Лионесс: Мэдук - Джек Вэнс

"Почему нет? — пожала плечами Мэдук. — Я — бастард, это сущая правда".

Девонета часто моргала, пытаясь уловить смысл не только слов Мэдук, но и тона, каким они были сказаны. Она осторожно спросила: "Вы так и не узнали, как зовут вашего отца?"

"Я узнала, как его зовут. Он представился моей матери как "сэр Пеллинор", но если свадебный обряд не был совершен сразу после того, как они встретились — а моя матушка не помнит такой церемонии — получается, что я все еще бастард".

"Какая жалость! Особенно учитывая то, как вы хотели приобрести родословную и достойное уважения происхождение!"

Мэдук вздохнула: "Я перестала беспокоиться о таких вещах. Зачем хотеть невозможного? "Сэр Пеллинор", может быть, еще жив, но я сомневаюсь, что когда-нибудь с ним встречусь".

"Не горюйте! — успокоила ее Девонета. — Я буду вашей лучшей подругой!"

"Прошу меня извинить, — сказала Мэдук. — Я вспомнила об одном неотложном деле".

Мэдук направилась в конюшню в поисках сэра Пом-Пома, но узнала, что молодой помощник конюшего, будучи завербован в армию, погиб в битве на Брикнокской Пустоши.

Мэдук медленно вернулась в замок, плачевно размышляя по пути: "В мире больше нет сэра Пом-Пома, со всеми его забавными иллюзиями! Хотела бы я знать, где он теперь? Или, может быть, его вообще нигде нет? Не быть нигде можно, но быть нигде, надо полагать, нельзя?" Она больше часа думала над этой проблемой, но не смогла придти к окончательному выводу.

Ближе к вечеру Мэдук узнала к своей радости, что в Хайдион прибыл Шимрод. Волшебник сопровождал Эйласа и Друна в Родниковую Сень и сообщил, что королева Глинет родила дочь, принцессу Серле. Он сообщил также, что Эйлас и Друн вернутся на корабле через пару дней, тогда как Глинет останется в Родниковой Сени еще на месяц.

"В последнее время мне не хватает терпения путешествовать на лошади или на корабле, — признался Шимрод. — Когда я узнал, что ты уехала в Хайдион, я тут же решил тебя навестить — и оказался здесь".

"Хорошо, что ты здесь, — сказала Мэдук. — Хотя, если признаться откровенно, мне уже почти понравилось проводить время в одиночестве".

"Чем ты здесь развлекаешься?"

"О, время проходит незаметно! Я хожу в библиотеку, там можно беседовать со старым Керсе и читать книги. Однажды я прогулялась по сводчатой галерее, спустилась в туннель под стеной Зольтры Лучезарного и вышла на Урквиал. Я подошла к самому Пеньядору и, глядя на землю, представила себе, что король Казмир сидит в темнице где-то у меня под ногами. Это странное ощущение! Я вернулась на другую сторону Урквиала и протиснулась через приоткрытую старую дверь в стене, чтобы взглянуть на сад принцессы Сульдрун, но не стала спускаться по тропе — в этом саду слишком тихо! А сегодня я ходила в конюшню и узнала, что бедного сэра Пом-Пома убили на войне в Дао-те, и теперь его больше не будет. Никак не могу в это поверить, потому что его жизнь только начиналась, у него в голове было столько глупостей, он даже не успел понять, что к чему!"

"Когда-то я жаловался на нечто подобное Мургену, — задумчиво сказал Шимрод. — Его ответ показался мне уклончивым, и я до сих пор — по меньшей мере, время от времени — пытаюсь понять, что он имел в виду".

"Что он ответил?"

"Сперва Мурген откинулся на спинку кресла и стал смотреть в огонь, горевший в камине. Потом он сказал: "Жизнь — своеобразная ценность, ее параметры не поддаются измерению общим аршином. Тем не менее, даже если бы человек жил миллион лет, непрерывно доставляя удовольствия уму, духу и телу, ежедневно открывая для себя новый источник наслаждения, решая древнюю проблему или преодолевая то или иное препятствие, один-единственный час, проведенный им в бездействии, в сонной прострации или в бесплодной подавленности, был бы настолько же достоин презрения и осуждения, как тот же проступок, допущенный обычным человеком, которому отмерена скупая горстка быстротечных лет"".

"Гм! — отозвалась Мэдук. — Насколько я понимаю, Мурген решил не обсуждать вопрос о справедливости или несправедливости преждевременной кончины".

"У меня тоже возникло такое впечатление, — согласился Шимрод, — хотя я не стал предъявлять Мургену свои возражения".

Мэдук слегка нахмурилась: "Может быть, он не совсем понял, о чем ты спросил, и ответил первое, что пришло на ум".

"Может быть. Ты проницательная девушка, Мэдук! Отныне я объявляю эту проблему неразрешимой и выкину ее из головы".

Мэдук вздохнула: "Хотела бы я научиться выкидывать проблемы из головы!"

"Какие проблемы вызывают у тебя такое беспокойство?"

"Прежде всего, непонятно, где я теперь буду жить. Я не хочу оставаться в Хайдионе. В Миральдре слишком холодно и сыро; кроме того, она слишком далеко. Родниковая Сень — приятное и красивое место, но там никогда ничего не происходит, и там мне скоро станет скучно и одиноко".

"В Трильде я часто чувствую себя одиноко, — признался Шимрод. — Поэтому приглашаю тебя навестить меня в Трильде, где ты можешь оставаться столько, сколько пожелаешь — в любом случае до тех пор, пока Эйлас не построит новый дворец в Альционе. Друн тоже будет часто нас навещать, и скучать тебе не придется".

Мэдук не смогла сдержать радостный возглас: "А ты научишь меня волшебству?"

"В той мере, в какой ты захочешь учиться. Это нелегко — по сути дела, большинство желающих стать чародеями скоро начинают понимать, что у них нет соответствующих способностей".

"Я буду стараться! Может быть, я даже смогу быть тебе полезной!"

"Кто знает? Возможно!"

Мэдук бросилась Шимроду на шею: "По крайней мере я смогу где-то жить!"

"Это решено".

На следующий день Эйлас и Друн вернулись в столицу Лионесса и немедленно выехали из Хайдиона. Шимрод и Мэдук собирались свернуть со Старой дороги в Тон-Твиллет и поехать на север в Трильду. Эйлас и Друн намеревались продолжать путь по Старой дороге до Пышной Ивы и дальше, до замка Ронарт-Синквелон.

По пути их отряд остановился в Саррисе, где Эйлас решил провести два-три дня, чтобы попировать, поговорить с друзьями и на какое-то время забыть о бесконечных заботах.

Друн и Мэдук вышли на газон, спускавшийся от летнего дворца к реке Глейм. В тени старого развесистого дуба они задержались. Друн спросил: "Помнишь, как ты пряталась за этим деревом, чтобы к тебе не приставал бедняга принц Биттерн?"

"Прекрасно помню. Представляю себе, что ты обо мне подумал — хорошо воспитанные девицы так себя не ведут".

Друн покачал головой: "Ты мне показалась забавной и достопримечательной во всех отношениях. Мне до сих пор так кажется".

"Больше, чем тогда — или меньше?"