройдет.

Прошла неделя. Родя околачивался вкруг усадьбы, иногда заглядывал в Толмань к дядькам, но на родной порог так и не осмелился ступить, пока не случилось то событие, коим хотел бы я завершить свой рассказ.

* * *

Она сидит напротив меня в широком кресле, подобрав ноги. Все так же юна и свежа, как спелая вишня. Только глаза выдают ее истинный возраст. В них спокойствие, что неведомо молодости и приходит лишь с годами. Она смеется:

— Эх, крючкотворец, все никак не можешь угомониться!

— А чем еще заняться безногому старику в часы скуки? — отшучиваюсь я.

— Все пытаешь-пытаешь, а где же результат? Дай-ка глянуть, что накарябал.

— Не окончен мой труд, Олга Тихомировна, вот завершу, тогда прочтешь.

— Важности-то сколько! — смеется. — Ну, давай, спрашивай, что хотел.

— Да все о том же, Великий Дух, все о том же.

Она недовольно поджимает губы и на несколько мгновений замирает, погрузившись в раздумья. Я невольно любуюсь ее красою и мощью.

— Он был очень хорошим человеком, твой брат, самым первым мужчиной, что смог подарить мне счастье. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь пережить эту потерю.