Собрание сочинений - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К счастью, дона Хуана вообще не интересовало, могу ли я серьезно воспринимать то, что он говорит. Он просто излагал положения своей системы, не обращая внимания ни на мое неприятие, ни на мое неверие, ни даже на мою неспособность его понять. Таким образом, с самой первой нашей встречи дон Хуан был для меня в роли учителя магического знания, неуклонно внедряя в мое сознание свое описание мира. Смысловые блоки этого нового описания настолько не соответствовали основам привычной для меня картины реальности и были до такой степени чужды моему восприятию, что осознание каждого понятия, входившего в систему дона Хуана, требовало от меня чрезвычайных усилий.
Он заявил, что учит меня «видеть», подразумевая под этим способ восприятия, принципиально отличающийся от обычного зрительного восприятия, которое дон Хуан определял словом «смотреть». Первым шагом на пути к «видению» была, по его словам, «остановка мира».
Все эти годы я считал «остановку мира» лишь загадочной метафорой, лишенной смысла. И только недавно, в самом конце своего ученичества, во время разговора, не имевшего, казалось бы, прямого отношения к процессу обучения, я неожиданно осознал всю глубину и значимость этого понятия. Оно оказалось одним из краеугольных камней, лежащих в основе всего учения.
Мы с доном Хуаном просто сидели и говорили о чем-то, и я рассказал ему об одном из своих приятелей, у которого были серьезные проблемы с девятилетним сыном. Последние четыре года мальчик жил с матерью, а потом отец забрал его к себе и сразу же столкнулся с вопросом: что делать с ребенком? По словам моего друга, тот совершенно не мог учиться в школе, потому что его ничто не интересовало, и, кроме того, у мальчика совершенно отсутствовала способность к сосредоточению. Часто ребенок без видимых причин раздражался, вел себя агрессивно и несколько раз даже пытался сбежать из дома.
— Да, и впрямь — проблема, — усмехнулся дон Хуан.
Я хотел было еще кое-что рассказать ему о «фокусах» ребенка, но дон Хуан меня оборвал.
— Достаточно. Не нам судить о его поступках. Бедный малыш!
Сказано это было довольно резко и твердо. Но затем дон Хуан улыбнулся.
— Но что же все-таки делать моему приятелю? — спросил я.
— Худшее, что он может сделать, — это заставить ребенка согласиться, — сказал дон Хуан.
— Что ты имеешь в виду?
— Отец ни в коем случае не должен ругать или шлепать мальчика, когда тот поступает не так, как от него требуется, или плохо себя ведет.
— Да, но если не проявить твердость, как же тогда хоть чему-нибудь научить ребенка?
— Пусть твой приятель сделает так, чтобы ребенка отшлепал кто-то другой.
Предложение дона Хуана меня удивило.
— Да ведь он не позволит никому даже пальцем до него дотронуться!
Моя же реакция ему определенно понравилась. Он усмехнулся и сказал:
— Твой друг — не воин. Будь он воином, ему было бы известно, что в отношениях с человеческими существами не может быть ничего хуже и бесполезнее прямого противостояния.
— А что в таких случаях делает воин, дон Хуан?
— Воин действует стратегически.
— Все равно я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
— А вот что: если бы твой друг был воином, он помог бы сыну остановить мир.
— Каким образом?
— Для этого ему потребовалась бы личная сила. Он должен быть магом.
— Но он ведь не маг.
— В таком случае нужно, чтобы изменилась картина мира, к которой привык мальчик. А в этом ему можно помочь и обычными средствами. Это еще не остановка мира, но сработают они, пожалуй, не хуже.
Я попросил объяснений. Дон Хуан сказал:
— На месте твоего друга я бы нанял кого-нибудь, чтобы тот отшлепал парнишку. Порыскал бы хорошенько по трущобам и нашел бы там мужчину как можно более жуткой наружности.
— Чтобы тот испугал малыша?
— Глупый ты, просто испугать в этом случае — мало. Ребенка необходимо остановить, но отец ничего не добьется, если сам будет ругать его или бить. Чтобы остановить человека, необходимо сильно на него «нажать». Однако самому при этом нужно оставаться вне видимой связи с факторами и обстоятельствами, непосредственно связанными с этим давлением. Только тогда давлением можно управлять.
Идея показалась мне нелепой, но что-то в ней было.
Дон Хуан сидел, облокотившись левой рукой на ящик и подпирая ладонью подбородок. Глаза его были закрыты, но под веками двигались глазные яблоки, словно он по-прежнему меня разглядывал. Мне стало не по себе, и я сказал:
— Может, ты все же объяснишь подробнее, что делать моему приятелю?
— Пусть отправится в трущобы и найдет самого жуткого ублюдка, только помоложе и покрепче.
Затем дон Хуан изложил довольно странный план, которому должен последовать мой приятель. Нужно сделать так, чтобы во время очередной прогулки с ребенком нанятый тип следовал за ними или поджидал их в условленном месте.
При первом же проступке сына отец подаст знак, бродяга выскочит из засады, схватит мальчика и отлупит как следует.
— А потом пусть отец как сможет успокоит мальчика и поможет прийти в себя. Я думаю, трех-четырех раз будет достаточно, чтобы круто изменить отношение мальчика ко всему, что его окружает. Картина мира станет для него иной.
— А испуг не повредит ему? Не искалечит психику?
— Испуг никому не вредит. Если что и калечит наш дух — то это как раз постоянные придирки, оплеухи и указания, что нужно делать, а что нет. Когда мальчик станет достаточно управляемым, скажешь своему другу еще одно, последнее: пусть найдет способ показать сыну мертвого ребенка. Где-нибудь в больнице или в морге. И пускай мальчик потрогает труп. Левой рукой, и в любом месте, кроме живота. После этого он станет другим человеком и никогда уже не сможет воспринимать мир так же, как раньше.
И тут я понял, что все эти годы дон Хуан применял подобную тактику в отношении меня самого. В других масштабах, при других обстоятельствах, но с тем же самым принципом в основе. Я спросил, так ли это, и он подтвердил, сказав, что с самого начала старался научить меня «остановить мир».
— Но пока безуспешно, — сказал он с улыбкой. — Ты непробиваем. Наверное, потому, что слишком упрям. Если бы не твое
