Детонепробиваемая - Эмили Гиффин

– Прекрасно.

– Как работа?

Говорю, что отлично, и по мере его понуканий рассказываю о последних книгах, которыми занимаюсь, и о нескольких, которые пытаюсь приобрести. Знаю, что Бен гордится всем, чего я достигла в издательстве, и не могу не поделиться с ним некоторыми подробностями. Интересно, как скоро пропадет желание рассказывать ему свои истории?

– А как твоя работа?

– Нормально. По-прежнему.

– Семья?

– Прекрасно. Хорошо.

– Ты уже им сказал?

– Сказал что?

– Ну, Бен, даже не знаю. О твоей новой рубашке?

– Не понимаю, что конкретно ты имела в виду.

– Конкретно? А наше расставание, которое происходит здесь и сейчас, достаточно конкретно? – Обрисовываю руками пространство между нами.

– Я упомянул, что у нас проблемы.

– Ты рассказал своим о характере наших «проблем»?

Бен кивает.

– И теперь они думают, что я холодная стерва?

– Никто не думает о тебе ничего плохого, Клаудия.

Я перевожу взгляд на меню, поднимаю брови и бормочу, что очень в этом сомневаюсь.

Он игнорирует мое замечание и спрашивает:

– Ты сказала родителям?

– Нет. Еще нет.

Бен не выглядит удивленным. Знает, что я не общаюсь с матерью и не хочу расстраивать отца.

– А сестрам?

– Нет. Только Джесс. И Майклу.

– Энни?

Качаю головой.

– Нет. А зачем? Ты разговаривал с Рэем?

– Перекинулись парой слов.

Хочу спросить Бена, что именно он рассказал Рэю, но решаю, что не надо. Могу себе представить. И также догадываюсь, что новоиспеченный отец ему ответил. Это подтверждает мой тезис о том, что люди ищут далеко не любого совета. Они спрашивают мнение только тех, кто отразит их собственные побуждения. Предложит им то, что они и так собирались сделать.

Подошедшая официантка принимает у нас заказ. Мы не обсуждали заранее, кому что по вкусу, однако оба выбрали лосося. Мы не привыкли дублировать блюда и раньше предпочитали заказать два разных и съесть каждого по половине. Ясно, что то время прошло.

– Итак…

– Итак, – подхватывает Бен. – Что дальше?

Можно подумать, он говорит о логистике, а не о наших отношениях. Они закончились, и мы оба это знаем. Я передаю Бену составленные Ниной документы со словами:

– В Нью-Йорке все довольно стандартно, если речь о неоспариваемых разводах.

Бен берет бумаги и бегло просматривает. Листает страницу за страницей, пока не доходит до той части, где обсуждается раздел имущества.

– Я хочу только диски, – подытоживаю для него я.

Он удивленно смотрит на меня:

– Это все, чего ты хочешь? Диски?

– Ага. Хочу только нашу музыку, – говорю я и в душе клянусь, что в последний раз произнесла «нашу». – Ты не против?

– Конечно, Клаудия. Музыка твоя.

– Даже весь Джеймс Макмертри? – спрашиваю с надеждой, что он будет упираться или по крайней мере расстроится. У Бена есть свои любимые группы, у меня тоже, но как у пары Джеймс Макмертри наш номер один. Может быть, потому что мы открыли его и влюбились в его музыку вместе. Я вижу, что грудная клетка Бена немного приподнялась – он вдыхает. Затем выдыхает и смотрит на меня. Надеюсь, он думает о последнем лете, когда мы летали в Остин, чтобы вживую увидеть выступление Джеймса в клубе «Континенталь»… О том, как мы выпили слишком много пива и обнимали друг друга, впитывая мучительные строки Джеймса.

– Конечно. Даже Джеймс, – грустно кивает Бен, и я мысленно помечаю себе, что нужно оставить один диск в квартире будто бы по недосмотру. Я провернула похожий трюк, когда расставалась с Полом, моим парнем в колледже. Было много причин для нашего разрыва, и первая среди них – географическая несовместимость. Я хотела жить в Нью-Йорке, а он – где угодно, только не там. Во мне теплилась надежда, что он передумает, поэтому я разработала стратегию для увеличения шансов. Так что, собрав все свои вещи, накопившиеся в его квартире за целый год, я засунула в ящик комода одну карту «уно», потому что мы с Полом частенько играли в «уно» и вели текущий счет в трехзначных числах.  Карта была красным «разворотом», меняющим направление передачи хода на противоположное, что, как я думала, достаточно символично. Я надеялась, что Пол найдет карту, сильно пожалеет, что отпустил меня, и до того захочет все вернуть, что оставит Денвер и переедет со мной в Нью-Йорк. Может, он даже прикрепил ту карту к зеркалу и смотрел на нее каждое утро во время бритья, думая обо мне и о том, как могло бы быть.

Я пытаюсь представить выражение лица Бена, когда ему попадется один из наших дисков с Макмертри. Воображаю, как он вставляет диск в стереопроигрыватель, слушает одну из наших песен и проклинает себя за то, что выбрал ребенка, а не меня.

– Клаудия? – прерывает Бен мои мысли. – О чем ты думаешь? – мягко спрашивает он.

– Ты знаешь.

Я качаю головой – снова накатывает грусть. Приходится сдерживаться, чтобы не заплакать.

– Да, знаю. Отстой.

Киваю и оглядываюсь на пару за соседним столиком; похоже, у них первое свидание. Уселись сразу после нас, и я заметила, как парень отодвинул для спутницы стул. Они молодые и нетерпеливые, со всеми подобающими улыбками и идеальными манерами за столом. У них хорошее начало, счастливое и полное надежд.

Мотнув головой в их сторону, я говорю:

– Посмотри на них. Первое свидание?

Бен слегка поворачивается на стуле, секунду изучает соседей и подводит итог:

– Ага. Максимум второе. Готов поспорить, они еще даже не целовались.

– Может быть, этим вечером…

– Да. Может быть.

– Как жаль, что не могу попасть в будущее и увидеть, чем все закончится, – язвлю я.

Бен косится на меня и качает головой.

– Ты всегда была циничной.

– Понимай как хочешь.

– Может, они будут жить долго и счастливо.

– Ага. И заведут двух детей. Двух целых и две десятые.

– Или хотя бы одного ребенка, – вздыхает Бен.

Я позволяю ему оставить за собой последнее слово и — к счастью, вскоре — принесенный счет.

Глава 7

Иногда я задаюсь вопросом, не делаю ли ошибку, позволяя Бену уйти насовсем. Говорю себе, что сомнения в правильности сделанного выбора неизбежны всегда. Любое жизненно важное решение, по крайней мере такое, которому есть альтернативы, неизбежно влечет за собой непростые последствия. Тревога – просто знак того, что данное решение воспринимается всерьёз.

В этом смысле развод с Беном вызывает у меня те же чувства, что возникали и при заключении брака с ним. Тогда я тоже была уверена, что поступаю правильно, но не могла уберечься от беспокойства, которое не давало заснуть ночью даже после нескольких глотков «колдрекса». В те дни перед свадьбой я знала, что любовь к Бену – самое настоящее чувство из всех, что я в жизни испытывала, но всё равно беспокоилась, не ждет ли меня впереди разочарование. Помню, однажды ночью я смотрела на спящего Бена и боялась, что когда-нибудь его подведу. Или он подведёт меня. Что по какой-то причине у нас ничего не получится, и впоследствии я оглянусь назад и задамся вопросом: «Как я могла быть настолько глупой? Как могла не заметить, что это произойдет?» Конечно же, именно это сейчас и происходит.

Теперь, когда Бен ускользает от меня, появляется неприятное предвидение, что когда-нибудь я оглянусь уже на эту развилку и расценю ее как самую большую ошибку в жизни.

При таком шатком душевном состоянии я очень беспокоюсь, что всё станет известно моей чересчур прямолинейной семье. Я ничего не говорю родным и несколько недель стараюсь с ними не встречаться, до самого шестого дня рождения моей племянницы Зои, когда отвертеться уже не удается.

Утром я сажусь на поезд до Бронксвилля, где находится дом Мауры, и смотрю в окно на пейзаж, который выучила наизусть. Я позволяю себе слушать на айподе только весёлые песни и на всякий случай перематываю те композиции, в которых есть хоть слабый намёк на меланхолию. Самое ужасное, что я могу сделать, – это прийти в дом Мауры с хотя бы намеком на печальный вид. «Я должна быть жёсткой», — внушаю себе, просчитывая стратегию донесения до родственников плохих новостей.

Ко времени прибытия на вокзал я решаю, что расскажу семье о предстоящем разводе после ухода гостей. Тогда уже и Зои отправится возиться с новыми игрушками. Вероятно, было бы не так драматично сообщить новость каждому отдельно по телефону, но зато без предварительного персонального оповещения мне придётся озвучить свою проблему лишь единожды. Образно говоря, я проведу одну пресс-конференцию и отвечу на все вопросы один-единственный раз, а когда больше не смогу выдерживать, поблагодарю семью и удалюсь. Как спортсмен после обидного проигрыша. «Да, я разочарована. Мне плохо из-за того, что я подвела команду и пропустила тот отличный пас во втором тайме. Но я выложилась по полной. И должна двигаться дальше».