Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен] - Майкл Муркок

Джерек вышел из аллеи и пошел дальше по колено в мягкой черной пыли, пока земля не стала подниматься, и он оказался на холмике над прудами из какой-то стеклянной субстанции, правильной круглой формы, подобно выброшенным линзам гигантского оптического инструмента.

Он обогнул их, так как знал из прошлого опыта, что они способны двигаться и проглотить его, а затем повергнуть галлюцинациям, которые, хотя и интересны, отнимали много времени. Вскоре он увидел впереди себя пасторальную иллюзию, где они встретили Джеггеда по его возвращении. Джерек пересек иллюзию, заметив что там был разложен свежий пикник и нет следов пребывания Латов (которые обычно оставляли кучу мусора после себя), и продолжал бы свой путь дальше к яме в милю шириной, если бы не услышал слева от себя голоса, поющие песню:

Тот, кто рассказывает емуПлохие истории,Этим себе вред приносит.Он становится только сильнее.

Джерек пересек исток из податливого вздыхающего вещества, почти теряя равновесие, так что несколько раз ему пришлось подняться в воздух (хотя, казалось, все еще оставались какие-то трудности в прямой передаче энергии от города к кольцу). В конце концов на другой стороне рухнувших арок, он нашел их, стоящих вокруг мистера Ундервуда, который энергично махал руками, дирижируя инспектору Спрингеру, сержанту Шервуду и двенадцати констеблям, поющим гимн с сияющими и полными радости лицами. Только спустя некоторое время Джерек заметил миссис Ундервуд, картину отчаянного смущения, в покрытом пылью восточном платье, со сбитыми набок перьями, сидящей обхватив голову руками, и наблюдающей происходящее из античного вращающегося кресла, что осталось от какой-то рубки управления.

Она подняла голову при его появлении.

— Они все теперь обращены в веру, — устало сказала она ему, — им, кажется, что было видение, незадолго до нашего прибытия.

Гимн кончился, но служба (это было ничем иным), продолжалась.

— И, таким образом, Бог явился к нам в золотом шаре, и Он говорил с нами, и Он сказал нам, что мы должны идти вперед и рассказать миру о нашем видении, так как все мы теперь Его пророки. Он дал нам величие и надежду! — кричал Гарольд Ундервуд в сверкающем пенсне.

— Аминь! — откликнулись инспектор Спрингер и его люди.

— Мы были испуганы и находились в самой глубине Ада, но Он услышал нас. И мы воззвали к Господу, который сделал небеса и землю. Благословенно будь имя Господа. Господи, услышь наши молитвы, допусти наш плач до себя.

— И он услышал нас! — закричал восторженно сержант Шервуд, — Он услышал нас, мистер Ундервуд.

— Голодные и жаждущие, душа их ослабела в них, — продолжал Гарольд Ундервуд монотонным голосом.

И они воззвали к Господу в своем горе,И он облегчил им их участь.Он повел их вперед правильным путем, чтобыОни могли попасть в город, где жили.О, эти люди будут теперь с тех пор хвалить ГосподаЗа Его доброту и рассказывать о чудесах,Которые он сделал для детей своих!Ибо Он наполнил пустую душу, самуюГрязную из голодных душ, добротой,Тот же, кто сидел в темноте и в тениСмерти, тот быстро оказался в нищете и цепях,Потому что они восстали против слов ГосподаИ пренебрегли советом самого Высшего.

— Аминь! — набожно пробормотали полицейские.

— Аминь, — сказал Джерек.

Но Гарольд Ундервуд провел возбужденно рукой по растрепанным волосам и начал петь снова:

— Да, хотя я иду по темной долине смерти. Я не убоюсь ничего злого…

— Должен сказать, — сказал с энтузиазмом Джерек миссис Ундервуд. — Во всем этом много смысла. Он привлекает меня, я чувствовал себя расстроенным последнее время и заметил, что вы…

— Джерек Карнелиан, вы что не понимаете, что происходит?

— Это религиозная служба, — он был доволен точностью своих позиций, — добровольное таинство.

— Вы не находите странным, что все полицейские офицеры вокруг стали набожными — фактически, фанатиками-христианами?

— Вы имеете в виду, что с ними что-то случилось, пока нас не было?

— У них было видение. Они верят, что Бог поможет им вернуться в 1896 год — (хотя, как они собираются попасть туда, знают лишь небеса) — и предостеречь каждого, кто пойдет за ними, не грешить. Они верят, что видели и слышали самого Бога. Они все посходили с ума.

— Но, возможно видение было, Амелия?

— Вы теперь верите в Бога?

— Я никогда не прекращал верить, хотя сам лично не имел счастья видеться с ним. Конечно, вместе с уничтожением вселенной, он, возможно, так же будет уничтожен…

— Будь серьезным, Джерек, эти бедные люди, среди них мой муж (без сомнения, добровольная жертва, я не отрицаю), были одурачены.

— Одурачены?

— Почти наверняка твоим Лордом Джеггедом.

— Зачем Джеггеду… Ты имеешь в виду, что Джеггед — бог?

— Нет, я имею в виду, что он играет Бога. Я подозревала это. Гарольд описал видение. Они все его описали. Огненный шар, назвавший себя богом, а их — пророками, вещал, что он спасет их из этого места запустения, чтобы они могли вернуться туда, откуда пришли, предостерегая других рабов божих от дел неправедных и так далее и тому подобное.

— Но зачем Джеггеду их обманывать?

— Просто жестокая шутка.

— Жестокая? Они излучают спокойствие и счастье. Мне хочется влиться в их ряды. Давай объяснимся, Амелия! Вспомни, что когда-то ты пыталась убедить меня, как теперь убеждены они. И теперь, когда я созрел для этого, ты почему-то отговариваешь меня.

— Ты что, издеваешься надо мной?

— Вовсе нет, Амелия.

— Пойми, я должна помочь Гарольду. Ему нужно открыть глаза на обман.

Начался другой гимн, громче, чем первый:

Есть ужасный АдИ вечная боль,Там грешники обитают вместе с дьяволамиВо мраке, огне и цепях…

Джерек стал уговаривать ее вернуться, но она отказалась слушать его мольбы и закрыла уши.

— Мы должны обсудить, что происходит с нами… — это было бесполезно.

О, спаси нас, Господи, от того пагубного пути,По которому идут грешники,Обреченные на пламя, как соломенная мякина,Нет более ужасной участи.

Джерек пожалел, что это не тот гимн, которому научила его Амелия, когда они жили вместе на его ранчо. Он был бы не прочь присоединиться к ним, раз было невозможно разговаривать с ней. Джерек надеялся, что они споют его любимое «Все вещи яркие и прекрасные», но интуитивно почувствовал, что это невозможно. Новые гимны были ему не по вкусу, то ли из-за мелодии (слишком монотонной), то ли из-за слов, которые, как он считал, противоречили выражению лиц певцов. Как только гимн закончился, Джерек поднял голову и начал петь высоким голосом: