Твердь небесная - Юрий Рябинин

Пока нижние чины отдыхали, командир полка полковник Сорокоумовский собрал у себя в палатке всех своих батальонных и ротных и объявил, что, по сведениям из штаба корпуса, на их участке ожидается наступление крупных неприятельских сил. Чтобы проверить эти сведения корпусное начальство распорядилось Можайскому полку произвести ночью сколько возможно глубокие разведки в расположение японцев и представить в штаб сведения об их числе, а по возможности причинить им и всякие диверсии. Полковник приказал всем своим ротным для этой цели подобрать по двенадцати охотников от каждой роты, – разумеется, это должны быть самые ловкие, самые отчаянные солдаты. Из них надо было собрать три команды, которые, под предводительством лучших в полку офицеров, пробрались бы в места сосредоточения японцев, разведали о них разные сведения и произвели бы там переполох. Если японцы замыслили на эту ночь или на утро атаку, то такая мера должна ее если не предотвратить, то по крайней мере ослабить.

Охотников прогуляться «до япошки», как говорили солдаты, нашлось много больше, чем требовалось. И предводители отрядов уже среди них отбирали, кого они считали лучшими.

Один из таких отрядов командир 12-й роты штабс-капитан Тужилкин решился возглавить лично. Недавно прибывшему в полк и получившему роту, ему не терпелось проявить себя, а заодно поближе познакомиться с людьми, с которыми ему предстояло воевать. Пока о нем в полку никто толком ничего не знал. А близких знакомств он ни с кем заводить не спешил. Известно было лишь, что он из Москвы, что он довольно давно уже не на действительной, а призван из запаса. Крест на груди свидетельствовал о его прежней ревностной службе. Вот, пожалуй, и все, что можно было о нем сказать.

Тужилкин выбрал с собою в разведки одного офицера, необходимого, чтобы, если придется, заменить его, – взводного командира поручика Фон-Штейна, фельдфебеля Стремоусова, унтера Сумашедова, Мещерина с Самородовым, полагая, что земляки уж расстараются не подвести его, веселого удальца Ваську Григорьева, который хоть и молод был, но опыта имел побольше прочих в роте, потому что воевал еще с Тюренчена, великана Дормидонта Архипова, также воюющего с начала войны, взял своего ординарца Игошина, самого смекалистого и расторопного солдата в роте, и еще человек тридцать из разных взводов и из других рот.

Всем охотникам, кроме того что они были вооружены винтовками, раздали наганы. Штыки Тужилкин велел замотать тряпками, чтобы не дай бог не блеснули где-нибудь в неподходящий момент и не выдали их.

Чтобы иметь впотьмах ориентир, было придумано на линии расположения полка развести три костра – посередине, на правом фланге и между ними. Тогда группы даже издали могли бы легко сориентироваться, где именно они находятся относительно своих окопов.

Вышли команды около полуночи. Тужилкин повел своих людей к деревне, находящейся от русских позиций верстах в четырех. Выбрал он ее не случайно. Зоркий Игошин, безо всякого бинокля видевший дальше, чем его командир в свой «Hensoldt», докладывал ротному днем, что-де разглядел, как японцы туда подвозят батарею.

Японские позиции представляли собою три линии укреплений. Главная линия состояла из сплошного глубокого окопа, построенного зигзагами и приспособленного для ведения из него ярусного огня. Часто перед главной линией имелись проволочные заграждения и засеки, устроенные обычно там, где, по мнению японского командования, их позиции были наиболее уязвимы в случае атаки противника. Позади пехоты, саженях в трехстах – четырехстах, стояли батареи, как правило, замаскированные. А впереди расположения главных сил, на расстоянии полуверсты, находились отдельные сторожевые окопы. Между аванпостами пространство было таково, чтобы солдаты могли в случае чего докричаться до соседей.

Охотникам была поставлена цель по крайней мере пробраться к батареям неприятеля. А если случится, то и дальше. По плану, придуманному в штабе полка, группы должны были действовать в следующим порядке: пройдя тихо и незаметно первую линию японских сторож, к главному сплошному окопу подобраться уже исключительно ползком, прямо-таки, если выйдет, к самому гласису. И затем, положившись единственно на Божие благоволение, решительно преодолеть эту линию, не теряя ни единой секунды. Вряд ли здесь удастся обойтись без схватки. Но если эта схватка будет стоить русскому отряду хотя бы и до четверти людей, то можно считать переход через неприятельские позиции выполненным удачно. После чего остается только убежать от преследования. Для этого лучше всего, пользуясь темнотой, тотчас переменить направление движения и постараться укрыться где-нибудь в ближайших зарослях гаоляна. А уже дальше действовать по обстоятельствам.

Если на главных японских позициях команду встретят превосходные вражеские силы, которые без значительных потерь пройти не удастся, то тут уж остается только возвращаться назад. А случись, что прежде отряд выйдет прямо на японский дозор, тогда ничего не остается, как очень быстро и опять же бесшумно истребить его. Если же дозору паче всякого чаяния удастся поднять тревогу, то группе продолжать движение напрямик нельзя уже будет ни в коем случае, – тогда ей следует пройти между передовой и главной японскими линиями где-нибудь с версту, что очень опасно и, в сущности, безнадежно, и уже там пытаться преодолевать основной окоп.

Как стемнело, все три команды отправились в рейд в неприятельский тыл. Тужилкин построил свою группу в две колонны, на расстоянии шагов пятнадцати одна от другой. Впереди шел он сам и его верный Игошин.

Они благополучно миновали японские дозоры. То есть не повстречались с ними. Еще немного пройдя, Тужилкин приказал всем лечь на землю и дальше уже двигаться ползком. Так они приползли к проволочным заграждениям. До главной японской позиции, выходит, оставалось несколько десятков сажень.

– В обход бы надо, ваше благородие, – прошептал кто-то. – Не пройдем здесь.

Но у Тужилкина было иное мнение. Он решил именно здесь и идти. Потому что, где нет заграждений и засек, там окопы более неприступные – там больше людей, там может быть и пулемет. Сунуться туда – верная погибель. И он велел Игошину ползти первому и прокладывать путь остальным – перекусывать проволоку. Все прочие должны были двигаться за ним по одному, цепочкой.

Когда Игошин уже прошел под заграждениями, а последний из команды – это был фельдфебель Стремоусов – только пополз в проход, где-то справа, совсем близко, не более чем в полуверсте, ударил выстрел, за ним другой, третий, и там началась такая перепалка, будто сошлись два батальона. По всей видимости, одна из групп бросилась преодолевать главный окоп, да встретила там большие силы японцев. Стрельба продолжалась не более минуты. Скоро выстрелы зазвучали реже, а потом и вовсе прекратились. В лучшем случае русский отряд отступил. А то и вообще погиб весь. Но эта минута, прервавшая гробовую тишину, при которой боязно было сделать хотя бы одно движение, – так и казалось, что слышно будет на всю долину, – эта минута очень помогла отряду штабс-капитана Тужилкина. Его люди успели быстро, уже не опасаясь наделать шума, проползти под проволокой и приблизиться к японскому окопу для последнего броска.