Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода) - Борис Парамонов

Мне кажется, что Майк Фиггис - последнее по времени звено уже существующей интеллектуальной традиции, говорящей о закате Запада - того, что зовется иудео-христианской культурой. Шпенглер все-таки пророчил, говорил о более или менее отдаленном будущем, о начавшемся процессе - Майк Фиггис имеет дело с настоящим, с результатом. Интеллектуальная проекция его творчества - на линии Шпенглер - Юнг - Леви-Строс. Доминация Запада подходит, если уже не подошла к концу, мир становится единым, - и нет оснований полагать, что этот единый мир сохранит модели рационально-технологической и индивидуалистической культуры. Западная культура - аполлоническая культура. Ныне возвращается Дионис, - Майк Фиггис видит это возвращение. Его значительность в том, что он не ужасается, а усматривает как бы новые возможности, прозревает новое начало. В Дионисе смерть неотделима от рождения - нового рождения.

Это - на метафизической, можно сказать, на мистической глубине. Социологически процесс принимает более понятную и менее воодушевляющую форму так называемого вторичного упростительного смешения: термин Константина Леонтьева всячески здесь уместен. Поверхностный мультикультурализм не может противостать этому глубинному процессу. Но этот же процесс, спроецированный на бытовую повседневность, дает уже не трагедию, а комедию современных нравов: возвращение Диониса оборачивается удручающим разнообразием сегодняшней сексуальной практики.

Фильмы Майка Фиггиса тем еще хороши, что вот эту культурно-историческую метафизику он умеет подать в оболочке бытового сюжета, глубины бытия представить в форме узнаваемой хроники: из Диониса сделать swap. Он создает не только трагедию, но и комедию - одновременно божественную и человеческую.

И чтобы не позабыть русские коннотации - даже «предчувствия и предвестия» - этой темы, процитируем еще раз Вячеслава Иванова, из статьи его «О достоинстве женщины»:

Индивидуальный симбиоз закрепляет дурную индивидуацию человечества; семья отъединяет и успокаивает человека в гранях эмпирической личности... Человечество должно осуществить симбиоз полов коллективно, чтобы соборно воззвать грядущее совершение на земле единого богочеловеческого Тела. Индивидуальный же симбиоз должен слыть в общественном мнении не нормой половых отношений, а отличием и исключением, оправдываемым и великою любовью, и добрыми делами четы.

Зная, что происходит сейчас, каковы сегодняшние нравы, нельзя не воспринять эти слова в комическом ключе. Но не следует также забывать, какая реальная трагедия произошла в России и в какой кошмарной форме реализовались в ней идеи хоровой соборности, конца индивидуалистической культуры и наступления новой «органической» эпохи.

Иностранцы о России

В очень известном американском журнале Атлантик Монтли - органе скорее литературном, чем политическом, - в номере за май этого года появилась статья Джеффри Тэйлера - статья, о которой трудно не поговорить из-за одного ее названия: «Конченная Россия». Кто такой Джэффри Тэйлер, чтоб выдавать такие даже не прогнозы, а констатации? Из статья видно, что в 1994 году он был мэнэджером московской фирмы, обеспечивавшей физическую безопасность деятелям российского бизнеса; его партнером был бывший замначальника Московского управления милиции. Понятно, что этот человек, Джеффри Тэйлер, знает о российских делах достаточно много интересного. Но он выступает не только с информацией, но и с анализом положения, и с прогнозом. Какие у него на это, так сказать, права? Кто он такой, попросту говоря? Некоторое представление об авторе мы находим в самом начале статьи: В годы холодной войны, думая о России, я испытывал понятное беспокойство: гигантская холодная страна степей и лесов, в которой разворачивается драма столкновения добра и зла, обещающая всему человечеству или конечную гибель, или конечное спасение. Но у меня появилась страсть к этой стране, страсть, объясняемая весомым аргументом: то, что происходит в России, касается не только ее, но и всего остального мира. В своем советском воплощении Россия была ядерной супердержавой, исповедовавшей угрожающую идеологию, имевшей склонность вмешиваться в дела соседних или даже самых отдаленных стран, обладавшей мощью, способной обратить мир в хаос. Русские, с которыми я говорил, смотрели на будущее их страны, как если бы дело шло о будущем всего человечества, и я соглашался с ними.

Заинтригованный этой драмой, в 1993 году я поехал в Россию и пересек ее от края до края - начиная от Магадана. Написал книгу об этом путешествии. В конце концов Москва стала моим домом. Я женат на русской. Обладая американским паспортом, я в то же время веду жизнь русского. Но посвятив полжизни этой стране, наблюдая все ее метаморфозы, я пришел к выводу, расходящемуся с тем, что я думал раньше.

И тут же, в самом начале статьи, дается тезис, доказательству которого будет посвящен весь последующий текст: Внутренние противоречия тысячелетней российской истории обрекли страну на демографический упадок, экономическую немощь и весьма возможный территориальный распад. Драма подходит к концу, и через несколько десятилетий Россия будет интересовать мир не больше, чем любая другая страна Третьего мира с громадными ресурсами, обнищавшим населением и коррумпированной властью. Короче говоря, как великая держава Россия кончена.

Тут, конечно, напрашивается сакраментальный вопрос: а как насчет ядерного оружия? Этот фактор в международной политике, кажется, много важнее того, к какому миру принадлежит страна, им обладающая: к пятому или к десятому. В Соединенных Штатах сейчас называют Пакистан «американским кошмаром»; а ведь Пакистан из того же числового порядка, к которому автор относит будущую, и весьма скоро будущую, Россию. Так что шансы остаться в центре внимания первого мира у России все-таки немалые. Понятно также, что это плохое утешение, хотя - в этом и проблема - многим в самой России кажется утешением.

Джэффри Тэйлер, автор обсуждаемой статьи в Атлантик Монтли, все-таки другие акценты расставляет: его интересует судьба России в предельно широком историческом плане. В нынешнем ее упадке он усматривает логический результат всей предыдщей российской истории. Этим статья и интересна, потому о ней и стоит говорить.

Я не буду касаться тех сюжетов Джэффри Тэйлера, которые более чем знакомы русским. Об этих сюжетах можно судить хотя бы по названию соответствующих глав: «Октябрь 1993-го», «Закон беззакония», «Олигархи у кормушки»: история очень недавняя и всем в России памятная. Для нас куда больший интерес представляет уже следующая глава под названием «Гибель общего дела».

Традицией русской истории, говорит Джэффри Тэйлер, была высокая степень интеграции народа, в том числе морально-идейной интеграции. Это он и называет common good. Достаточно вспомнить хотя бы религиозное противостояние России Западу: православие как единящий и, собственно говоря, конструирующий самое существование России как некоего выделенного единства. В раннее советское время такое интегрирующее значение имела идея построения социализма в одной стране, а позднее - роль СССР как лидера мирового социалистического лагеря. По-другому это можно назвать единством судьбы. Но вот что происходит дальше, в годы застойные, - автор, надо сказать, правильно выделяет главный факт застойных лет, помещая его в очень перспективную, так сказать, линию: В советское время только преступники вовлекались в коммерческую деятельность, обещавшую большую прибыль. Но постепенно лицемерие советской идеологии и террор сталинских времен убили уважение к закону и порядку. Жулики начали восприниматься героями. Вновь ожила древняя традиция обмана властей как способ существования. С падением Советского Союза сама мысль о каких-либо общих обязательствах и общих целях сделалась смешной. Никакие нормы добродетели не смогли пережить советские десятилетия взаимного предательства, всеобщих доносов, когда даже дети выдавали родителей карательным органам, а государство десятки миллионов своих граждан превращало в рабов ГУЛага. Когда господствовал страх, советские люди еще выражали вербальную покорность идеологическим лозунгам. Когда такой страх исчез, вместе с ним исчезло само представление о государстве и нации как совместной целостности.

Повторяю, это очень правильно, автор ухватил главное звено цепи последующего развития (если это можно назвать развитием): легализация жулика, вернее, культурный кредит, в застойные годы им приобретенный. Помнится, в начале 70-х годов в ленинградских газетах стала регулярно появляться интересная информация: какой конкурс в каком институте. Приоритеты радикально изменились: не Политехник с физикой, ни Техноложка с химией, ни даже Университет с математикой - а такие институты, как Торговый, Пищевой, не говоря уже о торговой Мореходке, - та была бесспорным лидером. А вспомним, какое значение приобрели такие личности, как продавец в мясном отделе или девица в галантерейном магазине, или парикмахерша: всякий элитный человек считал нужным, необходимым с ними поддерживать отношения. И технически говоря, все эти нужные люди были нарушителями (советских) законов. Вот когда и как стала складываться психология нынешнего российского, прости Господи, бизнеса. «Братки» и «авторитеты» придали ему крайне неподобающий характер, но в общем-то можно сказать, что они влились в уже существовавший «мэйнстрим», главный поток. Сказать до конца уж правильно - хотя и наиболее общо: в русском сознании исчез идеализм; ну а искоренению его, конечно же, способствовали террор и ГУЛаг.