Заговор теней - Андре Олдмен

Однако из дальнейшего рассказа вендийки выяснилось, что никакого Одноногого Синга вовсе не существует.

Вернее, им мог стать каждый, кто прошел ряд испытаний, посвященных некоему герою древности, некогда спасшему племя гадхарцев — от чего именно, девушка толком не знала. Обычно это был кто-нибудь из приближенных раджуба, так что богатства никуда не уплывали из государства, а служили немалым дополнением к ежемесячным податям. Но, случалось, на престол садился простолюдин из тех, кто побойчей да побезрассудней. Так что претендентов на праздник Калипуджа стекалось немало, а их состязания служили любимым развлечением гадхарцев.

— Но почему временный раджуб зовется Одноногим? — спросил Конан, в голове которого уже крутились кое-какие интересные мысли.

— Очень просто, — объяснила его спутница, — прежде, чем заставить слона растоптать рисовую гору, Синг должен простоять на одной ноге как можно дольше. Брахманы танцуют вокруг него, держа в руках рога буйволов, которыми черпают воду из Священного Котла и окропляют ею присутствующих на празднике. Если Синг выстоит, пока вода не кончится, это хороший знак, если коснется ногой помоста — знак дурной. Раньше за это сразу убивали, а теперь отправляют в Храм Хали, и уж Богиня Смерти решает, помиловать Синга или вырвать ему сердце.

— А велик ли котел? — спросил Конан.

— Котел велик, — отвечала Ка Фрей, — но стоящему на помосте дозволяется держаться рукой за деревянный шест…

Такое испытание показалось варвару детской игрушкой. Да, может, оно таковым и было, если учесть, что роль Одноногого Синга приходилось играть приближенным раджуба.

— Значит, — сказал киммериец, — если кто-нибудь победит в состязаниях, а потом простоит на одной ноге возле этого дурацкого котла, он получит все, что успел присвоить за три дня сидения на престоле Гадхары?

— Такова воля богов! — горячо воскликнула Ка Фрей. — И если бы Сингом в этот раз стал ты…

— Какая сообразительная, — проворчал варвар, табаня левым веслом и разворачивая лодку вниз по течению.

ГЛАВА 6. Водопад. На краю гибели

на пролетела!

— Кто?

— Птица!

Конан обернулся через плечо, но увидел только полосу звездного неба над рекой, залитой ровным лунным сиянием.

— Мало ли тварей летает, — проворчал варвар, лениво подгребая веслами. Течение легко влекло лодку к югу,

— Птица пролетела слева направо, — испуганно сказала девушка, — а это дурной знак…

— Ты что, умеешь гадать по полетам?

— Но это всякий ребенок знает…

— Если снова появится, скажи, я подстрелю ее нам на завтрак. — Киммериец толкнул ногой колчан, лежавший на дне лодки.

Вода негромко плескалась за бортом. Яркий диск ночного светила висел над черной стеной джунглей, близко подступавших к берегу. Все вокруг было залито белым сиянием, насыщавшим мрак, словно серебряная взвесь. Даже тень, скользившая рядом с лодкой, виднелась сквозь слой лунного света, как сквозь легкую белую пыль. Казалось, зачерпни воздух корзиной, и она наполнится неведомыми доселе драгоценностями…

Девушка тихо вскрикнула и подняла руку.

Конан взглянул — треугольник четких крупных птиц медленно перерезал диск луны, скользя по океану призрачного света, перемешанного с крупными искрами звезд. Они плыли на широко распластанных неподвижных крыльях, беззвучно снижаясь к реке.

— Девятирукая послала своих слуг, — прошептала Ка фрей, испуганно прижимая ладошки к груди. — О млеччх, зря ты смеялся над богиней…

— Это всего лишь птицы, — откликнулся киммериец, — что они могут нам сделать?

Вендийка не ответила. Варвар налег на весла, подгоняя лодку и стараясь держать ее посредине реки. Птицы сделали широкий круг, пройдя в полете стрелы над их головами, и снова поднялись над вершинами деревьев.

Девушка неподвижно застыла на корме, в ужасе наблюдая за черными летунами. Теперь птицы, сломав треугольник, выстроились цепочкой, следуя за вожаком — крупным, острокрылым, с длинным, похожим на ятаган клювом и зелеными бусинами немигающих глаз. Он несся вниз, со свистом рассекая воздух, и вдоль его крыльев струились потоки серебристого света» словно языки холодного пламени…

— Бери весла! — крикнул Конан, подхватывая лук и колчан. Он вынужден был повторить свой приказ, прежде чем вендийка поняла, что от вас требуется и пересела с кормы на единственное сиденье лодки. Она схватила бамбуковые ручки весел и неумело попыталась грести.

Конан подался назад и, встав на колени, поднял лук и наложил стрелу. Вожак был локтях в тридцати, и киммериец не сомневался, что попадет птице в грудь. Но, как только он выстрелил, летун упал на левое крыло, заложил крутой вираж и увел стаю вверх. Описав широкую дугу, стрела со всплеском упала в воду.

Ругнувшись, варвар снова пустил летающую смерть в сторону стаи. На этот раз одна из птиц, кувырнувшись в воздухе, рухнула в реку. Ни вскрика, ни стона — только плеснула и вновь сомкнулась искрящаяся волна. Не обратив на гибель своего товарища никакого внимания, остальные образовали кольцо и закружили над лодкой, все ускоряя полет. Стремительный хоровод превратился в черное кольцо, косо повисшее над рекой: опускаясь, птицы едва не задевали поверхность воды острыми концами длинных крыльев, и снова взмывали вверх, чтобы, поднявшись тенями выше лунного диска, опять нестись вниз по широкой дуге…

Конан посылал стрелу за стрелой, и большинство стрел находили цель. Взметая брызги, пронзенные птицы навсегда исчезали в реке, но, казалось, их не становилось меньше. Увлеченный охотой, варвар слишком поздно понял, что его выстрелы наносят стае не больший урон, чем укусы клопа слону: летуны не собирались на них нападать, а, кружа над лодкой, преследовали какую-то иную, неясную еще цель.

Ка Фрей совсем не умела грести. Несколько раз лодку разворачивало так, что она черпала воду низкими бортами, и только течение заставляло посудину лечь на прежний курс. По лицу вендийки текли слезы, она что-то беззвучно шептала, видимо, молилась своим богам…

Наконец Конан понял, чего добивались птицы. Проносясь всего лишь в трех локтях от правого борта, их стремительный хоровод неумолимо теснил лодку к левому берегу, густо заросшему тростником и осокой. И там, в темной протоке, куда влекло боковым течением, крутился и кипел белой пеной широкий водоворот…

— Выгребай на стремнину! — крикнул он, чувствуя, как содрогаются борта от нараставшего бега воды. — Левым, левым сильнее!

Тщетно. Вендийка бестолково била веслами, поднимая тучу брызг, пока не выронила один гребок. Она бросила уцелевшее весло на дно лодки и согнулась на своем сиденье, закрыв лицо руками. Птицы разорвали кольцо, снова построились треугольником — на острие, словно наконечник гигантской стрелы, зловеще блестел в лунном свете огромный клюв вожака…