Крысиная башня - Павел Дартс

— … - долго над Леной будешь издеваться??… — нашла она слова, сразу, как в защиту, переходя на сварливо-бабский тон, — … будешь издеваться??…

Он смотрел на нее молча. Счеты у них были давние. Он ее ненавидел и презирал. Больше презирал, чем ненавидел. Молча, холодно, давно и безнадежно. Если бы он мог, он бы ее убил. Просто чтобы вычеркнуть из жизни раздражающий объект, как выключают злым рывком шнура из розетки доставший радиоприемник. Но он молчал. Потому что она была «сестра жены», и потому что, собственно, все было сказано; отношения раз и навсегда, как он надеялся, выяснены. После того разговора в старой квартире он вообще не сказал ее ни разу резкого или оскорбительного слова. Он вычеркнул ее из списка «родственников». Вообще из «списка» людей, с которыми надо бы поддерживать отношения. Он всячески старался дистанцироваться от нее. Он давно и бескомпромиссно считал ее полной, конченой сволочью. Вернее, даже не сволочью — это было бы для нее слишком почетно. Просто дрянью. Дрянью, глупой бабой, поступившей по своему бабскому, своекорыстному и наглому суждению подло. Но он молчал. Все эти годы. Да, периодически она звонила и попадала на него, тогда приходилось звать жену.

Иногда он натыкался на ее фотографии в старых уже фотоальбомах или в фотоаппарате, который жена брала идя к сестре в гости. Всегда это было неприятно, как нечаянно попасть рукой в чью-то густую скользкую и холодную уже соплю… Да, такой же комок отвращения, почти переходящий в рвоту, подкатывался у него к горлу. Он ее не переносил, он был ею (как он считал) ограблен и унижен. Больше унижен, чем ограблен. А унижения он не прощал никому и никогда. Это жизнь. Сплошь и рядом не мог и не хотел ничего сделать — мы не в вестерне, где злодеев и подлецов наказывают выстрелом из кольта; мы, бл…, цивилизованные люди… Но он все всем помнил — и плохое, и хорошее. Плохое, конечно, как водится, помнилось лучше, чем хорошее…

Жена знала за ним это, и в том числе ЭТО ставила ему «в счет», предъявляя претензии: — Ты злой, ты злопамятный! Ты не умеешь позитивно мыслить, ты не умеешь прощать!

— Да, соглашался он, — я злопамятный. Да, я не умею прощать. И не хочу учиться. Потому что «прощать» — это ставить к стенке у дорожки те же грабли, на которые только что наступил, и они двинули тебя по лбу… — у него всегда было образное мышление, и говорил он так же — образами.

— Ты запиши, запиши и это в свою черную книжечку!! — кричала периодически в ссорах жена. Не было никакой «черной книжечки», это так… тоже образ. Но он кивал — «Запишу, уже записал, ты же знаешь — у меня не пропадет!»

Эти злые пикировки раз за разом счищали глянец с семейных отношений, как он их понимал, обнажали трещины…

Он считал, что забывать зло — такая же глупость, как ходить с завязанными глазами по минному полю. Раньше с женой у них были на эту тему целые дискуссии — насчет «прощать, входить в положение, понимать» — и «помнить вечно все зло». Ничего путного из этих дискуссий не получалось — все кончалось банальнейшими разборками, как всегда… Он пытался анализировать — почему? Просто они говорили на разных языках, не понимая друг друга. Это тоже стало проблемой, после того, как жена с прежней «должности бухгалтера» вошла в бизнес на равных правах, а особенно когда стала в нем и играть ведущую роль. Больше всего его подбешивала ее манера мешать в бизнес личные отношения.

— Ты пойми — суть бизнеса в получении прибыли! — такие были у них дебаты, когда он еще пытался что-то изменить, что-то спасти, переделать… Собственно, поначалу он даже гордился женой, такой деловой и «сильной», как она казалась, — пока он не понял, что и эта «деловизна», и кажущаяся, ненастоящая сила — лишь драпировка ее понтов, ее желания быть «ведущей» и быть «независимой»…

— Суть бизнеса — прибыль! Прибыль! Не благотворительность суть бизнеса, и не понты! Это, то что ты сейчас делаешь — это имитация бизнеса, а не бизнес! Бизнес — равен количеству прибыли, только! Это не хорошо и не плохо — это просто так есть! Бизнес — ведется для прибыли; и уже потом, если есть прибыль, ее можно тратить, в том числе и на благотворительность, — но нельзя заниматься благотворительностью, думая что делаешь бизнес, добра из этого не получится! — это после очередной ее «командирской выходки», когда она, не посоветовавшись с ним, пыталась поставить свою сестру директором небольшого филиала их тогда еще общей кометическо-парфюмерной фирмы.

Ничего из ее потуг тогда так и не вышло, как он и предсказывал, — но она, жена, никогда не признавала свою неправоту… Больше того, как-то так всегда получалось, что когда он оказывался прав в деловых вопросах — ее это бесило, хотя она и не подавала вида, и толкало в следующий же раз обязательно поступить посвоему… Он видел это. Он это, как обычно, анализировал. Но ничего уже не мог сделать — они удалялись друг от друга как супруги, как люди верящие друг другу и полагающиеся друг на друга; и чистый свет доверия стали заменять им мелкие придирки, амбиции, грязь недосказанности… Нет, не так он представлял семью. Но слишком давно он себя обманывал — ничего уже нельзя было поправить. Да, собственно, и с самого начала… С самого начала он себя обманывал — теперь он это понимал совершенно точно.

Идиотские, совершенно бессмысленные дебаты о сути вещей…

— Нет мужской и женской логики, нет! Логика — как арифметика, или она есть, или ее нет. Не бывает женской арифметики! Дважды два всегда четыре — и у мужчин и у женщин, у коммунистов и у фашистов! И потому ТАК нельзя делать!

— Ты мешаешь в кучу то, что несопоставимо, — причем тут арифметика?? Есть женская логика — ты просто не хочешь это признать! Тебе — лишь бы настоять на своем!

— Да причем тут «настоять»! Это же не логично! Это не будет работать, это не рационально — ты пойми!

— А я считаю, что это — будет работать! Почему ты ПОСТОЯННО считаешь, что я неправа??

— Да не считаю я постоянно!.. Но у меня есть опыт. Я в этой каше с 90-х. А ты…

— Нашел чем гордиться! А у меня есть понимание! Я…

Это было постоянное оппонирование жены любой его подаче. Все это постепенно окончательно убило семью. Нет — не бизнес убил. Семья умирала, несмотря на его попытки спасти ее. Общий бизнес лишь был обостряющим фактором. Жена «дралась» за каждый миллиметр «самостоятельности» в бизнесе, и когда, наконец, «отвоевала» право единолично и полноправно принимать решения, а он полностью сосредоточился чисто на технических вопросах, — бизнес, как и ожидалось, стал хромать и спотыкаться…

Он уже не удивлялся тому, что и в этом он оказался виноват:

— Я вынуждена принимать решения за тебя!!