Рассказы - Теодор Старджон

Гай упрямо решил поплавать, так как ради этого он и пришел сюда. Он выбрал пляж с золотым песком. В густой тени можжевельника он отыскал каменный стол и скамью, разделся и бросился в воду.

Гай намеревался только разок окунуться, но налево, за мысом, он увидел прямоугольную бухточку с вышкой для прыжков в воду. Он вспомнил гавань с моделями кораблей — и тут же увидел их, не на якоре, как в первый раз, а в движении. Кораблики выплывали из бухты, разворачивались и снова заходили в гавань. Должно быть, они были закреплены на какой-то подводной цепи, а ветерок подгонял их. Гай было устремился прямо к ним, но потом решил, что разумнее плыть вдоль берега. Он поплыл налево, к скалистому берегу, и с трудом держался рядом с ним. Завернув за мыс, он столкнулся лицом к лицу — вернее, носом к носу — с девушкой.

Она была совсем молоденькая, наверное, его ровесница, и его сразу поразили ее глаза необычного разреза, белоснежные зубы с выступающими резцами (что расходилось с канонами красоты) и пышные каштановые волосы, струящиеся по плечам. Тут у Гая перехватило дыхание, он сделал глубокий вдох, хлебнул воды, и на мгновение его сознание отключилось. Очнулся он, почувствовав, что его крепко держат за руку; прямо перед ним была скала.

— Б-б-благодарю, — хрипло произнес он, нащупав дно. — Я не должен был появляться здесь, — добавил он глупо.

— Кажется, я тоже. Но я подумала, что вы тут обитаете. Что вы фавн.

— Вот здорово! Как я рад это слышать. То есть от вас. Ведь вы здесь тоже… без спросу?

— Я не без спросу.

— Без спросу дают по носу, — ляпнул вдруг Гай, но она, похоже, не прореагировала, потому что серьезно сказала:

— Я никогда не видела таких красивых глаз, как ваши… Стальные… И волосы так вьются…

Он не знал, что ответить, и только выдавил:

— Да, однако еще рано…

И тут они оба расхохотались. Она была такая странная, непохожая на других. Она говорила медленно, вескими, отточенными фразами; казалось, она и думала не так, как все, и тут же произносила вслух свои мысли.

— И еще, — сказала она, — у вас чудесные губы. Бледно-голубые. Вам надо выйти из воды.

— Я не могу.

— Она на мгновение задумалась, отплыла подальше и спросила:

— Где ваши вещи?

Он махнул рукой в сторону берега.

— Подождите меня там, — сказала она, и подплыла совсем близко, заглянув ему прямо в глаза, и властно добавила: — Непременно.

— Да, конечно, — пообещал он и поплыл к берегу.

Девушка осталась у скалы, глядя ему вслед.

Плавание согрело его, озноб прошел. Вдруг он почувствовал приступ боли в желудке и инстинктивно подтянул колени к груди. Попытавшись распрямиться, он вновь почувствовал острую боль. Он снова сжался в комок, но боль только усилилась. Он все больше скрючивался, а боль все сильнее сминала его. Не хватало воздуха. Он пытался приподнять голову и перевернуться на спину, но не мог. Наконец ему удалось глубоко вздохнуть, но это не помогло. Барахтаясь, он почувствовал, как сдавило уши, и понял, что погружается на дно. Навалилась тьма, потом исчезла и снова вернулась. Вдруг стало светло, и он вдохнул одним легким воздуха, а другим воды, и снова погрузился во мрак, на этот раз надолго.

Все такой же красивый, но одурманенный морфием, в липком забытье он лежал на постели, а невидимые чудовища неслись по его венам.

Сидя в углу спальни, девушка разговаривала с Кеогом.

— Ты не понимаешь меня. Ты и вчера не понял меня, когда я закричала при мысли об этой операции. Кеог, я люблю его, но я — это я. Для меня любить — не значит перестать думать. Наоборот, любя его, я еще больше становлюсь собой. Это означает, что я в состоянии делать все то же, что и раньше, только больше и лучше. Неужели ты никогда не любил, Кеог?

Он посмотрел на ее рассыпавшиеся волосы, на густые насупленные брови и сказал:

— Я как-то не думал об этом.

— Всегда есть выход — надо только хорошенько подумать, — снова процитировала она. — Кеог, я согласна со всем, что сказал доктор Рэтберн. Вчера я была в библиотеке, перекопала с гору книг… Да, Рэтберн и Вебер правы. Но я все время думаю… Как бы поступил на моем месте папа? Мысленно прокручиваю в голове все заново, чтобы найти какой-то новый ход. Он не умрет, Кеог. Я не дам этому произойти…

— Ты же сказал, что врачи правы…

— Да, часть его умрет. Пусть даже большая часть. В конце концов, мы все умираем, постепенно, все время, и это не волнует нас, так как большинство умерших частичек замещаются новыми. Он… скоро потеряет почти все, но… когда все это закончится, он снова будет таким же.

Она сказала это с детской убежденностью.

— Ты что-то придумала, — уверенно сказал Кеог. Он действительно слишком хорошо знал ее.

— Все эти… эти клетки в крови, — начала тихо она, — они сражаются, проникают всюду… Они стремятся выжить. Ты понимаешь это? Они хотят жить! Они ужасно стремятся жить.

— Предположим.

— Его организм тоже хочет, чтоб они жили, и принимает их, где бы они ни оказались. Так сказал доктор Вебер.

— Ты что-то задумала, — повторил Кеог, — и мне это не нравится.

— Меня это не интересует, — тем же странно спокойным голосом ответила она. Он взглянул на нее и увидел в глубине ее глаз затаенный огонь. Он отвел взгляд.

— Я даже хочу, чтобы ты был против, чтобы ты разубеждал меня. У тебя блестящий ум, Кеог, и я хочу, чтобы ты хорошо обдумал все доводы против. Я найду ответ на все твои возражения, и тогда мы придумаем, что надо делать.

— Продолжай, — неохотно сказал он.

— Я почти поссорилась утром с доктором Вебером, — вдруг сказала она.

— Когда утром? — Кеог посмотрел на часы. Было еще очень рано.

— В три или в четыре часа. У него в комнате. Я разбудила его.

— Послушай, это все-таки доктор Вебер. Разве можно?..

— Мне можно. И вообще, он уже уехал.

Кеог встал. Лицо его от гнева пошло пятнами. Он сделал вдох, выдох и снова сел.

— Я слушаю.

— В библиотеке, — сказала она, — есть книга по генетике, и там говорится об экспериментах над крольчихами. Их оплодотворили без спермы, раствором то ли щелочи, то ли кислоты…

— Что-то припоминаю.

— Родились крольчата, все женского пола. Самое интересное — они были абсолютно одинаковые и как две капли воды похожи на мать. Даже узоры кровеносных сосудов в зрачках были настолько схожи, что и специалиста можно было обмануть этими снимками. «Невероятное сходство» — так выразился один из экспериментаторов. Они потому были идентичны, что унаследовали все только от матери. Я разбудила доктора Вебера, чтобы рассказать ему об этом.

— А он сказал, что читал эту книгу.