Другие звезды - Евгений Гуляковский

Значит, она ушла, даже если это был не сон. Теперь он остался один на один с раскаленным ураганом и знал, что ему необходимо сделать. Надо уменьшить нестерпимую боль земли, спасти тех, кого еще можно спасти.

Медленно он двинулся вперед, почти насильно переставляя лапы. Тело не желало подчиняться, оно не хотело идти в раскаленный ад, из которого вырвался смертельный ураган, но где-то еще оставалось его жало. Только он один может до него добраться… И он шел. Земля под ногами постепенно превращалась в оплавленную потрескавшуюся корку. Она была еще слишком горяча и прожигала толстые подошвы его ног. Но эта боль казалась слишком слабой по сравнению с той, что жила в нем с момента взрыва и ничего не могла уже добавить к его ощущениям.

Легким не хватало воздуха. Воздух сгорел, превратившись из живительного газа в свою ядовитую противоположность. Мучительный кашель то и дело сбивал леврана с ритма, заставляя смотреть по сторонам. Он понимал, что этого делать нельзя. Если он хочет дойти до цели, нужно сосредоточиться только на этом. Не замечать, не видеть ничего вокруг, постараться даже не чувствовать, как будто он мог не чувствовать…

Сейчас его главным проклятием стала его обостренная способность ощущать чужую боль. Напрасно он надеется, что ему удастся выдержать. Это безнадежно. Ему давно следовало повернуть обратно и бежать прочь из зоны смерти туда, где остались живая вода, листья растений, воздух.

Он все еще бежал вперед. Он и сам не знал, почему это так, откуда берутся силы на эту безнадежную борьбу. Даже если ему удастся совершить невозможное и вопреки всему добраться до цели, это ничего не изменит, он даже не знает, что именно нужно сделать, он даже не знает, куда бежит. Это самоубийство. Глупое, бессмысленное самоубийство.

Радиация достигла такой степени, когда начинает светиться воздух, соприкасаясь с насыщенной смертью почвой. Такой концентрации не может выдержать ни одно живое существо…

Он все еще бежал на запад. Температура постепенно повышалась. Зато раскаленные остатки смертоносной атмосферы были здесь кристально прозрачны. Пыль и дым ударная волна унесла далеко назад.

Он был уже близок к эпицентру взрыва и не понимал, почему до сих пор не лопнули его легкие, не разорвалось сердце, кто и для чего наделил его такой несказанной силой — переносить мучения и двигаться только на запад, только вперед, только к намеченной цели.

Наконец почва стала понижаться. Эпицентр взрыва остался у леврана за спиной. Он двигался теперь по дну западного ущелья. Его стены плавились, однако самые страшные световой и радиационный удары прошли здесь поверху, не добравшись до дна ущелья. Тут осталось даже немного воздуха. Не такого чистого, как ему бы хотелось, но все же пригодного для дыхания.

Боль стала настолько привычной, что уже не мешала думать. В какой-то мере он подчинил ее своей воле. Левран думал о том, что сделает с теми, кто нанес планете такую жестокую рану, это помогало ему продвигаться вперед, но ненадолго: ненависть — плохой помощник.

Внутренним зрением, легко проникающим сквозь багровые тучи, заполнившие небо Ангры, он видел светлые звездочки кораблей, удаляющихся от планеты, их было четырнадцать. Четырнадцать звездочек, пришедших из далекого далека, оттуда, где была его человеческая родина. Левран тяжело вздохнул и мысленно спросил Кленова: «Уходишь?» «Ухожу, друг. Ничего у нас не вышло, ты уж прости…» «Да ладно. Я попробую сам. Уже немного осталось, может быть, мне удастся до них добраться…»

Он вынул талисман архов. Лучик удлинился, стал ярче и по-прежнему показывал на запад.

От талисмана по измученному телу разлилась приятная прохлада. Что-то в нем происходило. Рвались какие-то связи. Клетки изменялись, мутировали под радиоактивным ливнем с огромной скоростью. После превращения его тело стало удивительно пластичным, оно легко приспосабливалось к меняющимся внешним обстоятельствам. Если бы у него было больше времени, он бы, наверное, сумел справиться даже с радиацией, но времени не было. В него словно вложили огромные безжалостные часы, и они тикали, отмеряя последние оставшиеся в его распоряжении минуты. Что случится потом, когда они истекут? В точности он этого не знал, но понимал, что долина Серых скал доступна лишь на короткое время, и если он не успеет, ждать придется тысячу лет. Тысячу лет нового безжалостного владычества деймов. Он двинулся вперед, ковыляя по дну ущелья, обессилено припадая на передние лапы.

