Журнал «Вокруг Света» №02 за 1989 год - Вокруг Света

II. Определила: Вернуть в Адмиралтейский Департамент все бумаги, дабы благоволил Он по проекту о предохранении Петербурга от наводнения произвести опыт по своему распоряжению, а Исполнительной экспедиции дать Указ с приложением копии мнения Захарова и все необходимое, как-то «масло» и прочее. Но если потребности в сем превысят сумму в 200 рублей, то для испрошения о сем дальнейшего разрешения представление дать в Коллегию.

Верно: Столоначальник 3-го стола. № 4670, 30 апреля 1825 г.».

Из бумаг сочинителя проекта Никольский вытащил прекрасно исполненную карту Финского залива и стал рассматривать «точки вылития масла». Он не был моряком, но в Петергофе и Кронштадте бывал. Глядя на карту, он пытался представить, как некто выливает масло в воду из бочонков. А бочонки, указывает сочинитель, должны быть устроены так, чтоб масло лилось тихо, дабы не издерживали оного напрасно и преждевременно...

— Тьфу ты, господи, да что за напасть.— Никольский встал. Слуги уже водрузили большой дымящийся самовар на стол, и советники приступили к чаю. Никольский подумал о том, что все поручит секретарю по части копиистской, а сам поутру отправится по-приятельски с Гавриилом Андреевичем Сарычевым в его имение в Борках. И будут ехать они левым берегом Невы и любоваться белым ладожским льдом, заполнившим реку, думая о переполохе, что зададут домашним по приезде...

Через полчаса Никольский читал решение Департамента:

«— Произвести по возможности опыт над действием масла при имеющей случиться впредь прибыли воды на 6 футов и больше выше ординарной.

— В морской акватории масло выливать по приказу Главного Командира Кронштадтского порта господина Моллера 1-го по зависящим от него распоряжениям.

— С Канонерского острова выливать по распоряжению Артиллерийской экспедиции.

— С последних двух пунктов в городе выливать Исполнительной Комиссии...»

Никольский сделал паузу. Советники молчали. Кто-то потянулся к чаю, Крузенштерн неохотно промолвил:

— Как понимать «по возможности»? Дабы проверить действие, надо дождаться подъема воды. А это бывает после кампании, когда корабли на зимовку поставлены, окромя брандвахтенных.

— Господа Совет,— Головнин поднялся и подошел к Ивану Федоровичу Крузенштерну,— как-то, будучи в заточении на «Диане» у англичан, подумал я, что книг, носимых мне с берега, предостаточно. И не пора ли сделать собрание разных мыслей, могущих оказаться полезными. Из этих записок большого труда не вышло, но вот к случаю прочитаю. А впрочем, пусть лучше прочитает Петр Иванович Рикорд. Он мой соплаватель по «Диане», а тут грешным делом козлом отпущения становится...

Почетный член Департамента капитан-командор Рикорд недавно вернулся с Камчатки и теперь был назначен капитаном над Кронштадтским портом. Он понимал, что весь маскарад с опытом над пролитием масла достанется ему. Записи, что передал сейчас его прежний командир, были ему знакомы. Кажется, вот эта, из Экклезиаста, прояснит знаменательное «по возможности».

«...Не проворным достанется успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб; и не у радушных — богатство, и не искусным — благорасположение, но время и случай для всех их...»

— Браво, Петр Иванович! — Крузенштерн подошел к Рикорду.— Полагаю, что эта философия на час. Зная таланты ваши, думаю, дело как-то образуется.

— Выходит — вылазит,— только и ответил Рикорд. Советники рассмеялись, ибо поговорку эту Петра Ивановича знали чуть ли не все на флоте.

— Впрочем,— продолжил Рикорд,— я имею честь пригласить всех здесь присутствующих ко мне на дачу в Полюстрово в день святого Николая. Кроме того, хочу показать господину Бестужеву камчатские диковинки. Не в музее ли им место?..

Так или примерно так оканчивалось каждое собрание в Департаменте. Никольский терпеливо ждал, чтобы прочитать последние строки решения.

«О действиях выливающих. При поливе наблюдать;

— Какое количество масла на какое расстояние распределяется

— Какое действие производит

— Замечать направление и силу ветра в опыте до и после

— После опыта вышеозначенное вместе с бумагами к проекту препроводить в Департамент нарочным без промедления».

Итак, решение Департамента отправлялось в Коллегию, чтобы оттуда возвратиться в виде указа. Кроме того, копии всех бумаг: проект со схемами, отзыв Захарова и прочее отсылались «для сведения» командиру Ревельского порта, знаменитому вице-адмиралу Сенявину и в Свеаборг тамошнему командиру Шельтингу...

