Время для жизни 2 - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И увидел в ответ, как зарумянилась и заулыбалась женщина. Но, предупреждая возможное недовольство взводного, Косов поспешил пойти в другую сторону:
— И с тех пор хоть шагом еду, хоть галопом поскачу,
Катя! Катя! Катерина! — неотвязно я шепчу!
Что за бестолочь такая — у меня ж другая есть!
Но уж Катю, словно песню, из груди, брат — не известь!
Косов изрядно выложился на песне. Но видел — нравится людям. Вот и Груздев, начальник, сидя в жюри — вовсю улыбается. И Верейкис пытается согнать улыбку с лица…
«Зашла! Зашла песня в зал! Хо-ро-шо!».
Косов выдохнул, повернулся к парням, и с удовольствием увидел, как те, сначала несмело, но тоже — заулыбались, понимая — получилось!
А дальше… зал бурно реагировал, хлопали им знатно! И даже «Бис!» кричали. Ведущий конкурса, курсант второго курса, растерянно смотрел в жюри. А там возник небольшой, но бурный спор, и лишь через пару минут Груздев, улыбаясь, кивнул.
«А чего нам — таким молодым и красивым! Да — запросто! Слушайте!».
Они спели снова, уже без этого… спектакля перед песней. И снова — народ реагировал очень хорошо. Но они поспешили спрятаться в гримерке.
— Ну вот видите, парни… И чего дрожать было? — переводил дух Косов, — Ну и вот, а ты боялась! Даже платье не помялось!
Парни заржали, и только Гиршиц чуть заметно поморщился. Здесь их и настиг рок судьбы в лице ведущего концерт курсанта:
— Фу-у-х! Вот Вы где… Косов — тебя в аудиторию, где жюри засело!
«Опять — двадцать пять!» — выматерился в душе Иван, «по пути к славе».
В аудитории дым стоял коромыслом. В смысле — и дым был в наличие и разговор шел на повышенных тонах! Как раз выступал Биняев, и увидев зашедшего «на огонек» Косова, худрук «взвился» с новой силой:
— Вот он! Вот! Как можно было так поступить?! Как можно было… Косов! Кто тебе позволил нарушать сценарий конкурса?! Кто, я тебя спрашиваю? Устроил тут… понимаешь, цирк!
На попытку Верейкиса что-то возразить, Биняев ответил новой гневной тирадой:
— Поймите! Это — конкурс, не спектакль, не концерт! Не бенефис, понимаете ли, Косова! Нельзя так себя вести, ни в коем случае! Тут же как — вышел в свою очередь, исполнил номер — все! Иди, жди решение жюри! А не вот это вот все! Клоун! Паяц!
Как видел Иван, ни начальнику, ни комиссару сие действо — не нравилось категорически.
— Виктор Мефодьевич! Ну что Вы так… разволновались? Право слово — мы же работали для зрителя, а зрителям, как я понял — понравилось!
— Вот! Вот я о чем и говорю! Это не искусство… это… это — популизм какой-то! — снова начал Биняев.
— Искусство — принадлежит народу. Виктор Мефодьевич, Вам напомнить, кто это сказал? — сумел вклиниться в ругань худрука Иван. И, что характерно, тот сразу заткнулся!
Груздев с удивлением посмотрел на Косова, хмыкнул, и перевел взгляд на Верейкиса:
— А я думал… ты краски сгущаешь. Хитровыделанный такой, да?
Верейкис, не отрывая взгляда от Косова, молча кивнул.
«Вот и в воздухе чем-то запахло! Гоблин был прав, и ситуацию нужно…».
— Товарищи командиры и политработники! Товарищи члены жюри! Да мы и не претендуем на какие-то места! Мы же… просто с удовольствием… и для людей! — попытался сформулировать Иван, но получалось откровенно плохо.
В тишине Груздев оглядел собравшихся:
— Он говорит — с удовольствием, и для людей. Для зрителей, то есть! И им, зрителям, очевидно — понравилось! А мы, члены жюри, значит… возьмем и затрем артистов… Оттесним то есть с призовых мест. Так получается, товарищи?
Потом он перевел взгляд на Ивана, цыкнул уголком рта, покачал головой:
— Ну и жук!
— Тащ подполковник! Да вы все неправильно поняли! Не нужны нам никакие…, - начал снова оправдываться Косов.
— Так! Все я понял! Косов, свободен! Ожидай с остальными решения жюри!
«Твою-то мать… Все — на хер! Все это искусство, все эти песенки, выступления…».
Когда жюри огласило результаты, Косов с удивлением понял — насколько грамотно было выстроено решение. Они заняли третье место! Первое было — за хором, который исполнил его же песню — «Неба утреннего стяг», второе место — у второкурсников с «Винтовкой», а третье… их!
«Мдя-я… Грамотно, чё! Второй курс — более авторитетный. Они уходят, надо им — подсластить. Да и его поведение на сцене и правда было — не типичным. И подавать пример… было бы — спорным. А так… нормально!».
Когда актовый зал стал пустеть, а к ним пробилось немало народа, Анечка, расцеловав Юрку, к его явному смущению, но и к удовольствию, чмокнула Ивана в щеку. И он почувствовал, как она сунула ему в карман что-то.
Позже, улучив момент, он прочитал записку, и облегченно заулыбался. В крохотном клочке бумаги значилось:
«В воскресенье, после десяти утра (это было подчеркнуто для тупых!) приходи в гости! Буду ждать!» и подпись — «Настя».
«Ну наконец-то! Ох как я рад! Ожидание это… сомнения и даже раздражение. Все в прошлом! Ну я тебе, Настюша, в воскресенье все это припомню! Ты у меня покричишь-постонешь! Но ведь… как же я ее хочу!».
Глава 18
«Как же хорошо в Сибири весной! Нет, если посудить — весной везде хорошо. Но! Только жители северных областей страны могут в полной мере понимать — насколько замечательно это время года! Долгая, почти полугодичная, зима, с морозами и метелями — позади! Дни становятся все дольше, а солнышка — все больше.
И пусть пока ни зеленой травы, ни листей на деревьях нет и в помине, но! Но! Уже точно знаешь — они будут! Еще немного и точно появятся! А то, иной раз, в долгие зимние вечера и сомнение возникает — а ну как не придет весна вообще?! Разум-то смеется — «Быть такого не может! Всегда за зимой приходит весна!», а чувства