Поворот, еще поворот. Ущелье кончилось, но путь закрыла скала.

Он достал талисман. Звездочка стала еще ярче, луч удлинился, но теперь он неуверенно качался из стороны в сторону, словно не знал, какое направление выбрать. Так ведет себя стрелка компаса на полюсе, когда цель достигнута и дальше идти некуда. Он был в центре зоны, перед ним возвышалась скала, но он, одолев и эту преграду, стоял теперь на вершине утеса. Вокруг простирались смертоносные поля, вспучивалась оплавленная кора планеты. Здесь не осталось ничего, кроме ущелья и этого одинокого утеса. Стрелка талисмана указывала теперь вниз, туда, откуда он только что пришел. Если проход существовал, он был внизу, на дне ущелья.

Нужно убираться с вершины, здесь радиация усилилась, у него уже кружилась голова, с минуты на минуту он мог потерять сознание.

Медленно, срываясь, то и дело соскальзывая с оплавленной поверхности скалы, он пополз вниз. Последний десяток метров, сорвавшись, он преодолел в беспорядочном падении. К счастью, поверхность скалы оказалась здесь более пологой, и все равно удар оказался слишком сильным.

Несколько минут он лежал неподвижно, собираясь с силами, не зная, что делать дальше. Похоже, он проиграл. Прохода внутрь долины ему не найти, если он вообще существует. Сил на обратный путь не хватит. Лучше всего остаться там, где он теперь лежит. Мертвый сон не заставит себя ждать слишком долго.

Он сделал все что мог. Все, что было в его силах. «Сквозь скалу мне не пройти», — снова повторил он эту фразу, прислушался к ней и, шатаясь, поднялся на ноги.

Если бы он был только левраном, наверно, это было бы именно так. Но раньше, когда он был человеком, однажды ему удалось пройти сквозь скалу… Правда, там была другая скала, соединенная со звездными путями, ведущими к иным мирам…

Тысячами неведомых нитей… Все же он подошел к скале, закрывавшей выход из ущелья, и внимательно осмотрел ее поверхность.

Она была серой. Чудовищные звездные температуры, свирепствовавшие здесь несколько часов назад, не оставили на ней ни малейшего следа. Если прижаться к камню обожженным телом, можно ощутить прохладу и легкую вибрацию…

Это была не простая скала. В ее левом нижнем углу что-то едва заметно блестело… Он подошел ближе, разгреб обвалившиеся сверху комья оплавленной, спекшейся земли и увидел оттиск. Четкий круглый след, вдавленный в поверхность камня. Он был не больше ладони. Казалось, кто-то приложил к скале печать или, например, талисман…

Он очистил оттиск от копоти и увидел двух стоящих на задних лапах левранов, отделенных один от другого чертой, идущей сверху вниз. Перед ним было зеркальное изображение его талисмана. Его оттиск.

Стараясь справиться с волнением, с неожиданно появившейся надеждой, он достал талисман. Размеры совпадали, и теперь он заметил в центре оттиска под слоем гари, в том месте, где на его талисмане горела зеленая звездочка, необычный красноватый блеск… Он прочистил его сбоку осколком камня, стараясь не прикасаться к этому опасному месту, и увидел яркий блеск красного камня.

Все совпало, кроме цвета камня. Сомнений больше не оставалось.

Он совместил изображение на талисмане с оттиском и вложил его в углубление.

Камни соприкоснулись. Послышался легкий шорох, словно тысячи бабочек одновременно взмахнули крыльями. Нижняя часть скалы перед ним исчезла.

Вход открылся. В лицо ему пахнуло чистым, не зараженным радиацией воздухом, прохладным запахом живой земли. Он вошел внутрь.

Перед ним был огромный, почти пустой зал, освещенный ярким зеленым светом стоящего на постаменте метрового кристалла. С тихим шелестом проход за спиной Романа сомкнулся вновь. Путь был окончен. Он стоял перед светящимся камнем, ничего не понимая и не зная, что делать дальше. Зал оканчивался стеной. В ее полированном граните едва заметно проступало отражение зала и его собственное.

Взглянув на себя в этом каменном зеркале, он понял, насколько обезображено и изувечено его тело, сплошь покрытое язвами ожогов. От бронированной блестящей шкуры леврана ничего не осталось. Кое-где клочьями свисало розоватое мертвое мясо.

Только сейчас, увидев себя, он по-настоящему, до конца осознал, что путь для него окончен, и этот зал — последнее, что он видит в своей жизни.