Цмцерон - Пьер Грималь

Диалог (его часто озаглавливают по имени главного участника «Лелий») воссоздает золотые годы Римской республики, когда дела государства решались в маленьких тесных группах, члены которых были связаны дружбой. Цицерон знал одного из людей той поры, Сцеволу Авгура, который, как мы помним, был первым его руководителем в юности. Весь рассказ ведется от лица этого старца — рассказ по большей части вымышленный, но не лишенный реальной основы: в диалоге отразились и роль, которую в ту пору играла дружба в делах общественных и личных, и отношения между Сципионом Эмилианом и Лелием — они как бы дополняли друг друга, Сципион был более решителен и предприимчив, а Лелий более проницателен, за что его прозвали Sapiens, то есть Мудрым или, вернее, Хитроумным. Мы помним, что после консулата Цицерон предложил Помпею союз, построенный на тех же основаниях, что дружба Сципиона и Лелия. Помпей почел себя оскорбленным, он считал, что не нуждается ни в чьих советах — убеждение, которое в конце концов привело его к гибели.

Как и во многих других своих философских работах, Цицерон считает добродетель, которой посвящен этот труд, укорененной в природе человека. В диалоге «О дружбе» он говорит о чувстве, в силу которого все существа на земле тянутся друг к другу и образуют сообщества. Философские теории, развивавшие этот взгляд, в диалоге не излагаются — ни Демокрит, ни Аристотель, ни Теофраст и стоики; упоминается один только Эмпедокл, да и то он не назван, а скрыт перифразой «ученый муж из Агригента». Примеры из римской истории, напротив того, приведены в изобилии, а деятели ее, самые разные, названы по именам. Вспомним обстоятельства лета 44 года, когда писался диалог: опираясь на личные дружеские связи, Цицерон пытается выправить положение, которое становится день ото дня хуже в результате действий Антония; Цицерон перетягивает на свою сторону Пансу, Гирция, Бальба, встречается с Филиппом, все так же держащим под своей опекой юного Октавиана; Аттик остается советником оратора и изо дня в день информирует его о положении в столице; в дружеских беседах вроде только что описанной беседы в Анции вырабатываются политические планы. Так что беседа Сцеволы, Лелия и двух его зятьев, которая и составляет диалог «О дружбе», приобретала значение вполне практического политического наставления. Цицерон подчеркивает (явно обращаясь к эпикурейцу Аттику), что дружба возникает не из помышлений о выгоде, практические преимущества являются ее результатом, а не причиной. Аттик заказывает переписку сочинений друга, распространяет их, а также помогает Цицерону в ведении коммерческих дел; Цицерон тоже помогает другу, в частности, как раз в 44 году он добивается аннулирования распоряжения Цезаря о конфискации земель в Эпире и именно в Бутроте, где сосредоточены основные имения Аттика. Однако чувства их друг к другу выходят далеко за рамки взаимных деловых услуг.

Комментаторы не раз изощрялись, стараясь найти греческие источники трактата «О дружбе». Было множество гипотез, некоторые из них выглядят весьма правдоподобно. Однако все они только доказывают, что Цицерон обладал широкой философской культурой и замысел его состоял в том, чтобы теоретически обосновать политическую практику Римской республики в эпоху ее наивысшего расцвета. Сочинение представляет собой назидание современникам и политическую программу. Дружба, какой ее видит Цицерон, какой она нередко бывала в среде римских государственных деятелей вплоть до Гракхов, была внутренне органической чертой римского общества и внешним выражением той pietas, что связывала (по крайней мере теоретически) граждан в единое целое. Дружба, говорит Цицерон, отражает состояние общества как зеркало, не помутневшее от времени.

26 июня Цицерон пишет Аттику, что начал трактат «О славе», к несчастью, утраченный. Работа завершена 3 июля, трактат, видимо, был довольно кратким. В спешке Цицерон поместил в начале его пролог, забыв, что он уже помещен в третьей книге «Учений академиков». В свое время Цицерон написал целую серию прологов, приложимых к самым разным сочинениям, свел их в одну книгу и черпал из нее каждый раз нужный текст. На этот раз память ему изменила; ошибку он обнаружил уже на корабле, который увозил его в Грецию. Тревога вскоре улеглась — Цицерон заменил пролог другим.

