Путь Никколо - Дороти Даннет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Назад он не вернулся. Феликс предположил, что он занят приготовлениями к обратному пути. На сей раз они вернутся очень быстро, чтобы поскорее привезти матери отличные новости. Долговые расписки Медичи уже отправились в Брюгге с их гонцом. Денежные переводы венецианцев и генуэзцев также придут непосредственно в Брюгге. Раздевшись до пояса, Феликс перекусил под деревьями со своими новыми друзьями, затем, одевшись, также заглянул, когда его пригласили туда, в кабинет Чикко Симонетты в Аренго, после чего вернулся на постоялый двор.
Николас был там и сидел под навесом в саду вместе со своими охранниками. Феликс сразу опознал его по взрывам смеха. Когда Николас не откликнулся на его зов, то Феликс сам присоединился к ним и выпил эля, и обнаружил, что и сам рад посмеяться вволю. Гораздо позже, в их общей комнате, Феликс стянул с себя промокшую рубаху и постарался добиться ответов на свои вопросы.
Николас всегда отвечал ему.
— Я сказал нашим охранникам, чтобы они готовились выехать в Брюгге завтра, — заявил он. — Также я нанял еще людей для пущей безопасности. На всякий случай исполнил копии всех банковских бумаг. Но я хотел бы знать, не возражаешь ли ты отправиться обратно в одиночку?
С рубахой в руке, Феликс в ярости уставился на него.
— Но деньги ведь у тебя, — заметил Николас.
Он забыл про Женеву. Он забыл все свои подозрения.
— А ты куда направляешься? — поинтересовался Феликс.
— Я подумал, что кто-то должен отыскать Тоби и поблагодарить его. Ведь это он все устроил. Я надеялся отыскать его здесь. Мы перед ним в большом долгу, и я хотел убедиться, что с ним все в порядке.
— Тобиас? — изумился Феликс. — Но ведь он на другом конце страны, вместе с графом Урбино и Лионетто.
— Похоже на то, — подтвердил Николас.
— А как же моя мать?
— Но ведь ты будешь с ней. У нее немало помощников. А теперь деньги решат все проблемы.
— Я ей не нужен, — воскликнул Феликс. — Только деньги!
— А как ты думаешь, что она выберет?
— Да ты вообще собираешься возвращаться в Брюгге? — спросил его Феликс.
Николас улыбнулся.
— Как же я могу не возвратиться? Ведь иначе ты все деньги потратишь на турнирные доспехи. Конечно, я вернусь. Хотя бы потому, что у меня нет своих денег.
Молчание. Феликс по-прежнему стоял, сминая рубаху в кулаке.
— Почему ты женился на моей матери?
Круглые глаза все так же, не прячась, смотрели на него. В них не было лукавства. Помолчав еще немного, Николас промолвил:
— Потому что так было правильно.
Феликс первым опустил взор.
— Ясно. — И чуть погодя, добавил. — Думаю, она хочет, чтобы вернулись мы оба. Но ведь у нее есть помощники. Мы бы могли поручить кому-то другому привезти ей деньги.
— Конечно, но зачем? Ты хочешь остаться в Милане?
Пол был усыпан бумагами. Николас уселся, скрестив ноги, и начал собирать их на одном колене, разглаживая и приводя в порядок. Он не спросил: «Не хочешь ли ты поехать со мной?» В сознании Феликса случайно рожденное желание внезапно переродилось в твердое намерение.
— Я хочу поехать в Неаполь, — заявил он. — Я хочу воевать вместе с Асторре и Юлиусом.
Николас парой легких ударов подровнял стоику бумаг и поднял глаза.
— А почему бы и нет? Такой опыт тебе пригодится.
— Думаешь, я могу поехать?
Николас в равновесии удерживал бумаги на скрещенных лодыжках.
— Если хочешь. Не слишком справедливо по отношению к твоей матери, но она к этому привыкла. Только не утешай свою совесть тем, что есть я. Я не замена, если тебя убьют.
Феликс нахмурился. Николас вновь начал перебирать бумаги.
— Меня не убьют. Особенно когда здесь такие деньги. Думаешь, я позволю тебе тратить их в одиночку? Но…
Больше он ничего не стал объяснять. Николас, похоже, и без того все понял.
— Ты и сам знаешь, что Юлиуса необходимо держать в форме. Осмелюсь сказать, что, по-моему, это совсем даже не плохая мысль. Вероятно, я окажусь в Брюгге даже прежде тебя. Не возражаешь, если я тоже прикуплю себе красивые турнирные доспехи?
Он запрокинул голову, и совиные глаза округлились. Феликс бросил рубаху на кровать, ухмыльнулся и, усевшись на край постели, уставился сверху вниз на Николаса и его бумаги.
— Ты просто хочешь от меня отделаться. А ведь ты даже не знаешь, что было сегодня в канцелярии.
— Нет, не знаю, — покорно повторил Николас.
— Меня позвал Чикко Симонетта и спросил, соглашусь ли я принять подарок от герцога для демуазель де Шаретти. Он предложил денег.
Теперь Николас был весь внимание.
— А ты сказал ему, что мы устали от денег?
— Я ему сказал, что вместо денег хотел бы попросить о большом одолжении, а именно о том, чтобы нам вернули поющего гвинейского раба, услуг которого весьма недостает моей матери.
На лице со шрамом появилось какое-то странное выражение.
— Лоппе? — переспросил Николас. — А я и не знал, что он виделся с тобой.
— Почему-то мы пришлись ему по душе, — пояснил Феликс. — А в Милане ему плохо, в особенности после отъезда брата Жиля. Он боится, что его отошлют к Козимо во Флоренцию. Полагаю, — мечтательно пробормотал Феликс, — что африканец в подобающем наряде производит должное впечатление в любом обществе.
— И что?
— А то, что мессер Чикко с огромным удовольствием предложил вернуть нам Лоппе, а я сказал, что надеюсь взамен прислать нечто такое, что доставит герцогу еще большее удовольствие.
— Вот как? — изумился Николас. — И что именно? Мешок не облагаемых налогом квасцов? Шлем с перьями? Жилет с горностаевыми хвостиками? Или… Феликс? Как ты думаешь, что ему может понравиться?
— То, что по твоим словам он якобы заказывал, хотя на самом деле даже не подозревает об этом Я предположил, — промолвил Феликс, — что герцогу необходим страус.
Внизу завсегдатаи невольно задались вопросом, уж не пытаются ли эти два юных фламандца поубивать друг друга, — такие крики и грохот вдруг начали доноситься с верхнего этажа. Но когда они вдвоем спустились чуть погодя в общую залу, раскрасневшиеся и растрепанные, то тот, что постарше, обнимал младшего за плечи, и оба смеялись, не переставая.
Глава 34
Вдовствующая герцогиня Бретанская, чье бездетное супружество началось и закончилось в весьма юном возрасте, была еще довольно молода и совсем не умна. Ее покойная сестра Мария, вышедшая замуж за французского монарха, также была глупа изначально, хотя со временем ей привили вкус к поэзии и изящным искусствам. Двор при ней приобрел славу весьма определенного свойства из-за непомерной любви к стихотворцам. Но, по общему мнению, там речь шла не столько об оргиях, сколько о ребяческом легкомыслии.