Ключ. Возвращение странницы (сборник) - Патриция Вентворт

– Исключено. Сущий агнец.

– Значим, возвращаемся к Мэдоку – если только разговор не подслушала ты. Больше некому, не так ли?

И тут вдруг у Гарта отвисла челюсть.

– Господи, я и забыл.

Дженис с гневным упрямством вздернула подбородок, глаза у нее сверкнули.

– Вот именно. В Борне телефонная линия общего пользования. Любой из абонентов мог взять трубку и услышать, что́ мистер Харш говорил сэру Джорджу Рэндалу.

– Черт возьми! То есть в деревне только одна линия связи, и всякому, у кого есть телефон, ничего не стоит подслушать чужой разговор?

Дженис кивнула.

– Мисс Мэри Энн Донкастер постоянно этим развлекается, как будто слушает радио. Она всегда была страшно любопытной, а когда у нее отнялись ноги, телефон стал единственной радостью. Сейчас ты, наверное, скажешь, что она и убила мистера Харша?

Гарт быстро ответил:

– Она не выходит из дома, но к ней приходят гости?

– Да. Что ты имеешь в виду?

Он медленно произнес:

– Хотел бы я знать, кто побывал у мисс Донкастер между половиной седьмого и без четверти десять.

Глава 13

Когда они с Дженис вошли в прихожую ровно в половине пятого, гул голосов, доносившихся из гостиной, дал понять, что у мисс Софи собрались гости. Она созвала соседей на чай, прежде чем пригласила Дженис.

Чай пили рано. На столе, застеленном вышитой скатертью, стоял массивный поднос и лежал полный набор столового серебра. Справа, на трехъярусной металлической подставке для пирога, на тарелках вустерского фарфора, лежали микроскопические сандвичи с рыбным паштетом, латуком и листьями настурции, а слева, в плетеной корзинке для выпечки, – имбирное печенье, бисквиты «Мари» и печенье с сухофруктами – сладости военного времени, приготовленные из яичного порошка. Мисс Софи, сидя на стуле с прямой спинкой, с улыбкой смотрела на гостей и разливала великое множество чашек слабо заваренного чая. Гарта и Дженис она встретила с энтузиазмом.

– Вот и вы, дорогие мои! И как раз к чаю – он такой слабый, что ничего страшного, даже если он постоит подольше. Флоренс говорит, мы расходуем гораздо больше нормы, но ведь чай всегда можно разбавить водой, чтобы хватило надолго. Жаль, что так нельзя с яйцами, – было бы очень удобно. Гарт, ты, кажется, незнаком с мистером Ивертоном. У него потрясающие куры – несутся буквально без остановки.

Мистер Ивертон, круглолицый и румяный, поклонился в ответ и заметил:

– Потому что я знаю, как с ними управляться.

Миссис Моттрам, сидя по другую руку от мистера Ивертона, умоляюще произнесла:

– Вот бы вы рассказали, как это делается.

Прежде чем тот успел ответить, вмешалась мисс Софи:

– Миссис Моттрам – мой племянник, майор Олбени.

Она обратила на молодого человека голубые глаза.

– Я так много о вас слышала! Вы, наверное, решили, что мы здесь такие глупые, говорим только о еде, но ведь сейчас так трудно живется… У меня шесть кур, и дай бог одно яйцо в две недели. А мистер Ивертон…

Тот просиял.

– Просто у вас нет системы. Вы думаете, что с курами не нужна система, а потом удивляетесь, отчего куры так беспорядочно несутся. Я скажу: сами виноваты. Курица беспечна, потому что беспечны вы. Подайте ей хороший пример. Горячие отруби не позднее чем в восемь утра… вы это делаете?

Миссис Моттрам взволнованно взглянула на него.

– Нет.

– А почему?

– А нужно?

– Конечно, нужно. Вот что, я запишу вам режим питания. Придерживайтесь его. Через две недели скажете, по-прежнему ли нет яиц.

Они вместе отошли в сторонку. Гарт взял чашку чаю и порцию пирога и перебрался к мисс Донкастер, которая угощалась сандвичем с настурцией, утверждая, что не одобряет подобные вечеринки в военное время. Он присел рядом.

– Очень жаль, что мисс Мэри Энн так сильно больна.

Мисс Люси Эллен взяла следующий сандвич и парировала:

– Она окружена вниманием. Лично я думаю, что это меня нужно пожалеть. Я бегаю вверх-вниз по пять раз в час. Мы превратили ближнюю спальню в гостиную, и сестру привозят туда в кресле из ее комнаты. Она видит всех, кто проходит мимо окон. У нас много гостей – на мой взгляд, слишком много, – и они болтаются туда-сюда по лестнице и тащат в дом уйму грязи. Поскольку у нас только одна служанка, именно мне приходится за ними убирать. Я не присаживаюсь ни на минуту. Кстати, вы приехали надолго? А я и не думала, что вас могут отпустить. Лично я считаю, что сейчас чересчур долгие отпуска. Взять хоть Фредерика Буша – его сын провел дома всю прошлую неделю.