Сохранившиеся фрагменты, весьма краткие, показывают, что трактат был насыщен цитатами из Гомера и речь в нем шла об «эвгемеризме» (обожествлении великих людей благодарными потомками). Теория эта и раньше занимала мысли Цицерона. Слава — тема, которая преследовала Цицерона постоянно, которая, по собственному признанию, влекла его с детства. Цицерон стремился к славе на протяжении всей жизни. О славе идет речь в трактате «Об обязанностях», написанном несколько позже. О славе рассуждает он в диалоге «О государстве», в «Тускуланских беседах», проблема истинной славы возникает в «Филиппиках». Тема эта не дает ему покоя. Если Цицерон решил рассмотреть ее специально, в работе из двух книг, то, видимо, считал, что в начале июля 44 года на то были особые причины. Легко представить себе, что Цицерон задумал противопоставить ложную славу истинной. Славу, которую вопреки законной справедливости стяжал Цезарь, славе, основанной на восстановлении поруганных закона и справедливости, славе Освободителей. Цезарь, бесспорно, достиг того, что Цицерон в трактате «Об обязанностях» признает первым основанием славы: любви граждан. Но ведь бывает и дурная любовь, она выражается в мятежах, в насилии, и, может быть, именно к Цезарю относится один из немногих сохранившихся фрагментов: «О, сколь несчастен или, вернее, неразумен тот, о котором люди, его приветствующие, думают хуже, чем те, что приветствовать его не хотят». Слова эти, по всему судя, следует толковать так: сторонники Цезаря, радостно приветствовавшие гражданскую войну, возлагали все надежды на социальную смуту; противники его, подобно самому Цицерону, надеялись, что вопреки всему какие-то остатки республики сохранятся. Следовательно, «О славе» можно назвать пропагандистским сочинением, подобным памфлету или газетной статье, которые в другие времена служили для мобилизации общественного мнения.

К той же категории, по всей вероятности, относится еще один небольшой диалог в манере Гераклида, о котором в те же дни упоминается в письмах Аттику. Он, видимо, должен был содержать речи Освободителей, клеймящие Цезаря и оправдывающие их действия. Предполагалось, что в диалоге примут участие Брут, Требоний, может быть, и другие. Замысел осуществлен не был.

Решив отправиться на Восток, Цицерон колебался в выборе дороги. Брундизий, через который обычно ездили в Грецию, казался ему ненадежным, там собрались ветераны, преданные Антонию. В конце концов он отплыл из Помпей на трех скоростных судах и с частыми остановками двинулся к югу. 25 июля остановились в Вибо Валенция; оттуда Цицерон отправляет Аттику письмо с описанием путешествия: плывут на веслах, северо-северо-восточного ветра нет, хотя в это время года ему полагалось бы наполнять паруса кораблей. Цицерон этому рад — ветер поднял бы волнение, когда корабли пересекали заливы Пестума и Вибоны. Следующая стоянка — у Велии, потом еще одна — неподалеку от Вибоны. Этапы пути примерно те же, по которым Цицерон ехал в изгнание в 58 году с той, однако, разницей, что тогда он двигался наземным путем и очень торопился. Теперь он плывет лениво, с сожалением вспоминает свои уютные виллы, где мог бы сейчас так приятно проводить время вместо того, чтобы тратить его на путешествие, от которого, в сущности, не ждет ничего хорошего, кроме, может быть, свидания с сыном в Афинах. На корабле Цицерон перечитывает свои старые сочинения, пишет. Во время путешествия создано, в частности, последнее его риторическое сочинение — «Топика». 28 июля корабли проходят мимо Регия и берут курс на Сиракузы, Здесь Цицерон проводит у своих знакомцев одну только ночь и на следующий день снова выходит в море, намереваясь теперь уже прямо плыть в Грецию. Но южный ветер заставляет его вернуться в Регий. Там он высаживается и узнает новости из Рима: на 1 августа назначено было заседание сената с участием Освободителей (состоялось ли заседание, Цицерон в момент получения известия не знал). Цицерон решает немедленно возвратиться в Рим, там республиканцы все сильней сожалели о его отсутствии — ведь он был воплощением их политического идеала. Но 17 августа Цицерон высадился в Велии и встретил Брута. Все планы пришлось менять. Антоний вел себя все более угрожающе. Освободители направили ему письмо, в котором в возвышенных выражениях предупреждали от повторения ошибок Цезаря. В заседании 1 августа против Антония выступил Кальпурний Пизон, консул 58 года; Цицерон некогда горячо выступал против Пизона. Но на этот раз Пизон проявил себя «добрым гражданином». Он заявил, что покинет Италию, дом, пенаты, лишь бы не видеть гражданскую общину Рима под игом тирании Антония. Выступление Пизона имело большое значение — он был одним из самых видных цезарианцев, а дочь его — вдова Цезаря. Знаменательно, однако, что остальные сенаторы не поддержали Пизона, и на следующий день он поостерегся появляться в зале заседаний. Как видим, сенаторы после смерти Цезаря не ощутили себя свободными.