Отель «Толедо» - Анна Малышева

Познакомились они на Де Лоир два года назад, когда Александра задержалась возле витрины его магазинчика, совсем небольшого. Заказов на часы у художницы на этот раз не было, и она просто любовалась выставленной на полках коллекцией. Когда к ней с улыбкой подошел хозяин, Александра слегка смутилась – ведь она не собиралась ничего приобретать. Но Эльк, тут же представившись и пожав ей руку, и не навязывал ей свой товар. Любопытный и общительный, как большинство амстердамцев, он просто хотел познакомиться и поболтать. Истый уроженец портового города, через переулки которого, как песок через устье песочных часов, день за днем течет пестрая толпа чужеземцев, он интересовался всем и всеми. Узнав, что Александра приехала из Москвы, Эльк восхитился и немедленно пригласил ее выпить чашку кофе. Через час художница знала всю его биографию и пересмотрела все семейные фотографии, которые антиквар носил с собой в портмоне. Эльк был женат на испанке, у них недавно родилась дочь. Также членами семьи, обитающей неподалеку от рынка, в районе Йордана, на Розенграхт, в родовом доме семьи Райнике, были две беспородные собаки, чьи фотографии любовно хранились рядом со снимками жены и ребенка.

Тогда, в кофейне, Александра оставила Эльку свой номер телефона и адрес электронной почты, попросив высылать ей снимки часов, которые можно будет показывать московским коллекционерам, чтобы предложить товар. Два дня спустя, когда она еще была в городе, Эльк позвонил ей и предложил проехаться по вечерним каналам на моторной лодке. Они встретились на Сингеле ближе к закату и больше часа кружили по всем центральным каналам, пока не стемнело и вода между высоких каменных набережных не стала золотой от вечерних огней. Эльк сидел у мотора, на корме, Александра на носу лодки. Когда она оборачивалась, хозяин вопросительно улыбался, словно безмолвно спрашивая, нравится ли ей прогулка. Причалили на Раамграхт, неподалеку от Южной церкви. Там Эльк привязал лодку и повел Александру ужинать. Они уселись на набережной, под оранжевым тентом уличного кафе. На столике горела свеча в стеклянном абажуре, вокруг слышалась разноязычная речь. Здесь ужинали и туристы, которых в апреле было еще немного, и голландцы, которые пришли целыми семьями, со стариками, маленькими детьми и собаками. Эльк, весь вечер бывший очень немногословным, теперь окончательно замолчал. Он смотрел на Александру, словно чего-то ожидая, в стеклах очков отражалось удвоенное пламя свечи, и невозможно было понять выражение его глаз. Была минута, когда Александре вдруг показалось, что цель этой вечерней прогулки не совсем та, какую она предполагала. Собираясь прокатиться по каналам, художница думала, что антиквар с Де Лоир стремится завязать и укрепить деловую связь с новым потенциальным партнером, который может открыть его скромному предприятию выход на московский рынок. Но тогда, на набережной, пока они ждали заказанный ужин, Александра вдруг ощутила повисшее в воздухе напряжение. Сидевший напротив мужчина не сделал ни одного движения, не сказал ни слова, которые можно было истолковать как попытку флирта. То, что внезапно возникло между ними, было куда сильнее и серьезнее. Вокруг по-прежнему звучали голоса, звенели приборы, раздавался детский смех. По каналу с мягким рокотом проходил освещенный изнутри туристический катер, на мосту звенели несущиеся велосипеды. Чайка, упавшая словно из-под самой луны, низко висевшей над городом, спикировала над каналом и с пронзительным воплем унеслась вдаль, туда, где мерцало небо над городским центром. Этот крик заставил Александру вздрогнуть. Эльк встрепенулся и, очнувшись от оцепенения, спросил, не холодно ли ей. Принесли ужин. Угрожающее очарование момента рассеялось, и через минуту они смеялись, с аппетитом ели и говорили о делах.

С тех пор прошло два года. Эльк регулярно писал, как они и договорились в тот вечер, присылал снимки наиболее интересных экземпляров, которыми пополнялась его коллекция. Порой Александра продавала их и получала комиссионные. Эльк торговал честно, и ни разу не возникла потребность в возврате присланной вещи. Александра обязательно получала от него поздравления на Рождество и на Пасху (по католическому календарю), а также на свой день рождения. Все общение шло в самом обыденном ключе и было полно здравого смысла. Они приносили друг другу пользу, каждый относился к партнеру с уважением и симпатией. И все же Александра не забывала той минуты на набережной, когда взгляд сидевшего напротив мужчины вдруг сделался странным, одновременно непроницаемым и очень красноречивым. Каждый раз, видя в почте письмо от Элька, художница ощущала словно укол булавкой в области сердца. И хотя Александра знала, что в письме содержится очередное деловое предложение или поздравление и ничего иного там быть не может, она каждый раз медлила его открывать.

