Эхо чужих желаний - Мейв Бинчи

Каждый раз, когда она поднимала глаза, то видела гроб, в котором, как утверждалось, лежал Джерри Дойл.

Куда она хотела бы вернуться? Если бы могла…

В то время, когда еще не была беременна? Нет, это означало бы отсутствие Лиффи, а единственным благом, которое она обрела, была Лиффи.

Она действительно ужасно себя вела после рождения Лиффи? К своему удивлению, она почти ничего не помнила о той зиме и весне. Должно быть, она была плохой женой. Отсутствующий взгляд, дурман, вызванный таблетками, – совсем как несчастная мать Джерри.

Неужели она начнет все сначала?

Дэвид не хотел, чтобы она стояла рядом с ним на коленях, но этого было не избежать. Она положила локти на спинку сиденья перед собой и уперлась лбом в сжатые ладони. Он обратил внимание, что на ее тонком запястье болтались часы – его подарок. Когда он взглянул на ее лицо, то увидел, что ее глаза открыты и обращены куда-то вдаль. Очевидно, она не молилась.

Было о чем подумать. Он почувствовал, что изнемогает. Он слишком устал, чтобы давать обещания, умолять ее вернуться в садовый домик, уверять, что все наладится. Возможно, ничего не наладится, а они ведь никогда открыто не лгали друг другу, они просто не говорили всей правды. Он не отрицал, что был с Кэролайн, потому что Клэр об этом не спрашивала. Если бы не фотографии, у них был бы шанс. Фотографии. Если бы он мог вернуться в прошлое, когда снимки еще не появились…

Она действительно сожгла их? Вместе с фургоном? Он вздрогнул, вспомнив об этом. А если бы ветер подул не туда и понес пламя в ее сторону? Ради всего святого, зачем ей понадобилось идти в кемпинг, чтобы сжечь фотографии? Неужели она не могла сделать это где-нибудь еще? Он повернул голову и посмотрел на жену. Ее голова по-прежнему опиралась на руку, темные глаза смотрели вперед, напряженная поза говорила о боли. Был ли он прав, когда сказал, что теперь все не важно? Неужели уже слишком поздно?

Священник с кадилом обошел вокруг гроба, в котором лежал Джерри Дойл, и церковь наполнилась приторно-сладким запахом ладана. Четверо мужчин, что росли вместе с Джерри и беспомощно наблюдали за тем, как он уводит их подружек, подняли гроб как пушинку. Все покинули церковь следом за ними.

Склонив на ветру головы, они прошли четверть мили до кладбища, разбитого высоко на холме. При виде похоронной процессии два могильщика рядом со свежей могилой сняли шапки.

Туристы часто заглядывали на это маленькое кладбище и говорили, что это прекрасное место для упокоения. Его окружала каменная стена и усеивали старинные кельтские кресты. В углу ютилась маленькая разрушенная церковь, увитая плющом.

С холма открывался вид на пляж и белые гребни волн, которые непрерывно набегали на берег, унося с собой песок и камни. При взгляде на море все сразу вспоминали, что` привело их на кладбище.

Единственными, кто не смотрел на пляж, были мать и сестра Джерри. Миссис Мэри Дойл рассеянно водила глазами по сторонам. Происходящее напоминало ей дурной сон. Все вокруг на нее пялились, за одну руку ее крепко держала сестра, за вторую – дочь. Джерри нигде не было видно, – должно быть, он уехал по делам и скоро вернется.

Слезы Фионы смешались с дождем и соленым ветром, но она чувствовала себя гораздо спокойнее, зная, что Джерри не убивал себя. Не важно, что это были за фотографии. Джерри ни за что не оставил бы после себя что-то, способное причинить кому-то боль или разрушить чужую жизнь.

Фиона слушала отца О’Двайера. Она не понимала латинских слов, но знала, что они необходимы, чтобы успокоить душу Джерри.

Анджела посмотрела на Дика. Когда он был расстроен, выглядел очень сердитым. А сейчас он был сильно расстроен. Прошлой ночью Дик шепнул ей, что в Каслбее творится много насилия и полыхают разрушительные страсти.

– Теперь, когда бедный Джерри Дойл мертв, это может прекратиться, – предположила Анджела.

– Нет, похоже, все только начинается. Что заставило юношу покончить с собой? Что такого плохого с ним произошло? А сгоревший фургон? Возможно, эти события никак не связаны, но все это выглядит очень жестоким. И внезапным.

Анджела ничего не сказала. Когда-нибудь она узнает всю правду.

Молли Пауэр бросила взгляд на семейство О’Брайен: на худую и хрупкую Агнес, двух ее сыновей и Тома, стоявшего поодаль. Все, что осталось от огромной семьи, после отъезда старших сыновей в Англию и замужества Крисси. И после истории с Клэр. Кто знал, что делать с этой Клэр? Ее родители не знали, и Молли тоже не знала. Миссис Пауэр посмотрела на неподвижную девушку с длинными волосами, развевавшимися на ветру. Наконец-то Клэр сменила свое ужасное прямое пальто с капюшоном на другое – приличное и темное. Клэр была странной. Неудивительно, что Дэвиду пришлось с ней так трудно.

Отец О’Двайер знал, как хоронить умерших. Он делал это годами. Но никогда прежде ему не доводилось хоронить такого покойника. Он перевидал много стариков и старух, которые не пережили зиму. Или тех, кто трагически погиб молодым, оставив семью с маленькими детьми. Дети тоже иногда умирали – это было очень тяжело, но отец О’Двайер мог утешиться тем, что их невинные маленькие души забрал Господь.

Пэдди Пауэр задавался вопросом, что скажет отец О’Двайер прихожанам, знавшим, как жил Джерри Дойл. Они не сомневались, что парень покончил с собой.

Этим утром доктор Пауэр напомнил себе, что Бог милостив и, стало быть, отец О’Двайер также не чужд милости.

Священник оглядел замерзшие на холодном ветру лица, мокрые от морских брызг. Он не хотел надолго задерживать своих прихожан, но он был обязан провести церемонию должным образом и почтить память умершего. Иначе зачем вообще устраивать похороны?

– Вы все знали Джерри Дойла. Пока мы стоим у его могилы и молимся, чтобы его душа попала к ангелам на небеса, давайте вспомним, как сильно этот юноша любил жизнь и какое деятельное участие он принимал в жизни Каслбея… Я верю, что, поскольку этот молодой человек олицетворял собой жизнь, молодость и энергию, его внезапная смерть заставит нас осознать, какую ничтожную власть мы имеем над нашей бренной жизнью и как легко ее можно отнять. Пока этим утром мы молимся за Джерри, давайте подумаем о краткости нашей собственной жизни. Не все из тех, кто сейчас здесь стоит, переживут этот год, а через десять лет многие из нас отправятся к своему Создателю. Я говорю не только о стариках и тех, кто готов нас покинуть. Я говорю