Отравители и убийцы. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

Адемар поднял на Шарлотту страдальческий взгляд побитой собачонки и... заплакал. Да, по щекам его катились крупные слезы, он издал что-то вроде рыдания, поискал платок в рукаве ночной рубашки, громко высморкался и... продолжал плакать. Рыдания сотрясали все его тело, он конвульсивно дергался. Шарлотта изумленно, в совершенном недоумении смотрела на него. По ее мнению, припадок мог затянуться, поэтому она встала, пошла в туалетную комнату, намочила холодной водой салфетку и положила ее на искаженное рыданиями лицо Адемара, нисколько не заботясь о его кружевах. Про себя она немного тревожилась: а что, если дело дойдет до падучей?

Но средство подействовало. Рыдания прекратились. Шарлотта старательно вытерла Адемару лицо, нашла на ночном столике флакон с нюхательной солью и поднесла ему к носу. Адемар икнул, чихнул несколько раз и затих.

Теперь он лежал на спине, закрыв глаза, парик у него окончательно сбился на сторону. Шарлотта снова уселась в кресло, а когда услышала глубокий вздох, заговорила:

— Почему бы нам не поговорить спокойно? Как брату с сестрой, которыми мы могли бы стать друг для друга? Поверьте, я не желаю вам зла, мой друг. Я просто хочу понять, что происходит.

И желая его ободрить, взяла Адемара за руку. Молодой человек открыл глаза, посмотрел на парчовый розовый балдахин, снова вздохнул и жалобно сказал:

— Что бы я стал делать один в четырех стенах в Пале-Рояле? Шевалье де Лоррен в честь бракосочетания мадемуазель Орлеанской с герцогом Савойским собирается дать великолепный праздник у себя в замке Фромон, рядом с Фонтенбло. Он уезжает туда. Мое состояние показалось ему никуда не годным, и ему пришло в голову доверить меня вам...

— Но у вас нет ничего серьезного. Доктор Бувье сказал, что вы через пару дней окончательно поправитесь. Когда состоится бракосочетание?

— Десятого апреля.

— В Фонтенбло?

— Нет, в Версале, но из-за траура по королеве никаких пышных празднеств не будет. Поэтому де Лоррен и хочет устроить у себя праздник и немного утешить герцога Орлеанского, который грустит из-за расставания с дочерью, но не может отвлечься ни на новые наряды, ни на украшения, как было, когда он выдавал Марию-Луизу за короля испанского. После благословения, которое даст невесте и жениху кардинал Бульонский, а жениха на этот раз будет представлять герцог де Мэн младший, принцесса сядет в карету и отправится в Турин.

Что-то в этой истории было не так. Шарлотта никак не могла понять, почему нужно было отсылать Адемара. Времени, чтобы поправиться, у него было предостаточно, и она не могла поверить, что «король-солнце» не устроит по поводу бракосочетания своей дочери ни одного торжества.

Она откровенно высказала вслух все свои соображения, но в ответ услышала лишь еще один вздох.

— Если хотите знать всю правду, то извольте. Охлаждение ко мне — большое благо, потому что у меня нет возможности достойно выглядеть на королевской свадьбе, даже более скромной, чем обычно. И на празднестве во Фромоне тоже. Я... я не заказывал себе костюмов вот уже целых... полгода. Меня донимают кредиторы... у меня карточные долги. Де Лоррен решил, что для меня будет лучше...

— Найти пристанище в Сен-Жермене? Но если шевалье ваш близкий друг, то почему он вам не поможет? Говорят, он баснословно богат...

— Да, конечно. Но он терпеть не может одалживать деньги.

— А герцог Орлеанский? Вы близки к нему, а он очень щедр.

— Он щедр по отношению к де Лоррену и д'Эффиа. К тому же он считает, что супруга должна помогать тому, чье имя она носит.

На этот раз Шарлотта поверила Адемару. Тем более что его слова подтверждали рассказ мэтра Моблана.

— Но пока я за вами замужем, я постоянно слышала восторги по поводу своей необыкновенной удачи: ведь я получила знатную фамилию и большое состояние.

— Фамилия остается, — смущенно проговорил Адемар. — А вот что касается состояния... Беда в том, что я страстно увлекся игрой...

И слезы снова потекли у него по щекам.

Шарлотта решила, что ничего нового от своего супруга она не услышит. Она выпустила руку Адемара, вышла из спальни и отправилась на поиски мадемуазель Леони.

— О чем вы говорили столько времени?

— Разговор был весьма поучительным. Я его исповедовала.

— Вы хотите этим сказать, что сохраните разговор в тайне?

— Но я же не священник. Суть нашей беседы сводится к тому, что, если я не хочу жить в обществе Адемара до скончания веков, мне нужно заплатить его долги и выделить ему средства, чтобы он мог достойно выглядеть в свите герцога Орлеанского.

— И вы так поступите?

— Честно говоря, не знаю. Сначала я должна узнать, на какую сумму он рассчитывает.

Мадемуазель Леони поджала губы.

— Послушайтесь доброго совета: не вступайте на этот пагубный путь. Если он слишком легко получит от вас деньги, он будет требовать их снова и снова и в конце концов вас разорит. Заядлый игрок — это постоянные траты!..

— Я и сама так думаю, но если я откажу ему, он так и останется жить у нас в доме, будет слоняться, жаловаться и, возможно, искать, чем воспользоваться и заткнуть самые зияющие дыры в своих долгах. Вы же сами видели, как он сидел перед зеркалом и рассматривал драгоценности.

— И себя тоже, прикидывая, идет ли ему жемчужное колье. У меня большое искушение посоветовать вам подарить это колье супругу, раз вы хотели от него избавиться, но я не знаю, какой он сделает вывод из вашего подарка, потому что семейные драгоценности — последнее, с чем расстаются люди. Пока оставим его «выздоравливать». Присутствие его немного обременительно, но в целом вполне терпимо. А мы тем временем постараемся все-таки разузнать, какая сумма ему так срочно и настоятельно понадобилась. Никогда не следует торопиться, а в денежных делах особенно.

На том они и порешили.

***

Граф еще несколько дней пролежал в постели. Шарлотта навестила его пару раз, говорила о вещах самых невинных, избегая касаться волнующих Адемара тем. Мадемуазель Леони поручила Матильде выведать у Анатоля, каков нрав и характер у его хозяина. Больших усилий прилагать не пришлось: Анатоль мало что мог сказать. Он был незлобивым нормандцем с коровьими глазами и своего существования ничем не отягощал: был доволен своей службой и привязан к господину, с которым вырос и который обращался с ним