Разведка и шпионаж. Вехи тайной войны - Андрей Юрьевич Ведяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последующем Ханссен раскрыл советской разведке ещё целый ряд «кротов», завербованных ФБР в США. Одним из них был Николай Дмитриевич Чернов, 1917 года рождения, который служил в оперативно-техническом управлении ГРУ. В 1962 году он был направлен техником в нью-йоркскую резидентуру ГРУ. Он должен был содержать технические средства разведки и фотолабораторию. Там он проявлял и распечатывал пришедшие из Центра микроплёнки с указаниями и фотографировал и готовил к отправке добытые разведчиками документы, их справки и отчеты. Помимо своей основной деятельности Чернову приходилось заниматься и хозяйственными делами. Однажды ему поручили приобрести стройматериалы для ремонта кабинетов. Он с водителем поехал в хозяйственный магазин, закупил необходимое, а продавца попросил в чеке не указывать оптовую скидку — и положил себе в карман 250 долларов. Проделав этот трюк несколько раз, он рассчитывал накопить денег на покупку дорогой фотокамеры стоимостью более тысячи долларов. Однажды, когда он снова по хозяйственным делам был за пределами представительства, к нему подошли двое мужчин. Они показали ему копии платёжных документов, которые свидетельствовали о подлоге. Чернов понял, что на этом его командировка закончится, и согласился на сотрудничество. Агенты ФБР согласовали с Черновым условия связи и стали получать от него копии документов резидентуры. Когда командировка Чернова подходила к концу, его передали ЦРУ, оговорили условия связи в Москве. По возвращении он должен был выставить сигнал о готовности встретиться со своим московским куратором. Но Чернов этого не сделал. Он не захотел рисковать, а вместо этого, работая в фотолаборатории оперативно-технического отдела ГРУ, копировал ценные материалы и прятал их у себя на даче. Потом его перевели на работу в МИД, где он получил дипломатический паспорт и стал дипкурьером. В 1972 году он начал выезжать за рубеж и смог беспрепятственно вывозить фотопленку с секретными материалами. Неплохо заработав, Чернов начал пить и в конце концов был уволен со службы. Он поселился на даче и постарался забыть о своей двойной жизни. Но в 1986 году благодаря полученным от Ханссена сведениям предательство Чернова вскрылось. Однако прямых улик против него не было, их собирали ещё четыре года. И только в 1990 году Чернов был арестован. Он сразу сознался в своей преступной деятельности, за которую, уже при Ельцине, получил всего восемь лет. Тогда налаживали отношения с заокеанскими друзьями и за шпионаж сильно не наказывали. А может быть, Борис Николаевич сочувственно отнёсся к Чернову как алкоголик к алкоголику — и подмахнул указ об амнистии. Через полгода Чернов вышел на свободу, но вскоре окончательно спился и умер.
В 1987 году Ханссен был снова переведён в Вашингтон, в штаб-квартиру ФБР, где он был назначен сначала главой отдела анализа разведданных по СССР, а потом руководителем программы по борьбе с советским научно-техническим шпионажем в США. Именно ему поручили изучить все обстоятельства провала Моторина и Мартынова с целью выявить проникшего в ФБР «крота», который их сдал. Это означало, что ему поручалось поймать самого себя. Конечно, в результате он полностью себя обезопасил, да к тому же в 1988 году передал советской внешней разведке отчёт, в котором назывались десятки имён и фамилий агентов советской разведки, согласившихся помочь ФБР найти проникших туда «кротов», то есть сдать своих.
В 1989 году Ханссен предупредил КГБ относительно начатого ФБР расследования в отношении Феликса Блоха (Felix Bloch), директора европейского бюро Госдепа США, которого заподозрили в шпионаже. КГБ оборвало с Блохом все контакты, и ФБР не смогло собрать на него никаких веских улик.
В мае 1989 года Блох, который считался одним из ведущих европейских специалистов Госдепа, в рамках своего официального визита во Францию встретился за обедом в Париже со своим знакомым филателистом Пьером Бартом (Pierre Bart). Барт был советским разведчиком, легализовавшимся в Финляндии. С 1979 года он жил в Вене, а затем работал в Париже по линии ООН под именем Рейно Гикман (Reino Gikman), пользуясь финским паспортом. По данным французской контрразведки, у Блоха была сумка, которую он в конце обеда оставил Барту. Позже Блох заявил, что в сумке были марки. Блох повторно встречался с Гикманом в Брюсселе, за встречей следили агенты ЦРУ. Примерно через три недели Гикман позвонил Блоху и сообщил о своей «болезни», выразив надежду, что Блох от него не заразился. Звонок поступил из Москвы в июне месяце и был записан ФБР. Поскольку Гикман и Блох жили в Вене примерно в одно и то же время, в ФБР считали, что Гикман был куратором Блоха.
В 1989 году в The New York Times появилась статья, в которой утверждалось, что Блох посещал в Вене проститутку и платил ей по 10 тыс. долларов за садомазохистский секс. В ФБР предположили, что это могло стать мотивом для вербовки Блоха, который в деньгах не нуждался (на тот момент его активы составляли порядка одного миллиона долларов), но мог опасаться компромата. Проститутку вызвали для дачи показаний перед большим жюри (Grand juries), но ничего не добились.
Однако сам по себе телефонный звонок Блоху был явным сигналом об опасности. Это означало, что в ФБР завёлся «крот», который знал о расследовании и предупредил Блоха. Следователи требовали от Блоха, чтобы он признался в шпионаже — но тщетно. Блох стоял на своём — речь шла о