Май — месяц особенный для северной столицы. Не считая церковных, в нем много примечательных дат, начиная с 8 мая 1713 года, когда Петербург стал столицей империи. Далее, 9 мая, следовал знаменитый Никола — покровитель русских моряков. Неведомо какими путями переплелась судьба священнослужителя древней Ликии из XI века с благополучием российских мореходов. Но это так... 16 мая — день основания Петербурга, а 30 мая — день св. Исаакия Далматского. В этот день родился Петр I. Сооружение Исаакиевского собора по проекту, отобранному на большом конкурсе,— еще один, может быть, самый грандиозный памятник основателю города. Говорят, что взметнется он на высоту 300 футов и будет очередным чудом света. А пока к стройке собора на хитроумных катках доставляют массивные глыбы гранита...

У Рикорда на даче советники побывали, подивились на ворота из челюстей кита. Вечером жгли факелы и фальшфейер в честь Чудотворца, а через день в том же составе обсуждал Департамент новые дела, изобретения, проекты уставов, инструкции для кругосветного мореплавателя Врангеля... Жизнь входила в летнюю норму. Эскадра готовилась к выходу в море, сановники двора — к дачному сезону и к обильным празднествам июня: Троица, день св. Духа, день св. Петра и Павла, Иоанна Предтечи, явление иконы Казанской Божьей Матери. В дачный, жаркий в начале лета сезон Петербург погружался в дремоту. Зато пылили тракты и проселки, ведущие к дворцам, поместьям и бесчисленным дачам. «Беговая машина» Адмиралтейства работала вхолостую, потому что в эту пору решительно никого отыскать не удавалось, и курьеры, набегавшись, возвращались ни с чем. Потому и в Коллегии не спешили с созданием указа по маслу. До осенних ветров с наводнениями было еще далеко...

На давно полученную из Департамента бумагу некому было наложить резолюцию. Флагманы — члены Коллегии — появлялись редко и избегали настырных столоначальников. Стол № 3, ведавший делами Департамента, и вовсе осиротел. Столоначальник по случаю женитьбы сына «заболел», и всеми делами заправлял его помощник Стольников. Фамилия обязывала, торчать в присутствии ему сам бог велел... Но в этот день явился к службе в Коллегии директор Морского корпуса контр-адмирал Карцев Петр Кондратьевич. Он был давно стар и болен, но кадет и гардемаринов своих школил изрядно. Он не мешкая поставил резолюцию на поднесенной Стольниковым бумаге: «исполнить по заведенному правилу». Теперь можно было готовить бумагу для Департамента отношением, а для прочих указами...

«В Государственный Адмиралтейский Департамент.

Адмиралтейств-коллегия по выслушании отношения Департамента от 8 мая с/г полагала:

— Дать указ Главному командиру Кронштадтского порта при содействии Департамента произвести опыт и уведомить оный от себя, а Коллегии доносить только для сведения...»

Стольников обмакнул перо, стряхнул лишнее и принялся строчить дальше. Иногда он останавливался и пытался понять написанное. Это ему не всегда удавалось.

«Дать (и дан) Указ Главному командиру Кронштадтского порта для зависящего с его стороны по сему распоряжения, а в Адмиралтейский Департамент сообщить, чтоб благоволил впредь по сему предмету сноситься в чем признает нужным прямо от себя, как с Главным командиром Кронштадтского порта, так и с Экспедициями Исполнительною и Артиллерийскою...»

Стольников вздохнул и посмотрел в широкое окно. Там от Галерного двора Адмиралтейства под крики и пушечную пальбу выкатился на невский простор очередной линейный корабль «Гангут». Стольников оглядел спины копиистов и украсил самый конец страницы длинным автографом...

На борту парохода «Скорый». 1 августа

Штурман 12-го класса Калимов, управляющий плавучим маяком «Пегас», вышел на Галерный двор Адмиралтейства. За ним, сгибаясь под тяжестью мешков и бочонков с постным маслом, тянулись его матросы. Казенный пароход Адмиралтейства дымил ярко сверкающей медной трубой. Калимов знал, что пороховому и всякому горючему грузу не место на огнедышащем пароходе. Но замешкаться с доставкой пакета из Коллегии никак нельзя. К тому же и груз был срочный. Потому и отказался штурман от телеги, предложенной адмиралтейским интендантом.

Каждый год в конце лета, когда сумрак петербургских ночей сгущался уже до черноты, на подходах к Кронштадту ставился плавучий маяк «для сжения огней». Потому командир плавмаяка получал в Артиллерийской и Хозяйственной экспедициях разные фальшфейеры и смоляные факелы, а также керосин для ламп. Факелы на маяке зажигают в ветреную ночь, в штиль же вздувают лампы, а фальшфейеры жгут по особому случаю, когда какой-нибудь заблудший шкипер упрямо полезет прямо на «Пегас», стоящий у самой кромки Английской отмели. Когда с форта Кроншлот рявкает «зоревая» пушка (Зоревая пушка — сигнальный выстрел пушки в форту Кроншлот в моменты восхода и захода солнца в период навигации (с конца апреля по конец ноября). По этому сигналу на башне форта поднимался и спускался кейзер-флаг — крепостной флаг.) , факелы и лампы гасят. И так до самого ледостава. Служба тихая, спокойная. На зимний отстой «Пегас» отводили в Рамбов (Рамбов — простонародное название города Ораниенбаума.) , а у Калимова начиналась спокойная семейная жизнь...