Дневники преступной памяти - Галина Владимировна Романова

То, что она пыталась влезть в его компьютер, еще больше его разозлило и даже напугало.

Что он знает об этой женщине, кроме ее рассказов?! Она наговорила ему всякой чепухи о себе. Выставила невинной жертвой. А так ли это?!

– Вас не учили, что трогать чужие вещи нельзя? – сузил глаза до щелок Воронков. – Не рассказывали, что это неприлично?

– Простите. – Она закусила нижнюю губу, которая тряслась. Тут же попыталась ему обезоруживающе улыбнуться. – Но то, что вы пишете, мне понравилось. Честно! Это так искренне. Так мило.

– То, что я пишу, не может нравиться. Это бездарная графомания, – почти возмутился он такой неискренности. – А то, что вы мне сейчас льстите и врете, только усугубляет ситуацию.

Он наклонился к ящикам стола, бегло все осмотрел. Ничего не пропало. Все лежало аккуратно, она не рылась. Он задвинул ящики. Закрыл дверцы и повернул ключи сначала слева. Потом справа. Ключи вытащил и спрятал в заднем кармане штанов. Следующая мысль, что настигла, почти его парализовала.

Он только неделю назад переложил из левой тумбы коробку с газовым пистолетом и патроны. Купил себе сейф на распродаже по случаю, не очень дорогой, но надежный. Вмонтировал его в одежный шкаф в своей спальне. И переложил туда оружие с патронами, скромный запас наличности и дорогую печатку, доставшуюся ему в наследство вместе с секретером. Она ведь тоже хранилась в столе до поры до времени.

И что было бы, не купи он сейф?! Эта женщина могла его встретить не со стопкой его ужасных стихов в руках, а с его пистолетом, направленным ему в грудь!

Ужас какой! Она опасна! От нее надо немедленно избавляться.

– Вам надо собрать вещи, Варвара, и покинуть этот дом, – занял позицию у входа Воронков. – Немедленно!

– Да… Наверное, так будет лучше… Для всех, – добавила она после непродолжительной паузы.

И снова ему будто нанесли незаслуженное личное оскорбление.

Что значит – для всех? Минуточку! Позвольте! Ей-то уж точно не будет хорошо одной в огромном городе, который стал для нее враждебен.

Дочку ее муж переправил за границу. Она об этом узнала, позвонив ему ночью с таксофона, до которого ее Воронков, как старый дурак, вызвался сопроводить. При этом телефонном звонке супруг страшно орал на нее, просил больше никогда не звонить и не втягивать его и Леру в свой «блудняк». Так и сказал. Воронков отчетливо слышал. И теперь он, как никто, понимал, что имел в виду бывший муж Варвары.

Она опасна! И безмозгла!

Эти слова Сергей Сергеевич тоже слышал из уст ее мужа. Тот страшно надрывался, невзирая на позднее время суток. Так Воронков – старый дурак – не внял тогда. А послушно проводил Цареву до другого таксофона, с которого она снова кому-то звонила. Говорила очень тихо и даже всхлипывала. Подслушать он не сумел. Кому она звонила, осталось для него загадкой. Но говорила довольно долго. Он даже немного продрог, выйдя на улицу в одной джинсовой рубашке и тонких спортивных штанах.

Он так крепко задумался, что не заметил, как она собралась. Быстро, без лишней суеты. К своему тонкому трикотажному костюму из футболки и легинсов добавила лишь ветровку.

– Я готова, провожайте. Можете обыскать, я ничего у вас не украла, – проговорила Варвара, глядя в пол.

Он посторонился, пропуская ее в прихожую. Хотел было сказать, что красть у него особо нечего. Все, что можно было, хранилось в сейфе и на банковских счетах. Сделать копию с его ключей, как некто делал с жертвами убийства, в причастности к которому ее пытались обвинить, Варвара не смогла бы никак. Он никогда при ней их не разбрасывал. Они всегда у него хранились при себе – в кармане любых штанов, в которых он был.

А то, что она украла у него спокойствие, внесла смуту в его размеренную, налаженную жизнь…

Сам виноват. Возомнил себя на старости лет не пойми кем! Купился на прекрасный образ.

К слову, Варваре было посвящено множество его утренних рифм. Может, и не совсем благозвучных, но искренних, порой и страстных. Может, над этим она потешалась?

От этой внезапной мысли сердце Воронкова забилось чаще. Душа утонула в обиде. И он даже не кивнул ей на прощание, выпроваживая за дверь.

Все! Конец истории! И со стихами надо завязывать, пока они не попали еще в чьи-нибудь руки. Он проверил свои замки с ключами. Нет, не было никаких следов специального пластилина, о котором рассказывала Варвара. Она не делала копий с его ключей.

Немного позабытой за время пребывания в его доме гостьи шаркающей походкой Воронков Сергей Сергеевич отправился в кухню. Там он долго и тщательно перемалывал кофе. Засыпал его в турку, залил кипяченой водой комнатной температуры. И поставил на огонь. И пока кофе варился, он крепко задумался.

Жалеет ли он о том, что сделал? Поверил незнакомке, привел ее в дом, раскрыл ей душу. Имел ли он право так поступать с собой? Подвергать свою жизнь опасности, лишать себя привычного комфорта.

Долго думал, мысленно споря с собой. И, подхватив турку с огня в тот самый критический момент, когда кофейная пенка вот-вот готова была поползти по стенкам турки на плиту, Воронков понял, что все сделал правильно. Он давно уже не совершал никакого безрассудства. Жил скучно и постно. В его жизни не было ничего интересного. И опасного – да. Может, потому и стихи у него выходили дурными?

Не усаживаясь за обеденный стол, он выпил чашку крепчайшего горячего кофе и тут же направился в свой кабинет.

Рифмы! Они рождались сами собой в его голове. Вернулись обновленными, красивыми, крепкими, как его утренний кофе. И еще они стали другими. Не было в его сегодняшних стихах ни грамма стариковской ностальгии. В стихах загорелся огонь, на каждом шагу подстерегала опасность, и еще…

И еще, в некоторые строки просачивалась легкая грусть по невозможно красивой женщине. Она несла в себе тайну, она сеяла тревогу. Близость с ней грозила опасностью. Но все же Воронков был рад, что это в его жизни случилось.

Так он думал целых два часа. И даже ловил себя на том, что улыбается легко и беззаботно. Опасное приключение, закончившееся так своевременно, вскружило ему голову. И он даже начал подумывать о том, чтобы принять предложение соседки со второго этажа – пойти вечером как-нибудь прогуляться. Женщина, конечно, была старше Варвары. И по красоте и стати в подметки ей не годилась. Но она казалась приятной и внешне, и в общении. И выглядела спокойной, уверенной в себе. У нее не имелось стада детей и внуков. Она жила одна. И уже очень давно навязывала Сергею Сергеевичу себя. Он стеснялся и все отмахивался. А теперь вот он готов. И к легким отношениям, и даже к флирту. Он поверил в себя!

Сергей Сергеевич принялся напевать что-то старинное и бравурное. Даже залез в одежный шкаф, где перетряхнул все свои одежные залежи. Примерял, потешался над собой в старинных немодных одеждах. Сворачивал и складывал на кровать. Этому больше не будет места на полках его шкафа. Он вот прямо сегодня пойдет и купит себе что-нибудь современное и демократичное. И позвонит в дверь на втором этаже. И пригласит даму на прогулку. И потом…

Он настолько разошелся в своих мечтах о том, чем может закончиться эта прогулка, что даже принялся тихонько посмеиваться. И все это продолжалось до тех самых пор, пока в его дверь кто-то не позвонил.

Ожидая увидеть на лестничной клетке вернувшуюся Варвару Цареву – в слезах, со склоненной, повинной головой, – Сергей Сергеевич так разнервничался, что пошел к двери в чем был: в летних трикотажных шортах до колена и черном смокинге.

Что ей нужно? Зачем она вернулась? Он же ясно дал ей понять, что у них нет будущего! Что он не готов нести груз ее проблем, помогать женщине, шарящей в чужих ящиках письменного стола.

– Простите, но… – С такими словами он распахнул дверь и мгновенно умолк.

На пороге стоял высокий стройный малый – не молодой и не старый. В черных джинсах и черной ветровке. Симпатичное лицо. В волосах седина. Рот кривится в странной ухмылке. На темечке солнцезащитные очки, что показалось Воронкову