…И вот Эльк стоял в нескольких шагах от нее, продолжая протирать очки, щурясь и пытаясь рассмотреть лица посетительниц. Александра не выдержала и рассмеялась в голос. Мужчина замер, затем торопливо нацепил очки и вскрикнул:

– Вот так-так!

Они пошли навстречу друг другу, протягивая руки для пожатия, но в последний момент антиквар обнял Александру и крепко расцеловал в обе щеки. Затем отстранился, поправляя на переносице очки:

– Это действительно ты!

– Сама не верю, что я здесь!

Художница смеялась, поражаясь тому, насколько рада видеть этого человека. Все черное, тяжелое и гнетущее, что было у нее на сердце в последнее время, внезапно исчезло. И дело было вовсе не в том, что она строила какие-то далеко идущие планы, связанные с часовщиком с Де Лоир. Александра еще два с половиной года назад, после того памятного вечера, твердо решила, что их отношения будут деловыми, дружескими и больше никакими. Слишком страшный шрам оставил на ее жизни первый роман, еще питерской поры – роман с женатым мужчиной, преподавателем Академии художеств, где она училась. И хотя взгляд Элька, в котором она, с его ведома или без, прочитала так много, не стерся в ее памяти, она хранила его без всякой корыстной цели. Так хранят засушенный цветок, камешки с моря или театральный билет.

Тем временем улыбающийся Эльк взглянул на Варвару, которая с кислым лицом драпировалась в палантин, делая вид, что разглядывает что-то на набережной через стекло витрины. Его улыбка погасла, на губах осталась только ее тень. Эльк поздоровался, любезно и безлично. Варвара едва кивнула, всем видом выражая нетерпение и недовольство.

– Ну, мы должны спешить! – бросила она Александре. – Я бы поехала на велосипеде, но ты… Можно, правда, и на трамвае.

Она демонстративно говорила по-русски, подчеркивая тем самым, что информация приватная и касается только их двоих. Александра так же демонстративно ответила по-английски – на этом языке они общались с Эльком:

– В самом деле, почему бы и не на трамвае? Мы едем на аукцион к Бертельсманну, Эльк! Ты как, не собирался туда?

– Собственно, нет… – Он задумчиво провел кончиками пальцев по отсыревшей пряди русых волос, упавшей на лоб. Откинул волосы назад и вопросительно взглянул на Александру: – Ты надолго приехала?

– Боюсь, совсем ненадолго… Может быть, до завтра. И по правде сказать, я тут случайно.

Эльк расстроился так искренне, что сыграть это было невозможно. Александра вновь ощутила горячий укол в сердце. Она с ужасом поняла, что ей очень приятно видеть, как расстраивается из-за ее быстрого отъезда этот мужчина.

– А вы не будете против, если я пойду с вами? – теперь Эльк обращался одновременно к обеим женщинам. – Я не помешаю?

– Аукцион – общественное место, менеер![5] – отрезала на этот раз по-английски Варвара. Пятнами покрылась не только ее шея, но и все лицо, до границы с волосами.

Она была в бешенстве, которое пока приходилось сдерживать. – Вход, правда, платный.

– Думаю, я справлюсь с этим расходом, мевроу! – с преувеличенной любезностью ответил Эльк, и, услышав металл, звякнувший в его голосе, Александра с удивлением поняла, что он умеет злиться.

Художница впервые видела этих людей вместе. В прошлый приезд, встречаясь с Эльком, она успешно избегала контактов с Варварой, а общаясь с бывшей соотечественницей, не пересекалась с владельцем часового магазина. Лишь легкая мимическая судорога, пробежавшая тогда по лицу Элька при упоминании имени Варвары, позволила сделать вывод, что он ее недолюбливает. Варвара же, узнав о том, что Александра установила на Де Лоир новый деловой контакт, презрительно бросила:

– А, этот хромой… Ничтожество. Не понимаю, как он своими часами торгует, он же слепой практически! Однажды навернется на велике в канал, помяни мое слово!

Впрочем, удивляться такому настрою не приходилось. Антиквары, как давно заметила Александра, дружили крайне редко. Их отношения часто носили характер хорошо замаскированной ревности, как у грибников, собирающих грибы в одной роще.