– …а теперь приехал я. Знаю, знаю, мы должны работать день и ночь, обвязав голову мокрым полотенцем. Иногда так и бывает.

– Что-то не верится. Если бы вы работали, дела бы шли на лад. А вы, по-моему, только бездельничаете и попусту болтаете.

Разговор отошел от мисс Мэри Энн, став бессмысленным. Гарт предпринял решительную попытку вернуться к нужной теме.

– Вы говорите, у вашей сестры много гостей? Наверное, она знала и мистера Харша?

Мисс Донкастер фыркнула.

– Если можно так выразиться. Он ведь был поглощен своими экспериментами. Я всегда говорила, что однажды Харш взорвется.

Гарт позволил себе небольшую толику сарказма.

– Вы зря волновались.

Мисс Донкастер взглянула на молодого человека с неприязнью, которую столь красноречиво выражали ее черты – длинный острый нос, красноватые глазки хорька и такие тонкие губы, каких Гарт в жизни не видел. Мисс Донкастер никогда не открывала рот настолько, чтобы были видны зубы, и в деревне ходила легенда, несколько омрачившая Гарту детство. Возможно, борнская молодежь до сих пор в это верила. Легенда гласила, что у мисс Донкастер зубы хорька, и если она застигнет человека в одиночку в сумерках, может случиться что угодно.

– Я не вижу большой разницы между тем, чтобы взлететь на воздух или получить пулю, – ядовито заметила она.

Гарт пытался выяснить, не прослушивала ли мисс Мэри Энн общую линию в половине седьмого во вторник и кто навещал ее в тот вечер, но разговор шел так туго, что он ничего не добился. Мисс Донкастер, судя по всему, питала к Гарту еще большую нелюбовь, чем в пору его юности. Гарт сдался; не имея возможности оставить собеседницу и отойти, он обнаружил, что она решительно не одобряет все население Борна. Единственным человеком, для которого у мисс Донкастер нашлось доброе слово, был мистер Ивертон. Она признала его добродушным, хоть и немедленно оговорилась, что черта между добротой и глупостью весьма тонка. «Если мужчины понимают, как глупо выглядят, когда позволяют молодой дурочке вить из них веревки, то, во всяком случае, они не станут выставлять себя на посмешище». Эта фраза завершилась донельзя выразительным фырканьем.

– Я думаю, ты заметил, как постарела Софи, – продолжила мисс Донкастер.

Гарт удивлялся силе собственного гнева. Отчасти ярость коренилась в тех временах, когда Гарт был испуганным маленьким мальчиком, а тетя Софи – одним из оплотов его мира. Он осторожно и вежливо возразил:

– Честно говоря, на мой взгляд, она ничуть не меняется на протяжении всего времени, что я ее знаю.

Острый носик дернулся. Мисс Донкастер вновь фыркнула.

– Ты не слишком-то наблюдателен. Софи превратилась в развалину…

После чего она немедленно перешла от недопустимо крайних взглядов борнского священника к некомпетентности доктора Эдвардса («Его собственная жена – инвалид, и вряд ли это можно счесть хорошей рекомендацией»), к упадку нравов среди современной молодежи, недвусмысленно приводя в пример миссис Моттрам, а затем к общему неудовлетворительному состоянию всего и вся. Гарт вновь услышал про тройняшек – «верх непредусмотрительности». И про предосудительное поведение юного Подлингтона, который женился на Люси Пинкотт и получил военную медаль, за что – мисс Донкастер не знала, но награда, несомненно, оказала на молодого человека разрушительное воздействие. Приехав домой на побывку, он приветствовал ее на церковном дворе самым неподобающим образом: «Хей, мисс Донкастер, как делишки?» А Люси, повиснув у мужа на руке, так и таращилась, как будто никто на свете раньше не получал медаль. «А теперь, не угодно ли, его вот-вот повысят! Просто ума не приложу, куда катится мир!»

В это мгновение мисс Софи спасла Гарта – она подозвала племянника, чтобы представить доктору Эдвардсу. Краем глаза он увидел, как Дженис протягивает бисквиты мисс Донкастер и немедленно попадает в плен.

Когда чаепитие окончилось, Гарт решил проводить Дженис.

– Я и забыл, какая она мегера, – признался молодой человек. – Интересно, что она теперь говорит о нас?

Дженис, которой строго-настрого велели не приписывать серьезных намерений праздным молодым людям, думающим лишь о развлечениях, прекрасно себе это представляла. Она слегка – и очень мило – покраснела, когда ответила:

– Что я деревенская дурочка, которой вскружили голову, а ты – ловкий обманщик.

Что-то в словах девушки позабавило Гарта – притворно суховатая интонация или нарочито сдержанная искорка. Он расхохотался и сказал: