"13 подвигов Ерофея" - Евгения Изюмова

- Ну, грозный и могучий гонитель хмурой тёмной тучи. Все совершил я, что ты хотел. А мне пора домой лететь. О, бог, великий из богов, ведь уговор наш был таков, что подвиги я совершу, и ты меня отпустишь. Не так ли? - Ерофей декламировал, стоя перед золотым троном Зевса, взиравшего на него из-под насупленных бровей: ему не хотелось отпускать Ерофея. И потому ответил прозой:

- Не могу. Ты ещё не совершил тринадцать подвигов.

- Как это не совершил? - возмутился стоявший рядом с Ерофеем Гермес.

Зевс пересчитал, старательно загибая пальцы, все подвиги Ерофея:

- О! - обрадовался он. - Только десять!

- А ты разожми кулаки да считай дальше, - сурово посоветовал ему Гермес. - Ну что? Ещё и больше получается. Ведь это именно Ерофей посоветовал в Храме Данаи убивать не старика-жреца, чтоб на его место заступил новый служитель, а тряпичную куклу, и тем обычай соблюсти без всякой крови и жестокости. Не виноваты же старики в своих преклонных летах. И потом, - Гермес хитро прищурился, - не по указке ли Ерофея Гефест изготовил тебе премудрый аппарат, называемый самогонным, а? И теперь Гера не знает, где ты с утра успеваешь напиться в дым, а запасы нектара при том не тронуты?

Зевс засопел, стараясь не смотреть сыну в глаза, потом горестно и укоризненно воскликнул:

- О, Гермес, неужели ты не понимаешь печаль мою? Привык я так, как будто к сыну, к Ерофею…

«А я будто не привык», - подумал сердито Гермес.

- … теперь жалею я, что дал заданий лишь тринадцать. О, мой Гермес, против меня и ты… Он так умён, герой мой юный…

«А я будто сам не знаю», - усмехнулся Ерофей самодовольно.

- … что даже сердце Геры он сумел смягчить, скажи, могу ли я такого отпустить? О, Ерофей, останься! - Зевс плакал, вытирая слезы бородой, и говорил стихами, не стесняясь насмешника Гермеса, он же не ведал, что тайна его давным-давно известна шалопаю-сыну.

- Я не могу, могучий Зевс, поверь, и отпусти меня теперь, как обещал. Я буду помнить о тебе, о Гере, Гебе и Аресе, о друге верном, плуте и повесе, - и Ерофей обнял Гермеса.

«Я тоже не забуду тебя, Ерофей», - откликнулся мысленно товарищ.

- Прости же Зевс, и не сердись, меня забудешь понемногу, а я пошёл готовиться в дорогу. На память вот возьми, - и Ерофей протянул Зевсу свои наручные кварцевые часы, которые исправно даже на Олимпе отсчитывали время.

Зевс до того растрогался, что вскочил с трона и крепко прижал парней к своей груди. Гермес ткнулся лбом в отцовское плечо: не часто суровый громовержец баловал своей лаской сыновей. И никто из них не заметил, как среди парчовых драпировок за троном мелькнуло лицо Геры - она тоже вытирала рукой слезы.

- Ерофей, Е-е-ро-ша-а, - Горюнов открыл глаза и увидел склонённое над собой лицо матери. - Вставай, сынок, пора. Вставай, вставай, лежебока.

Ерофей ошарашенно уставился в низкий потолок, потом внимательно оглядел стены, оклеенные обоями. Всё на месте. Всё привычно. Как оказался он дома? Ведь только что боги обнимали его, только что на его плече лежала рука Гермеса, товарища по приключениям - порой опасным, а порой забавным. Неужто приснилось? Ну, конечно, чего только с перепою не привидится, даже цветные сны, но здорово как - словно в кино побывал.

Ерофей протянул, не глядя, руку, чтобы включить «Сапфир», стоявший в изголовье на журнальном столике, но рука, не найдя привычного предмета, брякнулась о стол. Ерофей подскочил, как ужаленный, и ничего на столике не увидел: ни телевизора, ни своих часов, которые всегда мирно тикали возле него.

- Мама, мам! - заорал Ерофей и ринулся прямо в трусах - обычно Ерофей в таком виде перед матерью не появлялся - на кухню. - Мама, где наш «Сапфир»?

- Как где? Да ты сам его Гермесу отдал в починку. Он вчера заходил, а тебя дома не было.

- Ге… Ге… Гермесу? Какому Гермесу?!

- Да высокий такой, кучерявый, смуглый и красивый. Имя, правда, странное, а так - приличный молодой человек, вежливый. Одет был в спортивный костюм. Он сказал, что познакомился с тобой в студенческом отряде. Да что с тобой? - удивилась мать. - Не проспался, что ли?

- Ах да… Я и забыл, - бормотнул Ерофей и пошёл в свою комнату.

«Интересно, - подумалось ему, - как можно забыть что-то, если даже не знаешь, что? Чертовщина какая-то». И всё равно в голове метались какие-то странные видения: высокая гора, солнце жарит дуриком, но в то же время кожу не палит, громаднейший бык и зелёный, как водоросли, старик с трезубцем, странные корабли, как во времена Синбада-морехода, и даже циклоп привиделся… Ерофей машинально хотел взять и надеть часы, и чуть было опять не бросился на кухню:

- Мама, мам! А, чёрт! Она всё равно не знает, где часы, - Ерофей вовремя затормозил у дверей. Он замотал отчаянно головой, прогоняя наваждение, крепко зажмурился, и вдруг ясно увидел где-то там, в глубине мозга: в большом зале стоят, обнявшись, трое мужчин, и один из них - он сам, а степенный осанистый бородач держит в руке часы Ерофея.

- Мамочка моя! - чуть не взвыл Ерофей. - Выходит, я так вчера нахлестался с ребятами, что незнамо кому отсунул и телевизор, и часы? Вот балда!

- Трижды балда, - насмешливо шепнул кто-то в ухо, и Ерофей сразу всё вспомнил - шалопутного, но весёлого и надёжного Гермеса; его грозного на вид, но все же доброго, родителя Зевса; драчливого большого ребёнка Ареса; надменную, однако сентиментальную Геру; ласковую, светлую, как солнечный лучик, Гебу и всех-всех, кого неожиданно узнал, как ему казалось, во сне.

- Герка, - тоже шепотом позвал Ерофей, - ты где?

Но тихо было в комнате. И Ерофей решил: не умеешь пить - не пей, тогда и сны странные, пусть прекрасные, но всё же сны, не привидятся!

Ноябрь,1994 г.