Салат из креветок с убийством - Песах Амнуэль

— Конечно, — пожал плечами Беркович, — я обратил на это внимание. Ну и что это нам дает? Не мог адвокат вылить ром — пили они на глазах у всех гостей.

— А подсыпать яд в бокал Хаузера?

— Исключено. Было три свидетеля.

— А в бутылку?

— Наверно, — пожал плечами Беркович. — Но ведь из нее и сам Цингер пил тоже…

— Почему, кстати, не пили остальные?

— А многие в Израиле любит крепкие напитки? Хаузер почему-то предпочитал ром, Цингер же пил за компанию, хотя, по словам свидетелей, не проявлял особой радости.

— Ты проверял этого Цингера? — спросил Хан. — Я имею в виду: вне связи с Хаузером он какие напитки предпочитает?

— Крепкие, — сказал Беркович. — Обычно он пьет водку, у него много “русских” клиентов, но от рома, виски и даже чачи тоже не отказывается.

— Значит, и отсюда ничего не вытянуть, — вздохнул Хан.

— А что тут можно вытянуть? — удивился Беркович. — Любил Цингер ром или нет, но факт: он пил в тот вечер из одной бутылки с Хаузером. Хаузер умер, а Цингер жив-здоров.

— Насчет жив — согласен, а вот здоров ли? Ты не можешь под каким-нибудь предлогом пригласить адвоката ко мне, чтобы я взял у него анализ крови?

— А повод?

— Придумай что-нибудь. И проверь, кстати, какими болезнями страдает Цингер, у кого лечится и какие препараты принимает.

— Погоди-ка, — забеспокоился Беркович. — Что у тебя на уме? При чем здесь болезни Цингера? Разве есть какая-то болезнь, которая вызывает нечувствительность к мышьяковым соединениям?

— Болезни такой нет, — заявил Хан, — а вот лечение… Короче, ты сделаешь это?

Беркович только кивнул в ответ. Процедура его не вдохновляла, врачи больничных касс, а частные — тем более, не очень охотно делились с полицией сведениями о своих пациентах. Нужно было оформить кучу бумаг, а в результате чаще всего оказывалось, что некто Икс болел ангиной — и что это давало полиции?

Просидев в своем кабинете за телефоном больше часа, Беркович выяснил только, что Цингер страдал аллергией на металлы, в частности, на никель, и по этому поводу лечился у известного гомеопата Ашкенази. Гомеопат на вопросы Берковича отвечать не захотел, мотивируя свой отказ необходимостью сохранения врачебной тайны.

— Какая тайна, доктор, — убеждал собеседника старший инспектор, — когда речь идет об изобличении преступника?

— У вас есть против моего клиента какие-то конкретные улики?

— А вот это уже тайна следствия!

— Значит, мы квиты, — заметил Ашкенази. — У вас своя тайна, у меня своя.

— Если вам есть что скрывать, — заметил Беркович, — значит, у меня есть повод отправиться к прокурору за санкцией. Не думаю, что для вашего бизнеса, доктор, будет хорошо, если я заявлюсь к вам в офис в компании с тремя полицейскими, и мы начнем рыться в вашей картотеке…

— Только не это! — возмутился гомеопат. — Вы мне всю клиентуру распугаете! Ну, хорошо, — сказал он после минутного молчания. — Я вам так скажу: один из методов лечения аллергий делает человека невосприимчивым к отдельным ядам, поскольку они в микродозах входят в состав назначаемых препаратов.

— В том числе и соединения мышьяка?

— В том числе и соединения мышьяка, — повторил Ашкенази.

— Вы сами назначили Цингеру это лечение?

— А кто же еще? — удивился врач. — Впрочем… У меня вот записано, что год назад Цингер жаловался еще и на… Неважно, на что именно, это к делу не относится. И я назначил ему лечение… Да, там есть микродозы мышьяка, и если принимать препарат в течение длительного времени, то может выработаться невосприимчивость к довольно большим дозам. Но я выписал Цингеру только один рецепт, этого мало для того, о чем вы говорите.

— Спасибо, доктор, — от души поблагодарил Беркович и принялся обзванивать гомеопатические аптеки, которых в районе Гуш-Дана оказалось так много, что освободился старший инспектор лишь к концу рабочего дня. С листком бумаги он спустился в лабораторию, надеясь застать Хана на рабочем месте.

— У тебя уставший вид, — констатировал эксперт.

— Зато я все теперь знаю! — воскликнул Беркович. — В течение последнего года Цингер принимал гомеопатический препарат, выработавший у него нечувствительность к соединениям мышьяка. Дозу, которая убила бы любого, он мог спокойно проглотить и почувствовать в худшем случае рези в желудке. И, похоже, рецепты он подделывал, потому что гомеопат выписал ему всего лишь один курс на три месяца!

— Я же говорил! — воскликнул Хан в возбуждении. — Значит, свое преступление он замыслил год назад?

— А может, еще раньше, — кивнул Беркович. — Зарубежные дела Хаузера Цингер вел шесть лет и, должно быть, хорошо преуспел.

— Как ты собираешься его уличить? — деловито осведомился Хан. — Угостишь мышьяком и посмотришь, чем дело кончится?

— Надо бы поступить именно так… — пробормотал Беркович. — Но если я это сделаю, то должности мне не видать, как своих ушей.

— Какой должности? — спросил Хан.

— Да вот ходят слухи, что меня прочат на место майора Зихрони…

— Замечательно! — воскликнул Хан. — Да, ты прав, угощать Цингера мышьяком было бы неосмотрительно. Ничего, я и по составу крови определю, насколько этот тип восприимчив к ядам. Приводи его ко мне, буду рад познакомиться!

— Мотив и способ, — бормотал под нос Беркович, возвращаясь в тот вечер домой. — Как бы теперь заставить этого типа признаться?

Признание, конечно, не королева доказательств, но если улики косвенные, без признания подозреваемого не обойтись.

На следующий день старший инспектор отправился в поликлинику той больничной кассы, членом которой был Цингер, и, дождавшись полудня, когда последний больной вышел из кабинета врача Перельмана, открыл дверь кабинета.

— Полиция? — удивился Перельман. — Что случилось?

— Пара вопросов, доктор, — сказал Беркович, усевшись на стул.

— Если речь пойдет о вопросах, требующих сохранения врачебной тайны… — начал Перельман.

— Какие нынче щепетильные врачи пошли! — воскликнул Беркович. — Говорил я недавно с одним… Впрочем, вы правы, конечно, и о деликатных вещах мы разговаривать не станем. Но ведь анализ крови одного из ваших пациентов не является конфиденциальной информацией?

— Ну… Думаю, нет, хотя, смотря…

— Давно ли Шай Цингер делал последний раз анализ крови, и каким оказался результат?

— Ну, это, конечно… Хотя непонятно, какое дело полиции до анализа крови пациента? Он что, вел машину в нетрезвом виде?

— Нетрезвый вид в некотором смысле имел место, — подтвердил Беркович.

— Но все равно непонятно, при чем… Вот. Последний раз Цингер сдавал кровь полтора года назад. У него нашли аллергию, и больше он у меня не появлялся.